По дороге к свободному окошку Валеру окликнули. Только теперь он обратил внимание, что вокруг длинного стола в центре зала кучковалось непривычно много народу, человек сорок. Несколько знакомых лиц. Валера направился к столу. Граждане тихо сосредоточенно переговаривались. Тут же составлялись телеграммы с оповещением об объявленной бессрочной голодовке. Работники связи тут же связались с кем следует и сообщили о том, что евреи… захватили телеграф. Кто следует прибыли незамедлительно, чтобы предотвратить захват Кремля.
— Вставайте! — приказали кто следует сидящим, где не следует, евреям.
— Не встанем. — Заартачились сидящие. — Вам придется нас поднимать. Вот, почитайте лучше телеграммы вашим главарям — Андропову и Щелокову. Мы здесь будем ждать от них ответа.
Били почему-то ногами по локтям. Всех темноволосых и усато-бородатых. Говорят, больше всех досталось пожилому гостю столицы, который при ближайшем рассмотрении оказался депутатом ВС Армении. Потом голодающих рассовали по милицейским автобусам. Развезли по участкам, где и объявили приговор — 15 суток ареста. Встретились демонстранты уже в «Матросской тишине». Соплеменники-соратники стали сокамерниками. Среди возникших насущных проблем — как отметить приближающуюся хануку. Вопрос принципиальный: чудо хануки в провозглашении победы малых над многими, слабых над сильными. Но где добыть ханукию, свечи? Ибо какая же ханука без свечей? Даже древним хасмонеям было проще решить эту задачу. После захвата храма они легко изготовили менору из боевого оружия — чашеобразных рукояток копий. Вопрос с подсвечником худо-бедно решить удалось. Вылепили из хлебных мякишей, засушили на батарее и — пожалте молиться. Но об оливковом масле, символе благосостояния Минойской цивилизации и итальянской кухни, в то время в стране Советов знали разве что из античной литературы.
Валера в дебатах участия не принимал, сидел в сторонке, думу думал. Только когда поиски решения окончательно зашли в тупик, он вдруг напомнил сокамерникам о своем существовании. Неожиданно для всех он бросился на пол и стал кататься по нему, извиваться «от боли» и призывать на помощь:
— Врача! Умираю! Врача! Погибаю!
Кто-то начал колотить в дверь. Вскоре на пороге появилась тюремная фельдшерица в сопровождении растерявшихся охранников.
— Срочно! Ректальные суппозитории! У меня кровотечение! Кровь! Кровь!! Кровь!!! — Не успокаивался Валерка. С пола он поднялся только, когда в руке была зажата целая упаковка геморроидальных свечей, пропитанных экстрактом красавки. Дальше дело техники. Понадергали из одежды ниток, вживили их в суппозитории. Восемь дней хануки прошли в соответствии с двухтысячелетней традицией.
С Валерой Коренблитом. Нежданная встреча в Москве, 2001 г.
Я встречу нашего Маккавея в Москве лет через 30 на выступлении американского посла в Еврейском культурном центре в Марьиной роще. Я не сразу распознаю знакомые черты, запрятанные где-то глубоко в белых космах кареглазого деда-мороза в латаном пиджаке и бейсболке, который бросится ко мне с объятиями и расспросами. Он будет с теплой иронией рассказывать о своей судьбе хронического неудачника, преданного и изгнанного женами и детьми, о полунищем существовании в еврейском поселении где-то на «территориях» за Иерусалимом, об увлечении живописью, которая, увы, не кормит.
ЛУЧШЕ БЫТЬ КАЗЕННЫМ, ЧЕМ КАЗНЕННЫМ
К бесспорной творческой удаче искоренителей (и к нашему позору) я бы отнес умелую инструментализацию наших сантиментов и, увы, беспринципности. В их обойме всегда найдется пара десятков полезных евреев, которых можно вмонтировать в пропагандистскую машину, втиснуть в телеэкран для пресс-конференции, как это случилось, например, в марте 1970 года. Но все эти Солодари и Вергелисы — не цель, а средства, наглядное пособие. И без них толпы евреев готовы были идти на отказ от самоидентификации ради химеры «полного равенства» с титульными.
