Земля обетованная - Обама Барак

Единственным обитателем Внешнего овала старше тридцати лет был Пит Соуза, наш фотограф Белого дома. Средних лет, плотного телосложения, со смуглым цветом лица, отражающим его португальские корни, Пит работал в Белом доме во второй раз, до этого он был официальным фотографом администрации Рейгана. После различных стажировок и внештатных заданий Пит пришел в газету Chicago Tribune, где освещал ранние этапы Афганской войны, а также мое начало работы в Сенате США.

Он сразу же понравился мне: Помимо того, что Пит обладал даром фотожурналиста передавать сложные истории в одном снимке, он был умным, непритязательным, немного занудным, но никогда не циничным. После нашей победы он согласился присоединиться к команде при условии, что я предоставлю ему беспрепятственный доступ. Это была мера моей уверенности в нем, и в течение следующих восьми лет Пит стал постоянным присутствием, обходя края каждой встречи, наблюдая за каждой победой и поражением, иногда опускаясь на скрипучее колено, чтобы получить нужный ракурс, и никогда не издавая ни звука, кроме постоянного жужжания затвора камеры.

Он также стал хорошим другом.

В этом новом, с любопытством запечатанном месте моего обитания спасительной благодатью были любовь и доверие, которые я испытывал к тем, с кем работал, а также доброта и поддержка, которую они оказывали мне и моей семье. Так было с Рэем Роджерсом и Куинси Джексоном, двумя молодыми военно-морскими камердинерами, приписанными к Овальному кабинету, которые каждый день подавали посетителям прохладительные напитки и готовили для меня плотный обед на крошечной кухоньке, пристроенной рядом со столовой. Или сотрудники коммуникационного агентства Белого дома, среди которых были два брата по имени Нейт и Люк Эмори, которые в мгновение ока устанавливали пюпитры, суфлеры и проводили видеосъемку. Или Барбара Свон, которая каждый день приносила почту и, казалось, была не способна ни на что, кроме улыбки и ласкового слова для каждого.

И это относилось к персоналу резиденции. Новые апартаменты моей семьи казались не столько домом, сколько расширенной серией люксов в бутик-отеле, с тренажерным залом, бассейном, теннисным кортом, кинотеатром, салоном, боулингом и медицинским кабинетом. Персонал был организован под руководством главного швейцара Стива Рошона, бывшего контр-адмирала береговой охраны, который был принят на работу к Бушам в 2007 году, став первым афроамериканцем, занявшим эту должность. Каждый день убиралась бригада, поддерживая чистоту; сменяющаяся команда поваров готовила еду для нашей семьи или, как иногда случалось, для нескольких сотен гостей; дворецкие были наготове, чтобы подать эти блюда или все остальное, что вы могли пожелать; операторы коммутатора были готовы принимать звонки в любое время и следить за тем, чтобы мы просыпались по утрам; Юзеры ждали в маленьком лифте каждое утро, чтобы отвезти меня на работу, и были там, чтобы поприветствовать меня после моего вечернего возвращения; инженеры на месте чинили то, что было сломано; а штатные флористы наполняли каждую комнату великолепными, постоянно меняющимися, свежесрезанными цветами.

(Здесь стоит отметить — только потому, что люди часто удивлялись, услышав это, — что первая семья платит из своего кармана за любую новую мебель, так же как и за все остальное, что она потребляет, от продуктов питания до туалетной бумаги и дополнительного персонала для частного званого ужина президента. В бюджете Белого дома предусмотрены средства для нового президента на переоборудование Овального кабинета, но, несмотря на некоторую изношенность обивки кресел и диванов, я решил, что исторический спад — не лучшее время для перебора образцов тканей).

