Порадуйся же груше ты! Цвет ее
Подобен цвету любящих - бледен оп.
Сочтешь ее за деву в плаще ее,
Лицо свое завесой закрывшую.
И были в этом саду султанийские персики разнообразных цветов, желтые и красные, как сказал о них поэт:
И кажется, что персики в их саду,
Когда румянцем ярким покроются,
Подобны ядрам золота желтого,
Которых кровью алой покрасили.
И был в этом саду зеленый миндаль, очень сладкий, похожий на сердцевину пальмы, а косточка его - под тремя одеждами, творением владыки одаряющего, как сказал поэт:
Одежды есть три на теле нежном и сладостном,
Различен их вид - они владыкой так созданы.
Грозят они смертью телу ночью и каждый день,
Хотя заключенный в них и не совершил греха.
А другой сказал и отличился:
Миндаль ты не видишь разве, коли средь ветвей
Покажет его рука закутавшейся?
Очистив его, мы видим сердце его
С жемчужиной оно схоже в раковине.
Но еще лучше сказал другой:
Зеленый как красив миндаль!
Ведь самый меньший руку нам
Наполнит! Волоски на нем
Как безбородого пушок.
А сердце миндаля найдешь
И парным и единым ты.
И как жемчужина оно,
Что в изумруд заключена.
А другой сказал и отличился:
Подобного глаза мои не видели
Миндалю красой, как распустятся цветы на нем.
Голова его сединой сверкает блестящею,
Когда вырос он, а пушок его еще зелен все.
И был в этом саду боярышник разнообразной окраски, купами и отдельно, и сказал о нем кто-то из описывавших такие стихи:
Взгляни на боярышник, на ветках нанизанный,
Чванливо, как абрикос, гордится он на сучках.
И кажется желтизна его смотрящим подобною
Бубенчикам, вылитым из яркого золота.
А другой сказал и отличился:
Вот сидра дерево блещет
Красой иной каждодневно,
И ягоды между листьев,
Когда предстанут пред взором,
Бубенчики золотые,
Повешенные на ветках.
И были в этом саду померанцы, подобные калгану, и сказал о них поэт, от любви обезумевший:
Он красен, в ладонь размером, горд в красоте своей,
Снаружи его огонь, а внутренность - чистый снег,
Но дивным сочту я снег, не тающий близ огня,
И дивным сочту огонь, в котором нет пламени.
А кто-то сказал и отличился"
Вот дерево померанца. Мнится, плоды его,
Предстанут когда они глазам проницательных,
Ланиты прекрасных жен, убравшихся для красы
В дни праздника и одетых в платья парчовые.
А другой сказал и отличился;
Скажу - померанцев рощи, веет коль ветерок
И ветви под тяжестью плодов изогнулись,
Подобны щекам, красой блестящим, когда в часы
Привета приблизились к ним щеки другие,
А другой сказал и отличился:
Оленя попросили мы: "Опиши
Ты этот сад и в нем померанцы нам".
И молвил он: "Ваш сад - мой лик, а сорвал
Кто померанец, тот сорвал жар огня".
И были в этом саду лимоны, цветом подобные золоту, и спустились они с высочайшего места и свешиваются на ветвях, подобные слиткам золота, и сказал о них порт, безумно влюбленный:
Не видишь ли рощи ты лимонной, что вся в плодах?
Склонились когда, страшна им гибель грозящая.
И кажется нам, когда пронесся в них ветерок,
Что ветви нагружены тростями из золота "
И были в этом саду лимоны с толстой кожей, спускавшиеся с ветвей своих, точно груди девушек, подобных газелям, и был в них предел желания, как сказал о них и отличился поэт:
Прекрасный я увидал лимон средь садов сейчас.
На ветках зеленых, - с девы станом сравню я их.
Когда наклоняет ветер плод, он склоняется,
Как мячик из золота на палке смарагдовой.
И были в этом саду сладкие лимоны с прекрасным запахом, подобные куриным яйцам; и желтизна их - украшение плодов, а запах их несется к срывающему, как сказал кто-то из описывающих:
Не видишь ли лимон - когда явится,
Влечет к себе все очи сияньем
И кажется куриным яйцом он нам,
Испачканным рукою в шафране
И были в этом саду всякие плоды, цветы и зелень и благовонные растения - жасмин, бирючина, перец, лаванда и роза, во всевозможных видах своих, и баранья трава, и мирта, и все цветы полностью, всяких сортов. И это был сад несравненный, и казался он смотрящему уголком райских садов: когда входил в него больной, он выходил оттуда, как ярый лев. И не в силах описать его язык, таковы его чудеса и диковинки, которые найдутся только в райских садах; да и как же нет, если имя его привратника - Ридван! Но все же между этими двумя садами - различие.
И когда дети купцов погуляли по саду, они сели, погуляв и походив, под одним из портиков в саду и посадили Нур-ад-дина посредине портика..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот шестьдесят шестая ночь
Когда же настала восемьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что сыновья купцов, когда сели под портиком, посадили Нур-ад-дина посредине портика на ковре из вышитой кожи, и он облокотился на подушку, набитую перьями страусов, верх которой был из беличьего меха, и ему подали веер из перьев страуса, на котором были написаны такие стихи:
Вот веер навевает ароматы,
Подобные духам, в минуту счастья.
Всегда ведет тот благовонный запах
К лицу того, кто славен, благороден.
А потом юноши сняли бывшие на них тюрбаны и одежды и сели, и начали разговаривать и беседовать, соединяя друг с другом концы слов, и каждый из них вглядывался в Нур-ад-дина и смотрел на красоту его облика. И когда они спокойно просидели некоторое время, приблизился к ним черный раб, на голове которого была кожаная скатерть для кушанья, уставленная сосудами из хрусталя, так как один из сыновей купцов наказал перед уходом в сад своим домашним, чтобы они прислали ее. И было на этой скатерти то, что бегает, и летает, и плавает в морях, - ката, перепелки, птенцы голубей и ягнята и наилучшая рыба. И когда эту скатерть положили перед юношами, они подошли к ней и поели вдоволь, и, окончив есть, они поднялись от трапезы и вымыли руки чистой водой и мылом, надушенным мускусом, а потом обсушили руки платками, шитыми шелком и золотыми нитками. И они подали Нур-ад-дину платок, обшитый каймой червонного золота, и он вытер руки, а потом принесли кофе, и юноши выпили сколько кому требовалось и сели за беседу.
