На днях приехали из Москвы охранники, хозяйственники и обсуждали состав. Показал все подобранные помещения и сказал: «Размещайтесь и действуйте». Началась шумиха, движется подготовка, скоро приедет тов. Сталин. Были отремонтированы и покрашены десятки комнат и зал. Каждой делегации свое крыло, свои цвета, свои выходы и общий зал.
Вчера мне сообщили, что где-то в Потсдаме, около нас живет в своем особняке гросс-адмирал гитлеровского флота Редер*. Надо узнать. Также где-то поблизости тоже в своем особняке живет Марика Рокк*, известная кинозвезда Германии. И кроме того, в Тюрингии жена Вильгельма — голландская принцесса Вильгельмина* и разведчик Первой мировой войны Николаи, о которых донес в Москву.
16 июля на вокзале встретили тов. Сталина. Вместе с ним приехали Молотов, Берия, Поскребышев и МИДовцы. Разместили. Вечером виделся с охранниками, вроде, не говорят, что плохо, но и не сказали, что хорошо.
Наутро Молотов и Берия попросили, чтобы я показал им капитуляцию Гитлера и бункер, где он покончил жизнь. Я их повез, рассказал и показал [326].
Молотов В. М. спросил, где трупы, я ответил, что захоронили на территории военного городка одной воинской части вне Берлина. Знают об этом только 3 человека: я, начальник особого отдела генерал Вадис и его заместитель генерал Мельников [327].
Август
Вот прошло уже несколько дней, а тов. Сталин никуда не выезжал. Вчера, 2 августа, закончилась конференция, вроде обо всем договорились [328].
Вчера же вечером на автомашинах все начальство въехало в Франкфурт-на-Одере, где и сядут в вагоны. Это сделано, видимо, в порядке перестраховки, чтобы не устраивать посадку в Берлине.
Может быть, это и правильно. Ведь тут еще фашистов осталось немало. Могли что-нибудь и сделать. Посадили в вагоны и распрощались.
В общем, можно вздохнуть посвободнее, а то целыми днями пришлось переживать, как бы немцы, мои «подчиненные», как Г. К. Жуков сказал, что-нибудь не устроили [329].
Коротко опишу, как проходила конференция, на которую я несколько раз приезжал и следил, чтобы было все в порядке.
По приезде Сталин, Черчилль и Трумэн обменялись визитами. Первыми к Сталину явились Черчилль и Трумэн. Министры иностранных дел засели за документы, которые должны главы подписать.
17 июля было первое заседание в большом темном зале, как в колодце. Под потолком были балконы (очевидно, для оркестров).
На первом заседании присутствовали все, кто приехал с главами. Я помню, американцы и англичане уже сидели за столом, а Сталин прогуливался на улице около своей комнаты, и никто ему не решается сказать, что пора садиться. Потом вошли. Я тоже.
Первый спорный вопрос — это политические принципы Германии, — сразу встретил возражения с нашей стороны, так как американцы и англичане договорились о том, чтобы Германию расчленить на 3 государства: Северная Германия, Южная Германия и Западная Германия. Сталин резко возразил, заметив, что надо иметь единую демократическую Германию. Союзникам пришлось согласиться.
Далее решили создать Контрольный совет по Германии и определить его действия. Главнокомандующие в своих зонах решали вопрос самостоятельно.
Определили общие принципы по Германии:
Полное разоружение и демилитаризация германской промышленности.
Уничтожение национал-социалистической партии и всех нацистских учреждений, чтобы не допустить нацистской и милитаристской пропаганды.
Военные преступники: кто планировал и осуществлял войну и нацистские мероприятия, подлежат военному суду. Все нацистские начальники должны быть удалены со всех постов.
По экономическим принципам — развитие мирной промышленности и полный запрет на производство вооружения.
На конференции большой спор произошел из-за репараций (правильно: вывоза. — Прим. ред.) в СССР ряда предприятий из Германии, особенно тяжелой промышленности.