А для президента, по крайней мере, имелось трио флотских камердинеров, первым среди которых был мягко говорящий медведь по имени Сэм Саттон. В наш первый полный день в Белом доме я прошел через гардеробную в коридоре, соединявшую нашу спальню с ванной, и обнаружил, что все рубашки, костюмы и брюки, которые я носил, идеально отглажены и развешаны ровными рядами, мои туфли начищены до блеска, каждая пара носков или шорт сложена и отсортирована, как на витрине универмага. Когда вечером я вернулся из Овального кабинета и повесил свой (только слегка взъерошенный!) костюм в шкаф (значительное улучшение по сравнению с моей обычной практикой вешать его на ближайшую дверную ручку, что было одним из любимых пристрастий Мишель), Сэм подошел ко мне и мягко, но твердо объяснил, что будет лучше, если отныне я просто оставлю заботу о своей одежде на него — это не только улучшило мой внешний вид, но и, несомненно, помогло моему браку.

Все это, конечно, не было трудностями. Но все же это немного смущало. Во время кампании мы с Мишель привыкли к тому, что рядом всегда есть люди, но они не занимали наш дом, и мы определенно не привыкли иметь дворецких и горничных. В этом новом, разреженном воздухе мы беспокоились, что девочки станут слишком опекаемыми и приобретут плохие привычки, и мы ввели правило (которое соблюдалось со средним успехом), что они должны убирать свои комнаты и заправлять кровати перед школой каждое утро. Моя свекровь, не любившая, чтобы ее кто-то ждал, попросила персонал дать ей урок пользования стиральной и сушильной машинами, чтобы она могла стирать сама. Чувствуя себя немного неловко, я старался, чтобы в Договорной комнате, которая служила моим личным кабинетом в резиденции, не было стопок книг, бумаг и разного хлама, которые были характерны для всех моих предыдущих "дыр".

Постепенно, благодаря неизменной щедрости и профессионализму персонала резиденции, мы освоились. Мы особенно сблизились с нашей постоянной командой поваров и дворецких, с которыми мы общались ежедневно. Как и мои камердинеры, все они были чернокожими, латиноамериканцами или американцами азиатского происхождения, и все, кроме одного, были мужчинами (Кристета Комерфорд, американка филиппинского происхождения, недавно была назначена исполнительным шеф-поваром Белого дома, первой женщиной, занявшей эту должность). И хотя они были одинаково рады иметь хорошо оплачиваемую, надежную работу с хорошими льготами, в их расовом составе трудно было не заметить остатки прежних времен, когда социальный ранг имел четкие границы, а те, кто занимал пост президента, чувствовали себя наиболее комфортно в своей частной жизни, когда их обслуживали те, кого они считали не равными себе и, следовательно, не могли их судить.

Самыми старшими дворецкими была пара крупных, круглолицых чернокожих мужчин с хитрым чувством юмора и мудростью, которая приходит с места в первом ряду истории. Бадди Картер работал с конца президентства Никсона, сначала ухаживая за высокопоставленными гостями в Блэр-Хаусе, а затем перейдя на работу в резиденцию. Вон Эверетт был здесь со времен Рейгана. Они говорили о предыдущих первых семьях с надлежащей осторожностью и искренней привязанностью. Но, не говоря многого, они не скрывали, как относятся к тому, что мы находимся под их опекой. Это было видно по тому, с какой готовностью Фон принимал объятия Саши или с каким удовольствием Бадди угощал Малию лишним шариком мороженого после ужина, по тому, как легко они общались с Мэриан, и по гордости в их глазах, когда Мишель надевала особенно красивое платье. Их едва можно было отличить от братьев Мэриан или дядей Мишель, и в этой близости они стали более, а не менее заботливыми, возражая, если мы несли на кухню свои тарелки, настороженно реагируя даже на намек на то, что они считают некачественным обслуживанием со стороны кого-либо из персонала резиденции. Потребовались месяцы уговоров, прежде чем дворецкие согласились сменить смокинги на хакисы и рубашки-поло, подавая нам еду.

"Мы просто хотим убедиться, что к вам относятся как к любому другому президенту", — объяснил Вон.

"Именно так", — сказал Бадди. "Видите ли, вы и первая леди не знаете, что это значит для нас, господин президент. То, что вы здесь…" Он покачал головой. "Вы просто не знаете".