О природе Тьмы, или «Так я избавляюсь от своих кошмаров» - Кинг Стивен

Так же случилось в последнем романе Ричарда Бахмана, «Худеющий». Это роман о цыганах, и в некоторых местах они говорят на цыганском языке. Что я сделал, так это взял с полок несколько старых чехословацких изданий моих работ и просто взял что-то наугад. И меня поймали. Читатели пригвоздили меня за это к позорному столбу, и я заслужил это, потому что мне было лень. Один-два таких случая, и ты умнеешь.

С другой стороны, я не хочу критиковать своих коллег, но есть писатели, для которых исследование стало заменой творчества. Они сосредоточены на том, как и почему все работает. Вы узнаете все, что происходит в большом столичном отеле, но ничего не узнаете о том, что происходит в человеческом сердце.

– Какой у вас сейчас график?

– Я работаю примерно с 7:30 или 8:00 до полудня, может быть, до 12:30, может, до часу дня. Я работаю четыре, может четыре с половиной часа в день, но это семь дней в неделю.

Работу, которую я делаю сейчас, десять лет назад я выполнял быстрее, и это просто следствие того, что я стал на десять лет старше. Но я думаю, что дело также в том, что я трачу на это больше времени. Есть два способа справиться с вниманием людей. Неприемлемый способ – замереть и просто сказать: «Боже мой, я больше так не могу». Другой способ – игнорировать их в значительной степени и попытаться повысить свои стандарты и стать немного более требовательным.

– Сколько слов вы пишете в день?

– Я бы сказал, 2000. Это 14 000 слов в неделю.

– Работая семь дней в неделю, вы должны сталкиваться с отказом мотора, когда вы не можете напечатать пять слов, не написав три из них неправильно. Как вы заводите себя в эти дни? Как вы преодолеваете эти первоначальные барьеры?

– Для меня очень часто реальный барьер на пути к работе – к пишущей машинке или текстовому редактору, – возникает до того, как я туда доберусь.

Сегодня у меня был один из тех дней, когда я подумал про себя: «Я не уверен, смогу ли я это сделать». У меня много таких дней. Я думаю, это действительно забавно, когда люди думают: «Ну, ты же Стивен Кинг, с тобой такого не бывает», как будто я на самом деле не такой, как все остальные.

Но мне нужно было описать напряженную сцену, в которой присутствовало много секса, и я хотел сделать это правильно, но не знал, смогу ли. А это значит, что я околачивался у чайника, дважды перечитывал спортивную колонку и говорил себе: «Ну, тебе не следует этого делать, тебе не следует сейчас ничего читать, потому что ты тонешь. На хрена тебе читать спорт? Ты знаешь, что “Ред Сокс” выиграли, что еще тебе нужно знать?»

И тогда я сказал себе: «Ну, было бы не так уж плохо, если бы ты спустился в зал и потренировался». Так я и сделал, и, наконец, я вернулся, и всегда происходит одно и то же. Я сижу перед этим текстовым процессором и говорю: «Почему я остался в стороне? Как хорошо снова оказаться здесь».

И затем всегда есть те первые несколько вещей, когда ты чувствуешь себя неловко, и есть ощущение, что находишься в среде, к которой точно не принадлежишь. Но потом акклиматизируешься. В этом нет ничего особенно волшебного. Если ты занимаешься этим изо дня в день, цилиндры у тебя в моторе перегорают. Я думаю, что лучший трюк – это опыт. После того, как ты делал это долгое время, ты знаешь, что это станет лучше.

– С большим романом – это крайность, но даже «Нужные вещи» – довольно длинный; вам придется посвятить этому много времени, работы и эмоций. Вы знаете это, когда беретесь за него. Если вы работаете над книгой в течение длительного периода времени, как вы не разлюбите ее за это время?

– Иногда вы разочаровываетесь в этом. В основном, однако, это становится глубже, если это то, что вы должны делать. Я очень фаталистично отношусь ко всему этому, к этому действительно арабскому взгляду на это.

