Прощай Атлантида - Фреймане Валентина
наряду с чехами у него появились и венгерские партнеры, особенно когда он сам занялся режиссурой. Он снимал кино в Берлине и Вене, в Праге и Будапеште. Именно в Венгрии он нашел новую кинозвезду — Франциску Гааль (в США и (’ССР ее называли Франческой), которая так же, как Анни, была рождена для комедий-клоунад с прелестной, смешной и темпераментной главной героиней. Фильмы с Франциской Гааль, например, Истер и Маленькая мама, я смотрела уже в Риге, где они с блеском пополняли кассы кинотеатров.
Мои родители еще не успели обосноваться в Риге, когда Косгерлитц, у которого также обнаружили роковые еврейские корни, уехал из Берлина и оказался в Голливуде, где перевоплотился в Генри Костера. Там он получил первое задание, от которого отказался бы любой солидный режиссер, а именно — создать звезду из неизвестной и неопытной, хорошенькой и поющей пятнадцатилетней девочки-подростка по имени Дина Дурбин (Deanna Durbin). Так же, как вся рижская молодежь, я была в восторге от последовавших затем пяти фильмов с этой милой, молоденькой кинозвездой, неожиданный огромный успех которой во всем мире спас от банкротства студию Universal. Особенно хорош второй из этих популярных фильмов, 100 мужчин и одна девушка, в котором участвовал известный дирижер Леопольд Стоковский; еще и сегодня его можно увидеть на экранах типа "Иллюзион". Костер никогда не был первопроходцем по части киноискусства. Он стал одним из создателей качественных развлечений, которым зрители благодарны за хорошее настроение. Один из его более поздних фильмов, который мне удалось посмотреть лишь с большим опозданием, мне очень нравится. Это Харви (Harvey) с ангелом-хранителем героя фильма в образе двухметрового белого кролика.
В окружении мамы была и хорошенькая звезда периода немого кино, блондинка с американизированным псевдонимом Ли Перри (Lee Parry). Она была одной из тех неудачниц, которых подвела специфика звукового кино. Голос оказался
слабым и визгливым. Поэтому она была вынуждена прекратить свою весьма успешную, продолжавшуюся почти восемь лет кинокарьеру. С Ли мама встретилась иначе, чем с другими знакомыми из мира кино. 13 начале карьеры ее первым мужем в Берлине был известный мужской портной, мой отец у него шил фрак. Но вскоре она своего портного бросила и ушла к какому-то продюсеру. Ли тоже пыталась уговорить маму попробовать себя на съемках и не могла понять, как может женщина отказываться от столь заманчивых предложений. Вспоминаю эти разговоры и споры двух дам, во время которых одна из них говорила серьезно, а вторая только смеялась. Между прочим, Ли Перри сыграла главную роль в немом фильме под названием Самая красивая женщина на свете. Мне это казалось смешным, потому что она мне не нравилась, и правду говоря, уже в то время у меня были свои, очень определенные представления о привлекательности людей.
У мамы были еще две подруги, связанные с немым кино, обе актрисы, обеих звали Агнес. Одна происходила из аристократического венгерского рода Эстерхази, она имела славу женщины редкой красоты и безупречной репутации. Но я уже тогда ее не признавала, она казалась мне неискренней, л и цемерной сил етн и цей.
В то время, особенно в двадцатые годы, в жизни и в фильмах доминировали два типа женской красоты. Один был современным — по-французски garçonne (мальчишеский), в американском варианте flapper — женщина, смахивающая на мальчика, стройная, с маленькой грудыо, короткой стрижкой, коротенькой юбочкой и эмансипированным, независимым характером. Все это довольно близко к современным представлениям о красоте. От предыдущих периодов моды еще сохранился тип дамы, который, по-моему, сейчас совсем вымер. В немецком кино его эстетически всего убедительней воплощала Лил Даговер. Агнес Эстерхази полностью соответствовала этому представлению, к тому же
она и сама получила соответствующее элегантным салонам воспитание. Волосы у нее были гладкие, черные, обычно собранные в узел на затылке, действительно красивые черные глаза и статная, с намеком на полноту фигура. Этот тип дамы соответствовал жизни в лени и роскоши. В тридцатые оба этих модных идеала как бы исчезли, а но сути слились. В моду вошли стройные, но вместе с тем женственные женщины, и тут открывался целый веер возможных вариантов.
Позже я видела Агнес Эстерхази в фильме Г. В. Пабста Безрадостный переулок {Die freudlose Gasse) и удостоверилась, что на современный взгляд она еще менее интересна.
