Сотруднику ЦРУ Дэвиду Рольфу ни разу не пришлось срывать встречу с Толкачёвым благодаря разработанной московской резидентурой уникальной технике маскировки и подмены личности, позволявшей ему регулярно уходить от слежки.
Перед встречей Рольф с женой демонстративно приходили как бы на вечеринку на квартиру заместителя резидента по оперативной технике, который, что было известно КГБ, никогда не проводил тайниковых операций. Там Рольф маскировался так, что становился неотличим от хозяина квартиры. У того была длинная лохматая шевелюра. Рольф надевал парик с такой же шевелюрой. У технаря была длинная борода — Рольф приклеивал такую же. Хозяин квартиры помогал Рольфу приладить и закрепить маскировку, а затем снабжал его сканером радиочастот, антенной и наушником, чтобы отслеживать переговоры КГБ на улице. После этого Рольф выходил в город вместе с другим техническим специалистом — заместителем человека, внешность которого он только что позаимствовал. Поездив по городу в течение часа на микроавтобусе «Фольксваген» и убедившись в отсутствии слежки, Рольф снова менял маскировку (снимал парик и бороду), чтобы сойти за обычного советского рабочего.
Выезжая из посольства в гриме, Рольф преследовал только одну цель — обман: ему надо было ни в коем случае не привлечь к себе внимание КГБ. Последующие два часа он шел сложным проверочным маршрутом по московским улицам, прежде чем выйти в район встречи с Толкачёвым. На этой пешей части маршрута он вел себя более открыто, почти дразня своих противников. Он пытался выманить КГБ из засады — менял городской транспорт, заходил в магазин, фойе театра, где изучал афиши, приобрел билеты на спектакль, побывал в комиссионном магазине. Незадолго до назначенного времени встречи Рольф вошел в жилой дом, взобрался по лестнице на последний этаж и стал ждать и слушать, не идет ли кто-либо за ним. Главной его задачей было раствориться, стать «невидимым» для наблюдения и убедиться, что он «чистый». Это были два часа изматывающего напряжения. А тем временем его жена и заместитель резидента по технике молча сидели в квартире, чтобы слуховые контролеры КГБ не могли заметить, что на самом деле заместитель резидента по технике все это время оставался дома.
В 1980 году, когда Лэнгли поручило резиденту ЦРУ в Москве Хэттавею предупредить агента «Федору» (сотрудника СВР КГБ Кулака) об утечке в прессу информации, указывающей на принадлежность «Федоры» к агентуре американской разведки, Хэттавей в очередной раз использовал «подмену личности». Чтобы гарантированно уйти от наблюдения, он «позаимствовал» внешность у своей секретарши, которая раз в неделю вместе с мужем ездила кататься на коньках. Хэттавей воспользовался ее одеждой, загримировался под нее, надел лицевую маску, взял коньки и сел в автомашину, за рулем которой был муж его секретарши. Милицейская охрана у ворот посольства подмены не заметила. Как только машина отъехала достаточно далеко от посольства, Хэттавей сорвал маску, некоторые средства маскировки и выскочил из машины.
Он несколько часов петлял по городу, пытаясь обнаружить слежку. У него с собой был фотоаппарат, так как он планировал предложить Кулаку эвакуацию из СССР, для чего ему были нужны свежие фотографии «Федоры». Убедившись в отсутствии наружного наблюдения, Хэттавей пришел по адресу проживания Кулака, поднялся по ступенькам дома, чтобы позвонить в квартиру «Федоры», но ему преградила путь дежурная консьержка, и он был вынужден прекратить операцию.
На следующий день Хэттавей повторил попытку выйти на контакт с «Федорой», и ему удалось переговорить с ним по телефону, но Кулак от тайной эвакуации из СССР отказался. Связь с ним была навсегда прекращена.
От автора
Выявлению наружного наблюдения со стороны контрразведки КГБ московская резидентура ЦРУ всегда придавала первостепенное значение. Ведь только полная уверенность в отсутствии слежки служила основой для принятия американским разведчиком решения о начале операции по закладке тайника или выходе на место личной встречи с агентом. Но личного опыта выявления наружного наблюдения и отрыва от слежки для ЦРУ, как оказалось, было недостаточно. На помощь пришла спецтехника.
