Прощай Атлантида - Фреймане Валентина

Мы слышали, что в Риге и в других местах Латвии множатся самодеятельные вооруженные так называемые группы самообороны. На видземских дорогах они стреляли не только по последним в беспорядке отступающим красноармейским частям, но и по штатским, по всем, кто на грузовиках, велосипедах и пешком уходил на восток. Один из участников такой группы, не подозревая, кто я, год спустя в пьяном виде мне хвастался "подвигами", совершенными в то время. О пережитом рассказывали и неудачливые беглецы, которым пришлось вернуться. Скрываясь от вооруженных людей, по одному, по двое они пробирались в города, чтобы в итоге снова оказаться в точке исхода.

На улицах многие ликовали, веря, что вот-вот, сейчас, сразу Латвия вернет свою независимость. Как если бы отступление Красной Армии давало возможность повернуть стрелки часов на год назад и заново начать прежнюю жизнь. Новых оккупантов поддерживали в противовес предыдущим, лелея радужные надежды. Позже я подумала: впервые в истории латыши, по меньшей мере, их видимая часть, с восторгом встречали немцев. Опыт веков, вплоть до нескрываемо отрицательного отношения Ульманиса к гитлеровскому государству в последние годы независимости, — все это забылось в шоке одного советского года. А для других Рига, покинутая советской армией, но еще не захваченная немцами, постепенно усиливала жуткое чувство обреченности и сознание того, сколь роковую ошибку они совершили, оставшись здесь. Начинался последний акт в жизни нашей и других, подобных ей, семей.

ПОД ЖЕЛТОЙ ЗВЕЗДОЙ

С 1 июля 1941 года, когда солдаты вермахта вошли в Ригу, жизнь моя стала напоминать клаустрофобический бред. По отношению к евреям нацистское правление последовательно отменяло все до одного табу, принятые цивилизацией, и подобное искушение вседозволенностью для многих оказалось сладким. Наши мужчины — отец и Дима — старались оградить меня и мать от прямого столкновения с унижениями и насилием, с которыми можно было встретиться на улицах. В ближайшие месяцы мое ежедневное жизненное пространство ограничивалось стенами нашего жилья.

В Риге регистрация евреев началась 25 июля 1941 года. Каждому выдавалась особая регистрационная карточка с указанием: на груди, с левой стороны носить прикрепленную к одежде желтую шестиконечную звезду, так называемую звезду Давида диаметром в 10 сантиметров. Требование окончательно входило в силу 28 июля. Одновременно евреям запретили ходить по тротуару. Первого сентября последовал дополнительный приказ — прикрепить желтые звезды и на спине.

Отец, как и все евреи, эту желтую звезду прикрепил, он чаще всего показывался на улицах города, так как занимался необходимыми в повседневной жизни делами. Диму, как "полуарийца", то есть "полуеврея", наоборот, все эти и последующие, направленные против евреев, распоряжения прямо не затрагивали. Он все еще оставался свободным человеком. От них обоих мы с мамой узнавали обо всем, что происходит снаружи. И в ближайшие месяцы все, что творится в мире, за стенами нашего дома, будет большей частью до меня доходить косвенно, как сообщения надежных свидетелей, из опубликованных законов, приказов и т. и. По все-таки прямо в глаза насильникам и убийцам я не смотрела, не была вынуждена молча сносить брань и насмешки. Так я, к примеру, знала, что ширится произвол шуцманов, ставших уже организованной силой. Они начали рыскать по квартирам рижских евреев. Точно так же, как и в Германии, оказалось, что одной из движущих сил антисемитизма, наряду с прочим, является простая зависть и склонность к грабежам — начиная с конфискации ценного имущества и кончая погромами и разграблением квартир. Евреи просто-напросто были объявлены вне закона, поэтому любой мог зайти к ним в дом и вести себя, как ему вздумается.

Готовясь к возможной высылке, отец еще в последние советские дни все свободные средства вложил в ювелирные изделия и золотые монеты, которые в случае депортации можно было бы поменять на продукты. Главным образом, эго были мелкие украшения — кольца, цепочки, браслеты, часы. Вместе с мамиными драгоценностями их зашили в два широких льняных пояса, которые мы, женщины, могли под одеждой обернуть вокруг талии. В спинке большого кресла был устроен и секретный сейф; уходя в гетто, мама там спрятала свой талисман — кольцо, подаренное Нобелем. С ним мама не расставалась ни на миг, считая, что оно защищает ее и несет ей удачу. Хотя я не особенно суеверна, но тогда появилось предчувствие, что эго не к добру. Маме все-таки нужно было взять кольцо с собой.

