Маленькие женщины, или Детство четырех сестер - Олкотт Луиза Мэй

ГЛАВА XXIII

Тетушка Марч разрешает вопрос

Как пчелы роятся вокруг своей царицы, так и мать с дочерьми увивались вокруг мистера Марча на другой день, пренебрегая всем прочим, чтобы смотреть, слушать и служить приезжему больному, который, таким образом, подвергался опасности задохнуться от ласк. Казалось, нечего было желать для довершения их благополучия, когда он покойно сидел в большом кресле около дивана, на котором полулежала Бетси, окруженный остальными членами семьи, а Анна время от времени просовывала голову в дверь, «чтобы взглянуть на него, на голубчика». Но чего-то недоставало, и старшие чувствовали это, хотя никто не признавался. Мистер и миссис Марч обменивались беспокойными взглядами, следуя глазами за Мегги. На Джо находили внезапные припадки мрачности, и раз её застали показывающую кулак зонтику мистера Брука, забытому в углу прихожей; Мегги была рассеянна, застенчива и молчалива, вздрагивала, когда раздавался звонок, и краснела, когда упоминали имя Джона; Эмми находила, что «все как будто ждут чего-то и не могут успокоиться, что очень странно, так как папа дома», а Бетси невинно недоумевала, отчего соседи не толкутся тут, как обыкновенно.

После полудня Лори прошел мимо и, увидев Мегги у окошка, почувствовал, по-видимому, внезапный прилив мелодраматического вдохновения, так как тут же, на снегу, преклонил колена, принялся колотить себя в грудь и теребить себя за волосы, и с умоляющим видом сжал руки, как бы упрашивая о какой-нибудь милости; а когда Мегги просила его перестать и уйти, он плачевно отер платком воображаемые слезы и, шатаясь, как бы в глубоком отчаянии, скрылся за углом.

— Что ему вздумалось еще — этому гусю? — сказала Мегги, смеясь, с притворным равнодушием.

— Он изображает будущие действия твоего Джона. Трогательно, не правда ли? — отвечала Джо сердито.

— Не называй его моим Джоном, это совершенно неверно и некстати, — но голос Мегги замедлился на этих словах, как будто бы они приятно звучали для нее. — Пожалуйста, не дразни меня, Джо; ведь я тебе говорила, что не очень забочусь о нем, и нечего об этом говорить; будем лучше друзьями и вообще пусть все идет по-прежнему.

— Этого уж не вернешь, потому что многое было сказано, и шалость Лори совсем испортила тебя для меня. Я это вижу, и мама также; ты совсем не похожа на то, что была прежде, а от меня так совсем отдалилась. Я вовсе не намерена тебя дразнить и перенесу все мужественно, но мне бы хотелось, чтобы все было уже решено. Я терпеть не могу ожидания, так что если ты намерена когда-нибудь сделать это, то поторопись и покончи поскорее, — сказала Джо печально.

— Я не могу ничего сказать или сделать, пока он сам не заговорит, а он не станет, потому что папа находит, что я еще слишком молода, — начала Мегги, наклонившись над своей работой с маленькой улыбкой, которая давала ясно понять, что она не вполне соглашалась с мнением отца относительно этого пункта.

— А если бы он заговорил, ты бы наверное не знала, что ему ответить, принялась бы плакать и краснеть или позволила бы ему распоряжаться, вместо того чтобы сказать хорошее, решительное «нет».

— Я вовсе не так наивна и слабохарактерна, как ты думаешь. Я отлично знаю, чтобы я отвечала, потому что я уже заранее сообразила все, чтобы он не застал меня врасплох; никто не знает, что может случиться, а я хотела быть приготовленной ко всему.

Джо не могла удержаться от улыбки при виде значительного выражения, которое невольно приняла Мегги и которое пристало к ней не менее яркого румянца, заигравшего на ее щеках.

— Тебе будет неприятно сказать мне то, что ты ответишь? — спросила Джо с некоторым уважением.

— Нисколько; тебе уже шестнадцать лет, ты достаточно велика, чтобы быть моей поверенной, и со временем моя опытность, может быть, пригодится тебе в твоих собственных подобных делах.