Сионизм с рождения встречал оппозицию, главным образом, со стороны евреев, так как остальное население относилось к этому безразлично. За верноподданичество Россия платила погромами, а евреи отвечали революционной активностью. Поэтому сионизм как часть еврейской политики национального спасения куда честнее, благородней и перспективней. Сионисты ничего не требуют от государства, не отказываются от исполнения гражданских обязанностей и не подстрекают к этому других, не взрывают бомб, как ирландцы или баски, не требуют своей армии, как квебекцы, не получают оружие от враждебных государств, как эритрейцы. И почему советские идеологи так уверены, что судьба евреев связана с судьбой России на веки вечные?
Участники советских телешоу едва ли задумывались над этими вопросами. Их беспринципность можно объяснить только лизоблюдством и отрабатыванием должностей и званий. Участвовавший в упомянутой пресс-конференции генерал Драгунский в том же году получил повышение — звание генерал-полковника. Позднее он возглавит т. н. «Антисионистский комитет». Жаль, что среди этих имен оказались и те, кто уже давно не нуждался в таком унижении — А. Райкин, Э. Быстрицкая, М. Плисецкая, Я. Зельдович и др.
Я оставляю за скобками тех, кто в революционном азарте не жалел живота своего, чтобы угодить новым хозяевам жизни (коль скоро со старыми договориться не удалось). Да и какой им оставили выбор: узко-местечковый национализм, верноподанность почетному члену черносотенного «Союза русского народа» Н.А.Романову, черта оседлости или… революция. Но даже если согласиться, что евреи допустили историческую ошибку, примкнув к русской революции, кто может гарантировать, что она не победила бы без них, что Романова не сменил бы у государственного кормила какой-нибудь Пуришкевич, Шульгин или Марков?
Роль евреев в революции тоже весьма преувеличена. Одни евреи гордились Лейбой Троцким, другие — Фаней Каплан. Ленин в брошюре «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата» писал, что на правом крыле были 550 тысяч евреев-националистов, то есть фактически все еврейское население неоккупированной части черты оседлости. Эта статистика имеет гораздо большее значение для решения вопроса о революционности еврейского народа, чем подсчет комиссаров-евреев в большевистском правительстве. А тот факт, что некоторая часть евреев то ли в силу своего авантюризма, то ли из корыстных побуждений, то ли из чистого идеализма и доверчивости к лозунгам пошла с большевиками, ложится на нас не большим позором, чем разрушительный пыл русского пролетариата и анархиствующих дворян и интеллигентов — на русский народ.
Критичность и ироничность, чего греха таить, у евреев в крови. В самом слове «Израиль» заложено опасное богоборчество. Но евреи критичны и к себе. Моисей отказывался браться за поручение Бога, так как заикался и не мог вразумительно говорить с народом (вот бы Ильичу такую скромность!). Бог сказал, что брат Аарон будет говорить от его имени. (Фрейд считал, что Моисей попросту не знал иврита). Для Солженицына — ироничность (в противоположность патетичности) — самое отвратительное в евреях — зло, порча, зараза, которую он никогда никому не простит — от Богрова до Бродского. Ну, прям, не угодишь.
На другом краю этого спектра — деморализованные люди, которые готовы были на все, лишь бы вытравить проклятое клеймо («мать — русская, отец — юрист»; правда, Марк Розовский обвинил «либерал-демократа» Жириновского в плагиате и присвоении его, Розовского, анкетного изобретения — «мать — гречанка, отец — инженер»). По версии И. Эренбурга, поэт А. Фет из завещания матери узнал, что его отец — гамбургский еврей. Он велел похоронить текст завещания вместе с ним. Кто-то после его смерти решился вскрыть могилу и нашел завещание.
