Красные стрелы - Шутов Степан Федорович
Дмитрий Васильевич воюет от самой границы. Побывал в разных переделках. В конце ноября сорок первого года, раненный, попал в окружение. Прежде чем выйти оттуда, ему пришлось отмерить шагами сотни километров. Голод и крепнущие морозы подорвали силы. Вывали минуты такой слабости, что он даже терял веру в возможность спасения.
Однажды, вот так же измученный, лежал в лесу и думал, сможет ли дальше идти. Под утро вздремнул. И вдруг сквозь сон женский стон слышит. Прислушался — снова, да только не стон, а крик женщины. Что такое? Откуда в лесу женщина? Почему кричит?
Хромов взвел пистолет, стал осторожно приближаться к месту, откуда слышался голос. А когда раздвинул кусты, глазам своим не поверил: лежит на снегу женщина с крошечным ребенком. Мать закутала малыша в рваную клетчатую шаль, а сама, полураздетая, посиневшая, обессилевшая, лежала на снегу.
— Кто вы и почему здесь? — обратился к ней старший лейтенант.
Женщина с трудом подняла голову, в ее глазах появился страх. Это и не удивительно. В изодранной за долгие дни скитаний одежде Хромов вполне походил на лесного бродягу.
— Не бойтесь меня. Я русский боец, — как можно ласковее сказал он.
Чтобы согреть женщину, танкист накинул на нее свою кожаную куртку и гимнастерку. Отдал ей оставленный себе на завтрак кусок хлеба. Затем он направился искать деревню, надеясь устроить там женщину. Деревни не нашел. А когда вернулся в лес, мать умерла. В ее застывших руках копошился закутанный в тряпье ребенок. С ним Хромов вскоре и вышел из окружения.
Эту историю мы, возможно, и не узнали бы, не заметь кто-то случайно, что у нашего начштаба ампутирована левая стопа. Наши расспросы заставили Хромова рассказать, как он пробирался с ребенком на руках по тылам врага, как вынужден был сменять сапоги на кусок хлеба, а идти в портянках, подвязанных обрывками проволоки. Ребенка потом Хромов устроил в детдом…
Выступила бригада двумя колоннами. Под гусеницами машин заклубились грязные облака пыли. Пыль затрудняла наблюдение, мешала дыханию, забивалась в глаза, уши, скрипела на зубах. Но она оказалась и добротным маскировочным средством, в чем мы убедились, когда в воздухе появилась стая «юнкерсов». Самолеты засыпали нас бомбами, но те рвались по сторонам, не причиняя вреда.
Танковый бой завязался под вечер, часам к пяти. Наш внезапный удар во фланг привел противника в замешательство. Уже после первого натиска его «Т-III» и «Т-IV» стали поворачивать назад. А нам этого только и надо: ведь корма танка более уязвима.
К сожалению, преследовать противника не позволили пикировщики. Они налетели, как коршуны, и теперь уже нам пришлось спасаться.
Все же победа за нами. Поэтому, когда докладываю командиру корпуса о результатах боя, не могу сдержать радости:
— Уничтожено двадцать восемь вражеских танков, захвачено двадцать два совершенно исправных.
Генерал П.А. Курочкин тоже доволен.
— Молодцы, — гремит в трубке его голос, — поработали на славу. Только не зазнавайтесь и не забудьте, что не позже чем завтра враг снова попытается наступать…
Действительно, следующее утро началось с мощной артиллерийской канонады. На этот раз немцы попытались ударить правее нас, в полосе 90-й танковой дивизии.
Позвонил командир правофлангового батальона, доложил, что на соседа наседают вражеские танки и пехота.
У нас спокойно. Мы сидели на НП, прислушиваясь к голосу боя. Молчание нарушил комиссар бригады Захарченко:
— Да, жарко, должно быть, приходится Банникову. Надо бы связаться с ним, узнать, как там дела.
— Правильно, — я кивнул Хромову на телефон, — давай-ка, Дмитрий Васильевич, позвони соседу!
Минут через пять начштаба зовет меня:
— Полковник хочет с вами поговорить. Немцы на него нажимают.
Беру трубку. Знаю: положение у Банникова тяжелое, но голос его спокоен. Позвал меня, чтобы просить о помощи, говорит же совсем о другом:
— Здорово, Шутов. Как дела? У тебя вроде тихо?
