— Вернёмся домой, Дед!
— Поздно, — ответил Дед, — теперь уже возврата нет.
— Почему нет? — тревожно спросил мальчик.
— Мы уже на войне, — был ответ.
— Какая тихая война! — удивился Серёжа. — Я думал, всё вокруг грохочет, как гром. А на войне даже птицы не поют. Тихо.
— Да уж тихо, — сказал Дед и многозначительно посмотрел на Серёжу.
* * *
День был пасмурный, туманный. И в тревожной тишине мальчик услышал шаги. Негромкие, осторожные, как у охотника, идущего по следу. Серёжа огляделся и увидел солдат. Они шли цепью слева и справа. Он оглянулся— сзади тоже шли солдаты. А потом и впереди из тумана возникла цепь. Их серебристые, влажные от росы шинели то отделялись от тумана, то снова растворялись в нём. Солдат было много, и от их тихих шагов едва заметно вздрагивала земля.
Солдаты держали в руках длинные винтовки с примкнутыми штыками и смотрели вперёд. Серёжу и Деда они не замечали, а может быть, принимали за своих — большой солдат и маленький.
Серёжа посмотрел в лица идущих рядом и удивился. Он думал, что солдаты чужие, незнакомые, а идущие рядом были удивительно похожи на близких людей. И был один солдат похож на соседа Фёдора Фёдоровича, и был другой солдат похож на дядю Валю. А санитарка с красным крестом на брезентовой сумке была так похожа на маму, что Серёжа хотел окликнуть её, но в это время кто-то срывающимся голосом крикнул. «Воздух!»
И все солдаты сразу попадали в траву, залегли… почему-то.
Серёжа вопросительно посмотрел на Деда.
— Ложись! — строго приказал Дед.
— Там грязно, — заупрямился мальчик: он и в самом деле стоял в луже.
В следующее мгновение Дед сильным рывком бросил мальчика на землю и упал с ним рядом.
А в небе раздался надсадный рёв. Он приближался и становился всё сильнее. Казалось, небо стало железным и упало на землю, придавило всех, кто залёг, — даже головы нельзя было поднять.
Послышался грохот, словно кто-то бил по железному небу отбойным молотком.
Пересилив себя, Серёжа оторвался от земли и увидел совсем низко, прямо над собой, жёлтые крылья фашистского самолёта с чёрными крестами. И даже лётчика успел разглядеть фашистского. Он увидел красные огоньки, которые, сливаясь в одну огненную нитку, тянулись к тем, кто залёг на земле.
— Что это, Дед? — крикнул мальчик.
— Пули! — ответил тот и рукой сильней прижал мальчика к земле.
А потом снова стало тихо. Так тихо, что ушам больно…
Серёжа встал, осмотрелся, а солдат не увидел.
— Где солдаты, Дед?
— Полегли, — мрачно ответил он и поправил шинель. — Побил их фашист.
Как появились солдаты из тумана, так и исчезли в тумане. Навсегда. Были — и нет их.
Но не все солдаты полегли. Оставшиеся в живых поднялись, отряхнули с шинелей землю и зашагали дальше тихим, охотничьим шагом. И на их синеватых штыках сверкало восходящее солнце.
А Серёжа стоял рядом с Дедом и внимательно всматривался в лица уходящих в бой и всё искал глазами соседа Фёдора Фёдоровича, и дядю Васю, и санитарку, похожую на маму. Но их не было.
И Серёжа почувствовал, как в сердце образовалась незнакомая пустота, и льдинка страха забилась в нём так сильно, что захотелось плакать. Но он подумал о тех, кто молча погиб от красных трассирующих пуль, и о тех, кто поднялся и не побежал назад, а пошёл в бой, — и не позволил себе заплакать. И долго ещё вспоминал родные лица тех, кто молча шагал рядом с ним.
* * *
Как это случилось? Как произошло?
Вышли они в поле. Дед долго осматривался, что-то прикидывал, потом выбрал место у одинокого развесистого вяза и сказал:
— Здесь будем укрепляться.