Уже в первые дни нацистской оккупации молодчики из вспомогательной полиции (в скором времени их всех начали звать шуцманами, хотя отряды были разные) ворвались в дом моего детства — квартиру бабушки и дедушки на Элизабетес 23. Они объявили себя мстителями: жидов ждет отмщение за высланных латышей. Бесились и обзывали дедушку с бабушкой коммунистами, прихватили с собой пенные вещи. И увели единственного молодого, сильного мужчину в семье — Жоржика, который только что счастливым образом спасся от высылки. Он погиб первым в нашем роду.

Мужчин, захваченных подобным образом, но большей части вели в латышскую префектуру или в штаб латышского отряда вспомогательной полиции немецкого 8Е>. Их избивали и унижали. В первые дни их заставляли откапывать могилы жертв Чека или хоронить тех, кто остался непогребенным, когда чекисты в спешке покидали город. Подобные картины были сфотографированы и опубликованы, например, в газете ТёуЦа. Стоит упомянуть, что этот листок в своей оголтелой пропаганде кары для жидов мне казался одним из самых одиозных, переплюнувших даже немецкую прессу, которую я тоже читала. Помню подпись под одной фотографией: "Жидовские палачи у могил своих жертв". Мы знали, что после идентификации и торжественных похорон убитых судьба тех, кто копал могилы, была предрешена. Они были расстреляны и сброшены в вырытые ими же ямы или в другом месте. Судя по всему, такой же была и судьба Жоржика.

Д-р Пауль Шиман, к которому я попала позже, сказал мне, что трупы замученных в Риге людей, которых в начале войны, зарытыми и не зарытыми, в спешке оставили чекисты, удалось идентифицировать практически все, но в официальных регистрах имеются и записи "Неизвестен". Среди жертв были и евреи, по их нельзя было упоминать, чтобы не разрушить миф о жидах-палачах. Этот миф прекрасно подходил, чтобы манипулировать возмущенными латышами и сделать их соучастниками преступлений нацистов.

В это время мой отец, а вместе с ним и мы с мамой пережили еще одно разочарование. В конце тридцатых годов у моего отца частным образом консультировался последний министр финансов независимой Латвии Альфред Валдманис.

Весьма приятный, воспитанный человек, он приносил маме цветы и говорил комплименты. Отцу выражал большое уважение, восхищался его умом и эрудицией. Но, извиняясь, многократно просил никому ничего не рассказывать о его посещениях: если узнают, что он приходит к еврею, частному лицу за советом, его министерский престиж будет поставлен под удар. Тс, кто метит на его кресло, не преминут уличить его в том, что в государственных делах он обращается за советом к еврею. Отец воспринимал это без особого драматизма, хотя и с некоторой брезгливостью.

В советский год Валдманису удалось избежать худшего. Отец, никогда дома не обсуждавший чужие тайны, лишь коротко отметил, что ему удалось помочь коллеге, нуждавшемуся в укрытии. Подробностей не знаю.

При немцах бывший министр очень быстро всплыл на поверхность и, насколько помню, занял достаточно высокий пост в судебной системе самоуправления. Отцу пришло на ум поговорить с ним, не затем, чтобы просить о конкретной помощи, но в надежде, что у Валдманиса могла быть информация о том, что нас ждет и, вместе с этим, совет, что предпринять. Однако, когда отец позвонил, Валдманис, казалось, лишь с трудом его вспомнил, говорить отказался и попросил больше не беспокоить. После всех лет сотрудничества и изъявлений уважения отец такого попросту не ожидал. Недавно я обнаружила в XXV томе документов, подготовленных Комиссией историков Латвии (2010 год), текст письма, которое Совещание латышских организаций адресовало Адольфу Гитлеру; начиналось оно словами поздравления и благодарности. В числе тринадцати пунктов этого документа с заверениями в верности и ходатайствами об относительной самостоятельности, а также о принятии под эгиду Великой Германии, был и девятый — требование освободить Латвию от всех евреев и в принципе также от русских и поляков. Одним из главных докладчиков на этом совещании был А. Валдманис. Он, усердствуя, спешил не просто исполнить, а заранее предупредить желания и повеления немцев. В связи с этим на ум приходит сказанное Ханной Лрендт: "Шоком было не то, что делали наши враги. Шоком было то, что делали наши друзья".