Вторая Агнес по фамилии Петерсен, немка и не столь высокого происхождения, и не такая известная, как Эстерхази, в смысле внешности, по-моему, намного превосходила ее. Помню мамины разговоры о том, что эта Агнес очень мила, чувствительна и ранима. У нее был "роман" с другом нашей семьи, коренным рижанином Оскаром Данцигером {Danziger или Dancigers), известным в те годы плейбоем. Даже я была наслышана о его репутации неотразимого любимца женщин. Надо сказать, он нравился и мне и моей маме. Агнес была его любовницей, а мама чем-то вроде прекрасной дамы рыцаря или иконы, перед которой он самозабвенно преклонялся. Уже тогда я понимала эту разницу в отношениях.
Фамилия Данцигер хорошо известна среди старых рижан. Из рассказов историка Маргера Вестермана я теперь знаю, что Данцигеры, семья еврейского происхождения, крещеные уже во втором поколении, в начале двадцатых годов были основными спонсорами только что основанного в Риге института Гердера. Этой состоятельной и культурной семье в Риге принадлежали крупные химчистки, и мало кто знал, что вне Латвии эта фамилия много значит в мире кино. Брат (или кузен) Оскара Георг, позже Жорж, из родного Тукумса после Первой мировой войны переселился в Ригу и затем в Париж. Недавно в одной из больших
французских киноэнциклопедий в статье Данцигер (во французском произношении Дапсижё) я с немалым изумлением прочла, что этот известный продюсер родился в России, в городе Ту кипы) Вот во что превратился Тукумс и вот как рождаются научные ошибки. Поначалу Жорж в Париже занимался прокатом фильмов, а затем вместе с другом русским эмигрантом Александром Миушкиным приступил к их производству. Оба были образованными, культурными людьми, что далеко не всегда можно сказать о боссах киноиндустрии. Наряду с более скромной развлекательной продукцией они со временем выпустили и немало истинно художественных лент, оставивших свой след в истории кино. Когда в конце Второй мировой войны в семье Мнушкиных родилась дочка Армана, они переименовали фирму в ее честь: Апапе РИт. А дочка со временем стала театральным режиссером с мировой известностью.
Младший (и скажу — самый видный) Данцигер, Оскар, напротив, с удовольствием живя на средства, заработанные родителями, долгое время сам не работал, только тратил, путешествуя но Европе и привлекая внимание даже в обществе статных киноактеров. Женщины на него были падки, как мухи па мед, и он тоже их любил без особого разбора. Должно быть, поэтому Оскару приходилось постоянно перемещаться между Берлином, Ригой и Парижем — его всюду ждали. Лето он по большей части проводил на Рижском взморье, и у меня есть несколько фотографий, на которых он виден на пляже вместе с моими родителями, дядями и тетями.
Именно с Агнес Петерсен Оскар появился в пансионе фрау Бергфельд, и в моей памяти хранится красочный эпизод, много говорящий о них обоих. Мне было тогда около семи, а моему закадычному другу Павлику (Раи1с!геп) Зальцману, который жил на той же улице, около десяти лет. Нам чрезвычайно нравилось наблюдать за взрослыми, мы ухитрялись подслушивать их разговоры и потом обсуждали. Однажды
мы, как частенько делали, обосновались за большим роялем музыкального салона, где нас надежно укрывала драпировка бархатных портьер. Вошли Оскар с Агнес, нас они, конечно, не видели, и мы забрались за портьеру еще глубже. Вот так мы и стали свидетелями драматической сцены. По ситуации н некоторым словам догадались: Оскар только что объявил Агнес, что их роман закончился, и Агнес выглядела совершенно убитой. Они по-видимому зашли в салон закончить трудный разговор. Агнес сдавленным голосом попросила: "Сыграй мне еще раз нашу песню!" Оскар с каменным лицом сел за рояль, — совсем рядом, затаив дыхание, сидели мы с Павликом, — и заиграл. Закончив, он сказал: "Прощай и благодарю за все", —и ушел. Агнес, с глазами, полными слез, еще какое-то время сидела — воплощенное несчастье — в углу дивана, потом и она в тоске покинула салон. У нас с Павликом перехватило дыхание: как это было красиво! Ну точь-в-точь как в кино — два молодых, красивых, элегантных человека, рояль, прощальная мелодия, слезы... Решили, что эго даже лучше, чем в фильме, потому что мы сами гам присутствовали. Потом я не раз посмеивалась над этим воспоминанием: спрятавшись тогда за роялем, я участвовала в некоем подобии Касабланки.