Эксперты ЦРУ достаточно откровенно рассказали об истории создания прибора, отвечавшего их потребностям организации персонального контроля в городе за бригадами наружного наблюдения. История создания американцами прибора БЯК-100, позволившего разведчикам ЦРУ контролировать работу в эфире бригад наружного наблюдения КГБ, весьма примечательна.
Оставим на усмотрение технических специалистов, насколько сложно было создать такой сканирующий прибор, поговорим о другом. Разведчиками резидентуры, «технарями» и аналитиками был проделан, несомненно, большой объем кропотливой работы по внесению ясности для себя, как работает в Москве наружное наблюдение и какой аппаратурой вооружены его сотрудники.
Мы, безусловно, фиксировали и контролировали длительные многочасовые и внешне бесцельные поездки разведчиков по Москве и в одиночку, и несколькими офицерами ЦРУ на своих автомобилях в разные стороны города, но твердый и окончательный вывод о предназначении тех поездок нами в то время сделан не был. До задержания Марты Петерсон контрразведка действительно не держала в руках подобного прибора и не располагала его техническими характеристиками. Заполучив приемную станцию SRR-100 и определив, какую частоту она контролировала, российскими техническими специалистами были приняты меры по замене собственных рабочих частот, добавлению других дополнительных рабочих частот, зашифровке переговоров бригад наружного наблюдения.
И американцы, в свою очередь, пошли на совершенствование своей техники, создав сканирующие варианты перехвата работы в эфире на разных частотах приборов сотрудников наружного наблюдения КГБ. Безусловно, наличие у разведчиков резидентуры приборов SRR-100 серьезно затруднило работу, пришлось искать новые варианты организации наружного наблюдения, маневрируя силами и средствами.
Если говорить о личных встречах, то их идеология и описание американцами полностью совпадают с представлением контрразведки о них. Мы всегда исходили из того, что личные встречи разведчика с агентом необходимы при всех обстоятельствах, какими бы сложными ни были условия оперативной обстановки в стране пребывания. Через тайник невозможно решить такие вопросы, как личное знакомство с агентом, выяснение его морального и психологического состояния, поддержка в трудных ситуациях, передача ему спецтехники или громоздких посылок по просьбе агента (книги, журналы, предметы экипировки), продолжение его обучения и т. д. И именно в процессе проведения личных встреч с агентами в Москве в 80-е годы были задержаны с поличным сотрудники посольской резидентуры ЦРУ Питер Богатыр, Луис Томас, Пол Стомбаух, Майкл Селлерс и Эрик Сайтс.
«Отец-основатель» операции «Чистая щель» Бартон Ли Гербер был моим персональным подопечным, и я вел его разработку с 1980 по 1982 год, присвоив ему рабочий псевдоним «Гебхард». По странному стечению обстоятельств в 1982 году его заменил новый резидент — Карл Гебхардт, фамилия которого отличалась от псевдонима Гербера всего лишь на одну последнюю букву «т». Гербер прослужил в ЦРУ 39 лет, и основным направлением его безусловно плодотворной деятельности были разведывательные операции против Советского Союза и бывших стран Варшавского договора.
По словам Милтона Бирдена, Гербер очень гордился тем, что при нем Советский отдел ЦРУ имел больше высокопоставленных советских агентов, чем когда-либо за всю историю существования ЦРУ. Бирден на советском направлении в ЦРУ был заместителем Гербера и хорошо знал, что жизнь его шефа никогда не была легкой. Гербер ему рассказывал, как еще юношей (его детство проходило в Колумбусе, штат Огайо) во время Второй мировой войны он следил за продвижением войск союзников по военным картам в местных газетах, которые в качестве разносчика доставлял подписчикам. Он заинтересовался мировой политикой и надеялся отличиться в следующей войне. Но поскольку крупные войны, как он высчитал, случались нечасто, один раз на протяжении жизни поколения, Гербер осознал, что достигнет зрелости лишь в мирное время и не сможет принять участие в боевых действиях.