— Я вовсе не намерена заниматься этим; довольно забавно смотреть, как другие влюбляются, но я бы чувствовала себя настоящей дурой, если бы со мной случилось то же, — сказала Джо, начинавшая беспокоиться при одной мысли об этом.

— Я думаю, что нет, если бы ты кого-нибудь сильно любила и он бы любил тебя. — Мегги говорила как будто про себя и взглянула в окно на аллею, где часто видала влюбленных, гулявших в летние сумерки.

— Ты хотела сказать мне, что ты ответишь этому человеку, — сказала Джо, резко прерывая задумчивость сестры.

— О, я просто скажу, совершенно спокойно и решительно: благодарю вас, мистер Брук, вы очень добры, но я совершенно согласна с папой, что я еще слишком молода, чтобы принимать какое-либо обязательство, так что прошу вас не говорить ничего более об этом, и будемте по-прежнему друзьями.

— Гм! Это довольно резко и холодно. Не думаю, чтобы ты когда-нибудь сказала это, и знаю очень хорошо, что он не удовольствуется этим, если ты так скажешь. А если он вздумает действовать на манер отверженных любовников, что в романах, тогда ты скоро уступишь, чтобы не разогорчить его.

— Вот уж нет! Я скажу ему, что я твердо решилась, и с достоинством выйду из комнаты.

Во время этих слов Мегги встала и только что было собралась прорепетировать свой «выход с достоинством», как в передней раздались шаги, заставившие ее опуститься на свой стул, причем она принялась шить, как будто бы ее жизнь зависела именно от окончания этого шва в данный промежуток времени. При этой внезапной перемене Джо заглушила взрыв хохота, и затем, когда некто скромно постучался, она отворила дверь с нахмуренным видом, не предвещавшим особенного гостеприимства.

— С добрым утром, я пришел за моим зонтиком, т. е. собственно затем, чтобы узнать, как чувствует себя сегодня ваш отец, — сказал мистер Брук, немножко сконфузившись и перебегая глазами с одного красноречивого личика на другое.

— Ему совсем хорошо на вешалке, я сейчас вам принесу его и скажу, что вы здесь, — и, достаточно перемешав в своем ответе отца с зонтиком, Джо ускользнула из комнаты, чтобы доставить случай Мегги сказать свою речь и пустить в ход свое достоинство. Но как только она удалилась, Мегги начала пятиться к двери, пробормотав: «Маме будет приятно видеть вас, садитесь, пожалуйста, я сейчас позову её».

— Не уходите: разве вы боитесь меня, Маргарита? — при этом мистер Брук казался таким огорченным, что Мегги усомнилась, уж не сделала ли она чего-нибудь очень резкого. Она вся покраснела вплоть до маленьких завитков на лбу, потому что он никогда еще не называл её Маргаритой, и она очень удивилась тому, как казалось естественным и и приятным слышать свое имя от него. Желая казаться непринужденной и дружественной, она доверчиво протянула руку и сказала с благодарностью:

— Как могу я бояться вас, когда вы были так добры к папе? Я хотела бы только отблагодарить вас за это.

— Сказать вам, как вы можете это сделать? — спросил мистер Брук, удерживая маленькую ручку в своих крупных руках и смотря сверху вниз на Мегги с такой любовью в своих карих глазах, что сердечко ее забилось, и она одновременно почувствовала стремление убежать и остаться тут, слушать его.

— О нет, пожалуйста! Лучше не надо, — сказала она, стараясь высвободить свою руку и действительно испуганная, несмотря на свое отрицание.

— Я не буду огорчать вас; мне только хотелось бы знать, не нравлюсь ли я вам хоть немножко, Мегги; ведь я так люблю вас, дорогая, — прибавил мистер Брук нежно.

Теперь было самое время для спокойной и приличной речи, но Мегги и не подумала произнести ее, она позабыла все слова, опустила головку и отвечала только: «Я не знаю», и притом так тихо, что Джон должен был нагнуться, чтобы уловить глупенький ответ. По-видимому он нашел, что стоило нагибаться, потому что улыбнулся самому себе, как бы вполне удовлетворенный, с благодарностью пожал пухлую ручку и сказал самым убедительным тоном:

— Не попробуете ли вы убедиться в этом? Мне так надо было бы знать это, потому что я не могу хорошенько приняться за работу, пока не узнаю, дождусь ли своей награды под конец.