Книга утраченных сказаний. Том I - Толкин Джон Рональд Руэл

— Вот, мы явились и приветствуем тебя в твоих собственных чертогах; приди же теперь в Валинор.

Но Мэлько не хотел так легко отказываться от своей забавы.

— Но сначала, — сказал он, — ты, Манвэ, подойдешь и станешь на колени передо мной, а после тебя — все валар; но последним подойдет Тулкас и поцелует мою ногу, ибо я помню нечто такое, отчего не питаю к Полдорэа великой любви.

Он намеревался ударить Тулкаса ногой в лицо в отплату за давным-давно нанесенный удар, но валар предвидели такую возможность и лишь играли в унижение, чтобы выманить Мэлько из его оплота Утумны. Манвэ и вправду надеялся до конца на мир и дружелюбие, и по его слову боги на самом деле приняли бы Мэлько в Валинор на условиях мира и дружбы, не будь его гордыня ненасытной, а упорство во зле — непреодолимым. Теперь, однако, мало снисхождения к Мэлько осталось в их сердцах при виде того, как он упорствует, требуя, чтобы Манвэ преклонился перед ним, а Тулкас согнулся к его безжалостным стопам; но все же Владыка Богов и Эльфов приближается к трону Мэлько и преклоняет колена, ибо так замыслили они, дабы вернее поймать злодея. Но внезапно столь лютый гнев вспыхнул в сердцах Тулкаса и Аулэ при виде этого зрелища, что Тулкас одним прыжком преодолел весь зал, невзирая на Ангайно, а за ним Аулэ и Оромэ, что последовал за отцом, и весь чертог пришел в волнение. Тут Мэлько вскочил на ноги, закричав громким голосом, и его слуги бросились к нему на помощь из мрачных переходов. Тогда занес он над Манвэ железную плеть, что держал в руке, но Манвэ слегка дохнул на железные хвосты плети, и их отнесло прочь, и тогда Тулкас ударил Мэлько прямо в зубы своей стальной дланью, и они с вместе с Аулэ схватились с Мэлько и тотчас связали его Ангайно, тридцать раз обернув вокруг него цепь.

Тогда молвил Оромэ:

— Его надлежит убить, — и это было бы хорошо, но великих богов нельзя было тогда убить ^[прим.4]. Теперь на Мэлько крепкие оковы, он стоит на коленях и вынужден приказать своим рабам, дабы те не препятствовали валар — однако большая часть их, будучи испуганы пленением своего владыки, разбежалась по самым темным углам.

Тулкас выволок Мэлько за ворота, и Аулэ надел на его запястья по одному из Воротэмнар, а на лодыжки — по паре Ильтэрэнди, и тиль-кал стал красным, коснувшись его, и никогда эти узы не были сняты с его рук и ног. Затем к наручникам прикрепили цепь, и беспомощного Мэлько унесли прочь, пока Тулкас и Улмо крушили врата Утумны, нагромождая над ней груды камня. И глубоко под землею в пещерах и норах до сих пор живут нечистые духи, заключенные туда в день, когда был пленен Мэлько, но все же многими путями порой проникают они в мир — сквозь расщелины, где они подражают голосам прилива на скалистых берегах, просачиваясь в темные протоки, что извиваются невидимыми много лиг, или из-под голубых сводов, где берут начало ледники Мэлько.

После всего этого боги возвращались в Валинор долгими и темными путями, каждый миг следя за Мэлько, что скрежетал зубами от бессильного гнева. Губа у него была разорвана после удара Тулкаса, которого не сдержало даже благоразумие, когда величие Манвэ склонилось перед проклятым, — и на лице Мэлько навсегда застыла кривая ухмылка.

И был устроен суд на склонах Таниквэтиль, и Мэлько призван к ответу перед всеми вали ^[прим.5], великими и малыми, простертый ниц в оковах пред серебряным троном Манвэ. Против него говорили разгневанные Оссэ, Оромэ, Улмо и полная отвращения Вана, свидетельствуя о его деяниях, жестоких и бессердечных; но Макар все же держал его сторону, хотя и без приязни, молвив:

— Плохо, если всегда царит мир: эхо не разносит боле шума ударов в вечном спокойствии Валинора, посему, если невозможны станут деяния доблести либо буйного веселья даже во внешнем мире, поистине, явится скука, и уж я-то не жажду таких времен!