— Пока тихо, — отвечаю.
— Не удивительно. Ты им вчера всыпал, так они теперь на мне злость вымещают. Прямо за горло берут.
— Держись, старина, — говорю ему, — постарайся ударить своим резервом справа, а я стукну слева…
— Конечно, надо бы на помощь Банникову батальон послать. Но оголять фронт опасно. Думаю, товарищ майор, это дело следует поручить первой роте. Ока у нас правофланговая, и ей развернуться проще всего, кроме того, во вчерашнем бою первая рота потерь не имела и сейчас наиболее боеспособна.
Рассуждения начальника штаба логичны. Мы с комиссаром соглашаемся.
Скоро шум боя усилился, а потом стал отдаляться.
Опять позвонил Банников. Поблагодарил, сообщил, что совместным ударом противник отброшен и положение восстановлено.
В течение дня фашисты еще несколько раз пытались атаковать 90-ю танковую дивизию, но успеха так и не достигли.
Для нашей бригады день прошел более или менее спокойно. Вечером ко мне зашел командир батальона Лукащук. Доложил, что восстановлены все подбитые накануне «тридцатьчетверки». Одновременно сообщил, что взвод Метельского просит разрешения в очередном бою использовать немецкие танки.
Это меня удивило. Я знал, что ни один нормальный танкист не согласился бы пересесть с «тридцатьчетверки» на «Т-III» или «Т-IV». В чем же дело? Кажется, парень что-то затеял.
Я тут же отправился к Метельскому. Застал его самого и танкистов изучающими трофейные машины.
— Ты что придумал? — спрашиваю у него. — Действительно тебе больше нравятся эти коробки?
— Что вы? — искренне удивился он. — Как можно такое подумать! Я просто хочу одурачить фашистов. В бою появлюсь на этих, как вы их называете, коробках и введу их в заблуждение. Вот увидите, как хорошо все получится.
— Если так, желаю успеха.
Командир взвода посмотрел на меня и облегченно вздохнул:
— Откровенно говоря, Степан Федорович, я опасался, что вы не разрешите.
— Почему? Ведь ты знаешь, Юра, я против слюнявой жалости…
Не добившись успеха в атаках против Банникова, на следующий день фашисты насели на нас. С утра появились десятка три бомбардировщиков и бомбили, бомбили, бомбили. Такое впечатление, словно они решили перепахать все поле. Близкий разрыв качнул и мой танк. Механик-водитель выскочил на минуту, опять возвратился, докладывает:
— Разбит каток, порвана гусеница.
— Хорошо, хоть орудие цело. Можно с места стрелять.
В шлемофоне голоса. Радио работает без умолку. То один, то другой комбаты докладывают о потерях.
Самолеты уходят. Наблюдая в смотровую щель, я вижу, как с опушки далекого леса в нашу сторону двинулись угловатые машины с черно-белыми крестами на башнях. Их много, во всяком случае, больше пятидесяти.
Передаю приказ: без сигнала огня не открывать. Подпустить немцев метров на шестьсот.
Левее основной лавины противника из-за высотки показываются еще семь машин. Идут на сближение.
Догадываюсь: это Юрий Метельский со своими ребятами. Так и есть! Семерка заходит во фланг, разворачивается и начинает бить в упор «по своим». Несколько машин вспыхивают сразу.
Тут открываем огонь и мы. Совместными усилиями уничтожаем большую часть наступающих танков. Остальные, отстреливаясь, обращаются в бегство.
И снова «юнкерсы» обрушиваются на наших, не позволяя преследовать и завершить разгром всей вражеской танковой части. Все же, получив основательную встряску, противник «успокоился» и на время снизил активность.
Как-то, это было в конце августа, штаб корпуса передал приказ фронта: в двадцать три часа двадцать минут ночная авиация будет бомбить лес, где концентрируются фашистские танки. Для ориентировки летчиков и обозначения своего переднего края нам предлагалось подготовить и за десять минут до налета зажечь костры.
Отлично! Не часто наша авиация балует нас своей поддержкой. Поэтому понятно, с каким нетерпением ждали все обещанного удара. Хвороста для костров не пожалели.
Похожие книги на "Красные стрелы", Шутов Степан Федорович
Шутов Степан Федорович читать все книги автора по порядку
Шутов Степан Федорович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.