Дочь самурая - Сугимото Эцу Инагаки

— Прости мне мою дерзость, — сказала я, — но не могла бы ты открыть этот кири? Наши чувства уже не те, что были, и мне так хотелось бы, чтобы дети…

— Эцубо, ты хочешь взглянуть на реликвии, — перебила сестра, но осеклась и пожала плечами. — Ладно, всё равно женские глаза уже смотрели на них, — добавила она не без горечи, — новый порядок вещей лишил нас всех благоговения.

Мы с сестрой взялись за концы крышки и подняли её, как некогда, давным-давно, делали Дзия с Ёситой в церемониальных одеждах. Меня охватил трепет, когда мы наклонились и заглянули в сундук. Некоторых реликвий в нём уже не было. Плащ и меч Иэясу ныне хранились у потомков другой ветви рода Инагаки, книги с нашей родословной забрал мой брат; нашим взорам открылось сложенное одеяние, похожее на саван, некогда белое, но пожелтевшее от времени. Сверху покоился остроконечный головной убор и старинный деревянный раскладной веер. В этом наряде даймё или его представитель в качестве верховного священнослужителя отправлял обряды в храме, посвящённом его предкам; считалось, что в такие минуты на него нисходит небесная сила. Бабушка рассказывала, что однажды, когда мой прадед надел это облачение, под тенью его широко простёртого рукава было явлено чудо.

Едва взглянув на реликвии, мы тут же бесшумно опустили крышку. Больше мы с сестрой об этом не упоминали, но я знала, что она, как и я, считает, что мы поступили дерзко, открыв кири, ведь в старину его держали в святилище и нога женщины не ступала даже в ведущий к нему коридор, дабы не осквернить святыню. Я давно уж переросла свою детскую веру в подобные вещи, но память не вовсе утратила влияние надо мною, и мысли, прекрасные и печальные, крутились в моей голове, как вдруг одно из тяжёлых окон со стуком затворилось. Их всегда закрывал снаружи слуга с длинным шестом, и, видимо, кто-то из слуг, не зная, что мы в хранилище, закрыл окно.

— Ма-а! Ма-а! Уже поздно. Торопитесь, негостеприимно прошу вас, — рассмеялась сестра.

Мы поспешно спустились по узкой лестнице и вышли во двор. Окна одно за другим со стуком закрывались за нашей спиною, погружая хранилище со всеми его сокровищами во мрак.

Глава XXXII. Чёрные корабли

Вечером накануне нашего отплытия в гости зашёл мой токийский дядюшка и принёс в подарок девочкам коробку «ленточек дружбы» — тонких, изящных дрожащих полосок, которыми связывают руки друзей меж палубой и причалом в минуту отъезда и расставания.

— Я возьму розовую для Тосико, а синюю — для Куни-сан, — воскликнула Тиё, увидев яркие ленты, — белую для учительницы, лиловую — для вас, дядя Тоса! Две самые красивые для вас, любого цвета, какой выберете!

— А я возьму целый моток красных и белых для всей Японии! — сказала Ханано. — Любовь, большая любовь и прощание, ведь я никогда не вернусь. Я всех здесь люблю, но останусь навсегда с бабушкой в «доме, милом доме», — и Ханано, мурлыкая песенку, удалилась, сияя от радости. Она и не думала, что однажды всё же вернётся, и не раз, вдвойне полная преданности: как к своей родине, так и к той стране, которую любит, той, где её дети, муж и дом.

Ханано и Тиё легли спать, я же рассеянно собирала последние вещи. Судзу взяла в руки сложенную шаль, чтобы положить её сверху в чемодан и закрыть крышку.

— Тут свободно, — сказала Судзу. — Сюда и подушка влезет, но глупо везти в такую великую страну, как Америка, самую обычную подушку, на которой мы сидим.

Ей было невдомёк, что на дне чемодана лежит величайшая ценность; пока я не увидела её в хранилище сестры, я искренне полагала, что эта вещь наверняка осталась подле печурки в комнате досточтимой бабушки. То была квадратная плоская подушка из синей парчи, старая и порядочно полинявшая.