Черчилль и Трумэн не хотели этого, но наши товарищи доказали, сколько немцы уничтожили наших фабрик и заводов и городов.
В итоге, правда, этого не получилось, так как союзники не дали нам вывезти из занятых ими немецких городов. Но кое-что из Западного Берлина, пока мы командовали, все же вывезли, ряд предприятий.
Долго торговались о границах Польши, но все же наша линия прошла. Прилетел Берут [330].
С 28 июля вместо Черчилля прибыл новый премьер-министр Англии — Этли* (правильно: Эттли. — Прим. ред.).
За несколько дней до этого Черчилль и Трумен пригласили Сталина для беседы втроем. Трумен под секретом сказал, что американские ученые изобрели новую бомбу большой силы, в десятки раз более разрушительной любой нынешней бомбы. О том, что атомная, не сказал. Сталин только выслушал, не задал ни одного вопроса, и разошлись.
Вот коротко все, что я видел, когда там присутствовал.
Из поздних записей
После отъезда т. Сталина и окончания Потсдамской конференции, на которой, как будто, все было уточнено, начались активные регулярные заседания Контрольного совета.
Для того чтобы быть в курсе событий, я вместе с Г. К. Жуковым и В. Д. Соколовским присутствовал на заседаниях. К этому времени уже союзники заняли свои сектора в Берлине, а ранее отвели свои войска из Лейпцига и Тюрингии.
Мы ездили, как всегда, по всему Берлину, тем более что полицай-президент общий на весь Берлин, так же как и магистрат города, но американцы, англичане и французы в своих секторах назначили своих военных комендантов. И при решении общеберлинских вопросов собирались у нашего коменданта генерал-майора Котикова*, назначенного после смерти Берзарина Н. Э.
На заседания Контрольного совета все подъезжали на шикарных машинах с флажками, хорошо одетыми. У каждой страны были свои комнаты. Буфет общий, а питание в обеденное время попеременно. Союзники особенно нажимали на «Рашен водка», в том числе и их машинистки и переводчики, когда день угощения был наш. Правда, их желание не выходило за пределы одной рюмки.
В зале заседаний столы были установлены с 4 сторон. Перед заседанием Контрольного совета наши советники и союзников предварительно готовили и согласовывали вопросы, а затем уже обсуждал Контрольный совет.
Первое время работа Контрольного совета протекала хорошо, без прений, раз в неделю, но я несколько раз говорил Г. К. Жукову, что союзники либерально относятся к фашистским преступникам, и назвал ему цифру 2500 человек, арестованных в нашей зоне фашистских преступников и руководящих деятелей НСДП.
В то же время такие же преступники в зонах союзников не только не арестованы, но даже им разрешено открывать торговлю, издавать газеты и др. Г. К. мне сказал: «А ты спроси у Эйзенхауэра, сколько они арестовали?»
В те дни были почти на каждой неделе приемы то у одних, то у других. На одном из приемов мы оказались рядом с Эйзенхауэром, и я спросил. Пантюхов перевел мой вопрос.
Эйзенхауэр посмотрел на меня с удивлением и говорит: «Я не знаю, это дело М. П. (Милитер полиция)». Потом я пристал к Пантюхову, чтобы он узнал у начальника военной полиции. Тот, вернувшись, мне сказал, что начальник полиции точно не знает, но, кажется, около 100 человек. Вот вам факт! Несмотря на решение Потсдамской конференции и подписи их президентов.
После этого я рассказал Георгию Константиновичу об этом, и он условился с Эйзенхауэром, чтобы мы съездили в американскую зону и допросили главных военных преступников. Однако после большой оттяжки и отговорок американцы не дали нам, я имею в виду солидной группе военных, выехать для допроса, а ограничились разрешением допросить некоторых, и то не зам. главнокомандующего, которого они уже знали, кто это Серов, а второстепенным работникам фронта. Ездил туда, кажется, генерал Трусов* (начальник разведотдела фронта), который в этих делах не специалист.
