А потом он начал раскаиваться, что пришел в эти земли и что он не слушал ничьих слов, и произнес такие стихи:
"Пусть плачут глаза о том, что милую утратил я:
Утешиться трудно мне, и горесть моя сильна.
И чашу превратностей без примеси выпил я,
А кто может сильным быть, утратив возлюбленных?
Постлали ковер упреков меж мной и вами вы;
Скажите, ковер упреков снова когда свернут?
Не спал я, когда вы спали, и утверждали вы,
Что я вас забыл, когда забыл я забвение.
О, сердце, поистине, стремится к сближению,
А вы - мои лекари, от хвори храните вы.
Не видите разве, что разлука со мной творит
Покорен и низким я и тем, кто не низок был.
Скрывал я любовь мою, но страсть выдает ее,
И сердце огнем любви на веки охвачено.
Так сжальтесь же надо мной и смилуйтесь: был всегда
Обетам и клятвам верен в скрытом и тайном я.
Увижу ли я, что дни нас с вами сведут опять?
Вы - сердце мое, и вас лишь любит душа моя.
Болит мое сердце от разлуки! О, если бы
Вы весть сообщили мне о вашей любви теперь!"
А окончив свои стихи, Хасан продолжал идти, пока не вышел за город, и он увидел реку и пошел по берегу, не зная, куда направиться, и вот то, что было с Хасаном.
Что же касается его жены, Манар-ас-Сана, то она пожелала выехать на следующий день после того дня, когда выехала старуха. И когда она собиралась выезжать, вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал землю меж ее руками..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот семнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот семнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Манар-ас-Сана собиралась выезжать, вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал землю меж ее руками и сказал: "О царевна, твой отец, царь величайший, приветствует тебя и зовет тебя к себе". И царевна поднялась и пошла с придворным к отцу, чтобы посмотреть, что ему нужно. И когда отец царевны увидал ее, он посадил ее с собой рядом на престол и сказал: "О дочка, знай, что я видел сегодня ночью сон, и я боюсь из-за него за тебя и боюсь, что постигнет тебя из-за этой поездки долгая забота". - "Почему, о батюшка, и что ты видел во сне?" - спросила царевна.
И ее отец ответил: "Я видел, будто я вошел в сокровищницу и увидел там большие богатства и много драгоценностей и яхонтов, и будто понравились мне во всей сокровищнице среди всех этих драгоценностей только семь зерен, и были они лучшими в сокровищнице. И я выбрал из этих семи камней один - самый маленький из них, но самый красивый и сильнее всех сиявший. И как будто" я взял его в руку, когда мне понравилась его красота, и вышел с ним из сокровищницы. И, выйдя из ее дверей, я разжал руку, радуясь, и стал поворачивать камень, и вдруг прилетела диковинная птица из далеких стран, которая не из птиц нашей страны, и низринулась на меня с неба и, выхватив камешек у меня из руки, положила его обратно на то место, откуда я его принес. И охватила меня забота, грусть и тоска, и я испугался великим испугом, который пробудил меня от сна, и проснулся, печальный, горюя об этом камне. И, пробудившись от сна, я позвал толкователей и разъяснителей и рассказал им мой сон, и они мне сказали: "У тебя семь дочерей, и ты потеряешь младшую и ее отнимут у тебя силой, без твоего согласия". А ты, о дочка, младшая из моих дочерей и самая мне дорогая и драгоценная. И вот ты уезжаешь к твоей сестре, и я не знаю, что у тебя с ней случится. Не уезжай и вернись к себе во дворец".
И когда Манар-ас-Сана услышала слова своего отца, ее сердце затрепетало, и она испугалась за своих детей и склонила на некоторое время голову к земле, а потом она подняла голову к отцу и сказала: "О царь, царица Нур-аль-Худа приготовила для меня угощение, и она ждет моего прибытия с часу на час. Она уже четыре года меня не видала, и если я отложу мое посещение, она на меня рассердится. Самое большее я пробуду у нее месяц времени и вернусь к тебе. Да и кто ступит на нашу землю и достигнет островов Вак и кто может добраться до Белой Земли и до Черной Горы и достигнуть Камфарной Горы и Крепости Птиц? Как он пересечет Долину Птиц, а за ней Долину Зверей, а за ней Долины Джиннов, вступит на наши острова? Если бы вступил на них иноземец, он наверное бы погиб в морях гибели. Успокойся же душою и прохлади глаза о моем путешествии, никто не имеет власти вступить на нашу землю". И она до тех пор старалась смягчить своего отца, пока тот не пожаловал ей разрешения ехать..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот восемнадцатая ночь
Когда же настала восемьсот восемнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Манар-ас-Сана до тех пор старалась смягчить своего отца, пока он не пожаловал ей разрешения ехать, и потом он приказал тысяче всадников отправиться с нею и довести ее до реки, а затей оставаться на месте, пока она не достигнет города своей сестры и не войдет в ее дворец. И он велел им оставаться с нею и взять ее и привести к ее отцу и наказал Манар-ас-Сана побыть у сестры два дня и быстро возвращаться. И царевна ответила: "Слушаю и повинуюсь!" - и поднялась и вышла, и отец ее вышел и простился с нею.
А слова отца оставили след в ее сердце, и она испугалась за своих детей, но нет пользы укрепляться осторожностью против нападения судьбы. И Манар-ас-Сана ускоряла ход в течение трех дней с их ночами и доехала до реки и поставила свои шатры на берегу. А потом она переправилась через реку, вместе с несколькими слугами, приближенными и везирями и, достигнув города царицы Нур-аль-Худа, поднялась во дворец и вошла к ней и увидела, что ее дети плачут около нее и кричат: "Отец наш!" И слезы потекли у нес из глаз, и она заплакала и прижала своих детей к груди и сказала: "Разве вы видели вашего отца? Пусть бы не было той минуты, когда я его покинула, и если бы я знала, что он в обители жизни, я бы вас к нему присела".
И потом она стала плакать о себе и о своем муже, и о том, что ее дети плачут, и произнесла такие стихи:
"Любимые! Несмотря на даль и суровость, я