Я заворачивала её в одиночестве, чтобы взять с собой в долгую дорогу, и когда пальцы коснулись шёлковых цветов, мысли мои обратились к прошлому — к тому самому дню, когда маленькая черноволосая девочка в гэта с топотом вошла в просторную прихожую и, наскоро отдав учтивый поклон родителям, простёрлась перед бабушкой, которая с книгой в руках сидела на этой самой широкой и плоской подушке.

— Досточтимая бабушка, — молвила девочка и указала на цветную карту мира, — я не знаю, что и думать. Мне только что рассказали, что наша любимая страна лишь несколько крохотных островков на огромной планете.

Бабушка поправила большие очки в роговой оправе и принялась сосредоточенно изучать карту. Затем медленно и с достоинством закрыла книгу.

— Нет ничего удивительного, маленькая Эцубо, в том, что Японию на этой карте изобразили такой крохотной, — проговорила бабушка. — Это сделали люди на чёрных кораблях. На японских картах Япония большая.

— Кто такие эти люди на чёрных кораблях? — спросила девочка.

— Рыжеволосые варвары, явившиеся без приглашения на нашу священную землю. Они приплыли на больших чёрных кораблях без парусов.

— Это я знаю. Иси поёт мне об этом, — ответила девочка и затянула пронзительно:

— Интересно, почему их корабли назвали чёрными. Вы не знаете, досточтимая бабушка?

— Потому что издалека они походили на клубы чёрного дыма, которые подплывают всё ближе и ближе, а ещё потому, что у них были длинные чёрные пушки, издававшие грохот. Рыжеволосых варваров не заботила красота. Они смеялись над японскими лодками с парусами из дорогой парчи и с резными деревянными вёслами, инкрустированными кораллом и перламутром. Они разговаривали как торговцы и не желали познавать душу детей богов.

Бабушка примолкла и медленно покачала головой.

— А потом? — нетерпеливо спросила девочка. — Досточтимая бабушка, что было потом?

— Чёрные корабли и рыжеволосые варвары уплыли прочь, — с глубоким вздохом заключила бабушка. — Но много раз возвращались. Они всегда возвращаются. И теперь люди в нашей священной земле лишились радости и безмятежности и тоже разговаривают как торговцы.

— Неужели радость и безмятежность уже никогда не вернутся? — Девочка с тревогой смотрела на бабушку. — Досточтимый учитель говорит, что плывущие корабли сближают разные страны.

— Послушай меня, внученька! — сказала бабушка, выпрямившись. — Пока рыжеволосые варвары и дети богов не познают душу друг друга, их страны не сблизятся, сколько б ни плавали корабли.

Шли годы, и Эцубо, та самая девочка, что некогда слушала историю о чёрных кораблях и рыжеволосых варварах, сама отправилась на чёрном корабле без парусов в новый свой дом в далёкой стране рыжеволосых варваров. Там она поняла, что души людские в обеих частях света одинаковы, но тайны этой не знают ни на западе, ни на востоке. И эта новая глава дополнила бы историю моей бабушки — дополнила бы, но не завершила бы. Рыжеволосые варвары и дети богов ещё не познали душу друг друга, ещё не открыли тайну, но корабли уже плывут… плывут…

Послесловие переводчика и редакторов

Мемуары Эцу Инагаки Сугимото «Дочь самурая» впервые были опубликованы в 1925 году на английском языке сначала в журнале Asia, а затем в издательстве Doubleday. Если верить открытым источникам, благодаря своим воспоминаниям Сугимото стала первой уроженкой Японии, чья книга получила статус бестселлера в США. В 1940 году «Дочь самурая» перевели на японский язык, и перевод осуществлялся под контролем автора.

Две версии книги — английская и японская — неидентичны. Японская содержит больше упоминаний типичных для жителей страны реалий: еды, одежды, предметов быта. А оригинальная версия на английском языке описывает те же реалии общими словами: просто безликий шкафчик, какие-то лепёшки, традиционный алтарь — не более того.