— Может быть, вы знаете отгадку?
Отсмеявшись и увлажнив хлынувшими слезами носовой платок, Алла приобщила учительницу к устному народному творчеству:
— Ну это же так просто — товарный поезд.
Еще одно погружение в русский фольклор состоялось на сцене актового зала МГУ на Ленгорах, когда мы играли в первой постановке фольклорного театра филфака — в народной драме «Царь Максимилиан». Главная роль досталась «приглашенному» артисту, связанному с факультетом незримыми межведомственными узами дружбы, студенту Высшей школы КГБ и нашему куратору Валере Сучкову. Репетировать и играть было весело. Царь-язычник орал благим матом на непутевого сына Адольфа (Миша Палиевский), предавшего веру отцов, и требовал «срубить ему голову на правую сторону». Смешливая Наташа Юдина, запеленутая в простыню, размахивала косой, изображая смерть, и, давясь от смеха, «грозно» возвещала: «Я не баба, я не пья́на, я смерть твоя упряма». Старик и старуха-гробокопатели (Леша Налепин в онучах да зипуне и Света Айвазян в сарафане да кичке) ползали по сцене, бормоча непристойности в адрес монарха. Мне же пришлось перевоплотиться в самого загадочного персонажа (пришей кобыле хвост) — доктора Фому. Никто толком не знал, что делать с этим образом. Поэтому его интерпретация была отдана на откуп исполнителю. Наташа Юдина снабдила меня старорежимным пенсне и саквояжем. Накрахмаленный белый халат, колпак и стетоскоп я приволок из своего «Блохинвальда». А в интерпретации образа я положился на одесские, мягко говоря, интонации. На сцене я появлялся лишь единожды, зато монолог мой был убойный.
Не есть я русский, не есть я прусский,
А есть я придворный доктор Фома,
Здесь у меня лекарство, пластырь и сулема;
Я искусно лечу,
Из мертвых кровь мечу.
Ко мне приводят здоровых,
А от меня уводят слабых;
Ко мне приводят на ногах,
А от меня увозят на дровнях.
Я зубы дергаю, глаза ковыряю.
На тот свет отправляю.
Нет ли здесь кого полечить, поправить;
Живого к смерти представить.
С Наташей Юдиной (Смерть с косой) мы совпали не только деталями костюмов. Мы сценически и логически дополняли друг друга
Закончив монолог «врача-убийцы», я обошел мизансцену в поисках жертвы, остановился на царе-батюшке, ткнул стетоскоп в перетянутую лентой грудь курсанта-гэбэшника Сучкова, приблизил пенсне к сверкающим в его орденах бриллиантам и… сорвал жирные аплодисменты зала. Я понял, что либо вляпался в историю, либо вошел в нее неординарной сценической интерпретацией классики фольклора. Оттепельная сатира оставалась в стороне от столбовой дороги партии и «открытий» ХХ съезда. Парадокс состоял в том, что всерьез говорить и даже петь (Высоцкий и Галич) о деяниях тирана уже худо-бедно дозволялось. Но шутить — ни-ни. А тут смеялись все — профессора, студенты, артисты. Я лопался от внутреннего смеха, но довел патетический монолог до логического конца на полном серьезе. Моя отсебятина совпала с законами жанра и победила.
МУДРЫЙ НАТАНЫЧ
Дом культуры МГУ на Герцена занимал единственное уцелевшее строение Опричного двора, купленного в 1833 году казной для университета. На базе ДК в середине 60-х заблистала театральная студия «Наш дом», разумеется, под пристальным присмотром «Большого Дома» и прочих парткомов. Жизнь с ее злободневной междустрочной сатирой в нее вдохнули Марк Розовский с компанией. Актеры НД (в том числе и непрофессиональные) делали это талантливо и современно. Благо, литературный материал предоставлял неограниченные возможности.
Попасть на представления студии НД было труднее, чем на закрытый вечер Высшей школы КГБ. Выклянчивать билетики в кассе было унизительно, поэтому шли в ход всевозможные придумки и трюки. Испытанное в боях оружие — журналистское прикрытие, к которому я, однако, не мог прибегать слишком часто. Приходилось припасать его на исключительные случаи. Например, на гастроли ленинградского театра Товстоногова с его «Зримой песней», спектакли первого (он же последний) всесоюзного фестиваля студенческих театров 67 году. С мандатом АПН (к тому времени у меня уже были наработаны контакты и в центральных газетах) я постучался в дверь администрации ДК и через несколько минут располагал пропуском на все спектакли фестиваля. Но самым ценным фестивальным приобретением было знакомство и, теплая, но, увы, непродолжительная дружба с администратором ДК МГУ, добрым волшебником Натанычем. Так Дмитрия Натановича Магида называли все, даже собственная жена — Бронислава Борисовна Келлер. Позднее я приклеил к этому прозвищу эпитет Мудрый.
Дмитрий Натанович Магид с женой Брониславой Борисовной
Натаныч одержим театром. Он не признавал телевидение и радиообработку, говорил: «Без зрительного зала нет искусства». В 20-е годы Магид закончил юрфак МГУ. Работал юрисконсультом в каком-то Наркомате, но профессия его интересовала постольку-поскольку. Он никогда не порывал со студенческой средой. Вскоре представилась возможность отдаться полностью организационной деятельности на поприще студенческого театра и концертов-лекций. Натаныч оставил опостылевшую службу и перебрался в университетский клуб, поближе к сцене. Здесь он и провел всю оставшуюся жизнь с перерывом на 1 день немецкого плена и (как следствие) 10 лет Гулага.
Операция вермахта «Тайфун» по захвату Москвы началась 30 сентября, а 2 октября советский фронт был прорван в нескольких местах. В результате, главные силы советского Западного и Резервного фронтов оказались окруженными в районе Вязьмы. 14 октября сопротивление советских войск в вяземском «котле» было сломлено. Здесь погибла лучшая часть московской творческой интеллигенции, находившаяся в составе 8-й дивизии народного ополчения. Многие из них даже не успели научиться стрелять. Для них это была не битва, а мясорубка. Особенно трагично сложилась судьба пленных ополченцев-евреев. Почти все были уничтожены по расовому признаку. Чудом уцелели лишь единицы. Среди них — Натаныч. Немцы захватили участок, на котором он рыл окопы. Пленных на месте огородили, создали импровизированный лагерь. Тут же произвели селекцию — евреи направо, остальные налево. На это времени у немцев хватило. В плену он пробыл несколько часов. К вечеру советские войска их «освободили». На этап всех отправили уже без сортировки. Натаныч получил десятку за…сдачу в плен. В 1951 вернулся в Москву. Жизнь потекла своим руслом, как будто ничего не случилось.
Магид был напрочь лишен чиновничьих или деляческих повадок, без которых эта должность была труднопредставима. Мне не пришлось произносить магических имен или заклинаний. Я просто их не знал. Билетов у него свободных не оказалось, но он сам провел меня в зал и усадил. Прощаясь, сказал: «Когда нужно приходите прямо ко мне». Я зашел через неделю. — А-а, здравствуйте, — мне показалось, что он почему-то обрадовался моему появлению. — Чем могу вам помочь? — Ничем. Просто зашел поблагодарить вас за тот вечер. — Знаете, Леня, вы первый, кто зашел в эту комнату «просто поблагодарить». Заходите ко мне «просто», когда оказываетесь поблизости. И когда нужно — тоже. Для вас я всегда отыщу местечко.