Когда я начинаю роман, я в основном думаю о том, насколько изящны и забавны определенные идеи и сцены. Я помню, что это был мой ответ на «Салемов удел». Когда я покончил с «Нужными вещами», я был очень доволен. Когда вы применяете идеи на практике, они обычно перестают быть аккуратными и забавными. Действительно, в «Нужных вещах» есть сюжетная линия о двух школьных учителях-геях, которые поссорились из-за кокаина и стреляют друг в друга. Когда я это придумал, я сказал: «Как здорово, как смешно», а когда это получилось, это было грустно и ужасно.

Поэтому я думаю, что в длинной работе ключом к тому, чтобы не разлюбить ее, является углубление того, что я знаю о персонажах, чтобы они больше нравились читателям, и те больше смотрели на мир их глазами.

– Каждый писатель в какой-то момент, особенно работающий над длинной книгой, столкнется с кризисом уверенности, когда вы прочитаете 600 страниц чего-то, и вы оглянетесь назад, и ваш первый порыв будет: «О, это кусок дерьма…»

– Угу.

– …а второй: «Я потратил все это время на это. Что мне делать?» Есть ли что-нибудь, что вы можете сделать, чтобы преодолеть это?

– Я не знаю. Это хороший вопрос. В прошлом году я потратил около четырех месяцев на написание романа под названием «Бессонница». Это длинная работа, около 550 страниц. Это не хорошо. Это не подлежит публикации. А я уже давно пишу и издаю книги.

Если взять ее по частям и глава за главой, она хороша. Но я не вынесу ее на свет божий. Она сломана. И я иногда возвращаюсь к ней и говорю: «Ну, я мог бы ее опубликовать», но потом приходит то Нечто и говорит: «Нет, ты реально не можешь».

Я вижу ее как раскопки, что я пытаюсь вытащить историю из земли, говорю, что она сломана, и мне становится ясно, что она похожа на скульптуру трубопровода, в котором ни одна из труб не соединяется так, как должна. Что-то соединяется, но многое нет, это какой-то беспорядок. Единственным выходом было убрать рукопись в ящик стола и запереть его на замок, – что я и сделал.

Но для других книг или других историй, когда вы проходите через процесс написания, переписывания и переписывания, всегда наступает момент, когда это выглядит как дерьмо. Но эта потеря перспективы является частью процесса написания, переписывания и полировки. Вы учитесь ожидать этого, учитесь рассчитывать на себя и говорить: «Это так хорошо, как я когда-либо думал, что это будет, и это лучше, чем когда я впервые решил сесть и посвятить свое время этому тексту. Я просто больше не вижу этого, потому что я слишком близко к нему».

Это как повторять одно и то же слово снова и снова в течение 45 минут. Он теряет всякий смысл, который когда-то был, и это просто звук. Но это все равно слово для того, кто его слышит.

– И все же вы закончили «Бессонницу»?

– Да. Самое обидное, что последние 80 или 90 страниц прекрасны (смеется). Но вещи просто не соединяются, в нем нет той романной округлости, которая должна быть. И, может быть, когда-нибудь вы ее прочтете, но она не захватит вас надолго.

– Вы когда-нибудь бросали рассказ или роман?

– Да, не раз.

– Было ли это потому, что идея заводила в тупик, или потому, что у вас внезапно появилась идея, которая вам понравилась больше?

– Бывало и так, и так, много раз просто закончилось вдохновение. Не знаю, как сказать… это как одна ходуля вместо пары.

У меня есть незаконченный роман под названием «Добро пожаловать в Клируотер», над которым я много думал. Я написал начало в 1981 или 1982 году и с тех пор два или три раза пытался сдвинуть его с мертвой точки. Вы всегда думаете о том, чтобы вернуться к ним, и в вашей голове возникает мысленный эквивалент пакетов из-под молока с картинками на них, говорящих: «Вы видели эту историю? Вы знаете, чем она заканчивается?»

«Противостояние» было таким же. Оно просто закончилось. Я убрал его, и он остался там, и я был убежден, что это никогда не будет сделано. И тут мне пришла в голову одна мысль. Я подумал про себя: «Ну, если бы произошел взрыв, вы могли бы взорвать большую часть персонажей», и это снова открыло для меня историю.

Многое в этом бизнесе связано с верой и уверенностью. Это так просто. И я верю, и у меня есть уверенность, что в какой-то момент я поеду вперед, и все сложится.