Тут встала Палуриэн, в скорби и слезах, и поведала о бедах земли, о дивной красоте своих замыслов и о всем том, что горячо мечтала она взрастить; и о великом множестве цветов и трав, деревьев, плодов и семян, что рождал бы мир, пребывая в покое.

— Смотрите, о валар, как бы эльфы и люди, когда настанет их время, не были лишены радости и покоя.

Но Мэлько, услышав об эльфах и людях, скорчился от гнева, ярясь на свою беспомощность.

Тогда и Аулэ согласился с ней на этом, и многие из богов, но Мандос и Лориэн хранили молчание, ибо никогда не говорили они много ни на советах валар, ни в другое время. Но тут встал посреди собрания возмущенный Тулкас и удалился, ибо не мог терпеть разговоров там, где ясно различал вину. Скорее бы он освободил Мэлько от оков и вышел бы с ним на поединок посреди широких равнин Валинора и нанес бы ему множество жестоких ударов в воздаяние за его злодеяния, чем стал бы судить о них. Манвэ же сидел и внимал, и хотя тронули его слова Палуриэн, все же мнилось ему, что Мэлько — айну, наделенный неизмеримым могуществом, от которого может произойти много блага либо зла для мира. Посему он отставил суровость, и вот каким был его приговор: три века, пока длится немилость богов, Мэлько, скованный цепью Ангайно, будет заключен под сводами Мандоса, и после того явится он на свет Двух Древ, дабы еще на четыре века поселиться в жилище Тулкаса и служить ему, возмещая послушанием старинную вражду.

— Лишь тогда, — молвил Манвэ, — может статься, ты вернешь благоволение богов, дабы они дозволили тебе жить в своем доме и отчасти вернули положение, которого достоин вала и владыка среди айнур.

Такой приговор вынес Манвэ, и даже Макару и Мэассэ он показался справедливым, хотя Тулкас и Палуриэн сочли его мягким. И вот для Валинора и для всей земли наступают долгие мирные времена, покамест Мэлько пребывает в глубочайших чертогах Мандоса, а в сердце его копится тьма.

И вот морские бури постепенно стихают, а подгорные огни — гаснут; земля больше не сотрясается, жестокие холода смягчаются, а неподатливые снега и ледники тают на дальнем севере и крайнем юге и даже вокруг столпов Рингиль и Хэлькар. И вновь на землю приходит Палуриэн, и леса разрастаются и множатся, а рог Оромэ часто звенит в сумерках. Теперь паслен и переступень карабкаются в чащобе, остролист и падуб появились на земле. Даже скалы укрылись плющом и стелющимися растениями благодаря затишью в воздухе и спокойствию морей, а пещеры и берега украсились травой, и огромные водоросли плавно покачиваются, когда Оссэ волнует воды.

И вот этот вала явился и воссел на оконечности Великих Земель, наслаждаясь на досуге спокойствием своих владений. И зрел он, как Палуриэн наполняет мирные сумерки Земли порхающими существами. Летучие мыши и совы, отпущенные из Мандоса Вэфантуром, кружили в небе, и соловьи, посланные Лориэном из Валинора, выводили свои трели над недвижными водами. Вдалеке заскрипел козодой, и змеи, ускользнувшие из Утумны, когда был пленен Мэлько, бесшумно ползали в темных местах; лягушки заквакали на берегах водоемов.

И тогда известил он Улмо о всем том новом, что появилось, и Улмо восхотел, дабы воды морей отныне сделались населенными, и отправился на поиски Палуриэн, и когда она поделилась с ним заклятиями, в морях замерцали рыбы и странные создания поползли по дну. Но никто из валар или эльфов не знает, откуда взялись устрицы и моллюски, потому что они уже открывали свои створки в тихих морях до того, как Мэлько нырнул туда с высоты, и жемчужины появились много прежде, чем эльдар задумались или начали грезить о драгоценных камнях.

Три огромные рыбы, светящиеся во мраке бессолнечных дней, всегда сопровождали Улмо, и на крыше жилища Оссэ на дне Великого моря сами собой сверкали чешуйки. Настало время величайшего мира и покоя, когда жизнь пустила глубокие корни в недавно сотворенную почву, когда только света ожидали посеянные семена, дабы прорасти, и время это зовется и прославляется как век Оков Мэлько.