— Крепость строить? — спросил мальчик. — А где взять камни?
— Зачем камни? — отозвался солдат. — Нас земля защитит. Четыре стены, а вместо крыши — небо. Окоп называется.
— А если пойдёт дождь? — поинтересовался Серёжа.
— Наденем плащ-палатки. Вот и вся крыша… солдатская. Бери лопату!
Дед поплевал на руки и взял в руки большую лопату.
И Серёжа поплевал на руки и взял лопату поменьше — малую сапёрную, так она называется по-военному.
И они стали рыть окоп. Земля была плотная, лопата резала её ломтями. У Деда ломти были ровные и увесистые. А у Серёжи тонкие и часто рассыпались.
— Бери на полный штык! — командовал Дед.
Но «полный штык» не получался у мальчика. К тому же, он натёр руки.
А Дед был неутомимым: помолодев и став снова солдатом, он мог копать без устали. В дороге Дед жалел Серёжу, а помолодев, разговаривал с ним, как с равным:
— Сам захотел узнать, что такое война. Теперь терпи. Война требует терпения.
Солнце село за линию фронта, когда Дед сказал:
— Будет!
И воткнул лопату в землю.
У Серёжи болели стёртые руки и от непривычной работы ломило всё тело. Он постелил на дно окопа шинель, свалился на неё, свернулся калачиком и заснул. Обычно он засыпал медленно и неохотно. Да ещё требовал, чтобы ему почитали. На войне он заснул сразу.
* * *
Как это случилось? Как произошло?
Серёжа лежал на дне окопа с открытыми глазами и смотрел на небо. Сердце его стучало часто-часто, словно он и на самом деле только что бежал.
Было тихо — так тихо бывает только на войне. Над Серёжей светились звёзды. И казалось, что там, в вышине, раскинулся огромный город и множество огней освещают его дома и улицы.
Взвилась зелёная ракета и, не долетев до звёзд, погасла. Где-то слева — как говорят военные, «на левом фланге» — дробно заработала железная машинка — пулемёт. И снова тихо.
Война затаила дыхание.
И вдруг мальчик услышал шорох. Он привстал и выглянул из окопа. Прислушался, присмотрелся. Неподалёку вздрагивала высокая трава. Кто-то полз прямо к окопу. Кто? Друг или враг?
— Дед! — мальчик энергично потряс спящего солдата за плечо.
— А? Что? Тревога? — пробормотал Дед. И сон как рукой сняло.
— Кто-то ползёт, — шепнул Серёжа.
Дед подхватил лежащий рядом автомат и выглянул из окопа. Некоторое время он, как говорят военные, изучал обстановку. И вдруг тихо, но строго, крикнул во тьму:
— Стой! Кто идёт?
И для острастки лязгнул затвором автомата.
Трава сразу перестала вздрагивать, замерла.
— Стрелять буду! — с угрозой в голосе предупредил Дед.
И тут от земли отделились три фигуры. И густой голос спросил:
— Это ты, Манюшин?
— Он самый! А ты — старшина Волчак, как я понимаю?
— Волчак и есть. Со мной Володя Савичев и Камыкваль. Помнишь новенького с Чукотки?
— Давайте ко мне! — пригласил друзей Дед.
И трое солдат в маскировочных халатах, скрывающих их от зорких глаз врага, пригнувшись, подбежали к окопу и попрыгали вниз.
Друзья обнимали друг друга, хлопали по плечам. Радостно улыбались.
В окопе стало тесно. От ночных гостей пахло махоркой, кожей, ружейным маслом. И ещё от них пахло травой и землёй.
— Как твоя маманя, Володя Савичев? — расспрашивал друзей Дед. — А ты, Камыкваль, письма с Чукотки получаешь?
— Приходит почта… мало-долго.
И тут старшина Волчак спросил Деда:
— Ты-то как здесь очутился? Ведь тебя убили…
— Внук потребовал, чтобы я его на войну сводил. Пришлось подняться. Знакомьтесь.
