В описаниях наградить должно средь других людей.
Все хулители говорили мне: "Кто такая та,
О ком плачешь ты?" - и ответил я: "Опишите!" - им.
О жестокость сердца, ты мягкости от боков ее
Научиться можешь, и, может быть, станешь мягче ты"
О эмир, суров красоты надсмотрщик - глаза твои,
И привратник-бровь справедливости не желает знать.
Лгут сказавшие, что красоты все Юсуф [223] взял себе
Сколько Юсуфов в красоте твоей заключается!
Я для джиннов страшен, коль встречу их, но когда с тобой
Повстречаюсь я, то трепещет сердце и страшно мне"
И стараюсь я от тебя уйти, опасаясь глаз
Соглядатаев, но доколе мне принуждать себя?
Черны локоны и чело его красотой блестит,
И прекрасны очи, и стан его прям и гибок так".
И, услышав стихи Маймуны о ее возлюбленном, Дахнаш пришел в великий восторг и до крайности удивился..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто восемьдесят вторая ночь
Когда же настала сто восемьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда ифрит Дахнаш услышал стихи Маймуны, он затрясся от великого восторга и воскликнул: "Поистине, ты хорошо сказала о том, кого ты любишь и прекрасно описала его, и я тоже обязательно не пожалею стараний и, как могу, скажу что-нибудь о моей возлюбленной".
Потом Дахнаш подошел к девушке Будур, поцеловал ее меж глаз и, посмотрев на Маймуну и на Будур, свою возлюбленную, произнес такую касыду (а он сам себя не сознавал):
"За любовь к прекрасной хулят меня и бранят они
Ошибаются, по неведенью ошибаются!
Подари сближенье влюбленному! Ведь поистине,
Если вкусит он расставание, так погибнет он.
Поражен слезами, влюбившись, я, и силен их ток,
И как будто кровь из-под век моих изливается.
Не дивись тому, что испытывал я в любви своей,
Но дивись тому, что был узнан я, когда скрылись вы.
Да лишусь любви я, коль скверное я задумаю!
Пусть любовь наскучит, иль будет сердце неискренно!
И еще слова поэта:
Опустел их стан и жилища их в долине,
И повержен я, и элодей мой удалился.
Я пьян вином любви моей, и пляшет
В глазах слеза под песнь вожака верблюдов.
Я стремлюсь к счастью и близости, и уверен я,
Что блаженство я лишь в Будур найду счастливой.
Не знаю я, на что из трех стану сетовать,
Перечислю я, вот послушай, я считаю:
На глаза ее меченосные иль на стаи ее,
Что копье несет, иль кудрей ее кольчугу.
Она молвила (а я спрашивал о ней всякого,
Кого встречу я из кочевых и оседлых):
"Я в душе твоей, так направь же взор в ее сторону
И найдешь меня", - и ответил я: "Где дух мой?"
Услышав от Дахнаша эти стихи, Маймуна сказала: "Отлично, о Дахнаш, но кто из этих двух лучше?" - "Моя возлюбленная Будур лучше, чем твой возлюбленный", - ответил Дахнаш. И Маймуна воскликнула: "Ты лжешь, проклятый! Нет, мой возлюбленный лучше, чем твоя возлюбленная!" - "Моя возлюбленная лучше", - сказал Дахнаш. И они до тех пор возражали друг другу словами, пока Маймуна не закричала на Дахнаша и не захотела броситься на него.
И Дахнаш смирился перед нею и смягчил свои речи и сказал: "Пусть не будет тяжела для тебя истина! Прекратим твои и мои речи: каждый из нас свидетельствует, что его возлюбленный лучше, и оба мы отворачиваемся от слов другого. Нам нужен кто-нибудь, кто установит между нами решение, и мы положимся на то, что он скажет". - "Я согласна на это", - сказала Маймуна.
А затем она ударила рукой об землю, и оттуда появился ифрит - кривой, горбатый и шелудивый, с глазами, прорезанными на лице вдоль, а на голове у него было семь рогов и четыре пряди волос, которые спускались до пяток. Его руки были как вилы, ноги как мачты, и у него были ногти как когти льва и копыта как у дикого осла. И когда этот ифрит появился и увидал Маймуну, он поцеловал перед ней землю, а потом встал, заложив руки за спину, и спросил: "Что тебе нужно, о госпожа, о дочь царя?" - "О Кашкаш, - сказала она, - я хочу, чтобы ты рассудил меня с этим проклятым Дахнашем".
И затем она рассказала ему всю историю, с начала до конца, и тогда ифрит Кашкаш посмотрел на лицо этого юноши и на лицо той девушки и увидел, что они спят обнявшись и каждый из них положил руку под шею другого, и они сходны по красоте и одинаковы в прелести. И марид Кашкаш посмотрел на них и подивился их красоте и прелести, и, продлив свои взгляды на юношу и девушку, обернулся к Маймуне и произнес такие стихи:
"Посещай любимых, и пусть бранят завистники
Ведь против страсти помочь не может завистливый,
И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,
Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем.
Обнялись они, и покров согласия объемлет их,
А подушку им заменяют плечи и кисти рун"
И когда сердца заключат с любовью союз навек
По холодному люди бьют железу, узнай, тогда,
И когда дружит хоть один с тобой, он прекрасный друг:
Проводи же жизнь ты с подобным другом и счастлив будь.
О хулящие за любовь влюбленных, возможно ли
Исправление тех, у кого душа испорчена?
О владыка мой, милосердый бог, дай нам свидеться
Перед кончиною хоть на день один, на единственный!"
Потом ифрит Кашкаш обратился к Маймуне и Дахнашу и сказал им: "Клянусь Аллахом, если вы хотите истины, то я скажу, что оба они равны по красоте, прелести, блеску и совершенству, и отличить их можно только по полу - мужскому и женскому. Но у меня есть другой способ: разбудим одного из них так, чтобы другой не знал, и тот, кто загорится любовью к своему соседу, будет ниже его по красоте и прелести". - "Это мнение правильное!" - воскликнула Маймуна, а Дахнаш сказал:
"Я согласен на это!"
И тогда Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Замана, и тот вскочил со сна, испуганный..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто восемьдесят третья ночь
Когда же настала сто восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Дахнаш принял образ блохи и укусил Камар-аз-Захана, и тот вскочил со сна испуганный и стал драть ногтями укушенное место на шее, - так сильно оно горело. Он повернулся на бок и увидел, что ктото лежит с ним рядом, и дыхание его ароматнее благоухающего мускуса, а тело его мягче масла, и изумился Этому до пределов изумления.
