Шпионаж и любовь - Малли Клэр

После смены женщины из вспомогательного корпуса ходили на вечеринки в офицерские клубы, но агенты – во имя безопасности – вели более уединенную жизнь. Эта отстраненность от общей суеты устраивала Кристину. Она не интересовалась местными вечеринками и была рада на некоторое время скрыться в тени, проводя больше времени с коллегами по обучению, пытаясь обрести анонимность, необходимую для тайной работы. Однако, будучи единственной женщиной-агентом, она неизбежно выделялась. Дороти Уэйкли вспоминала, что периодически встречала Кристину в лагере; и хотя она считала, что внешность Кристины была ничем не примечательной – цвет волос, лица и кожи приобрел одинаковый коричневатый оттенок, приходилось признать за ней «замечательную грацию движений и обаяние, что-то особое, заставлявшее задержать на ней взгляд» [69]. Кристина была бы разочарована такой оценкой.

Большую часть свободного времени Кристина проводила с Ганном, О’Риганом и Ропером. Несмотря на то что климат был таким же жарким, как в Каире, Гайотвиль мог похвалиться преимуществом приморского бриза. Той весной погода в Северной Африке была «невероятно плохой», и Кристина была лишена привычного удовольствия от солнечных ванн [70]. Они с мужчинами пили кофе в тихом офицерском клубе и отправлялись на пикники вдоль побережья в Типазе, среди руин римского города, или проходили милю до ворот Мэссингема и поднимались в горы. Исполненная решимости не быть самым слабым звеном, Кристина часто опережала спутников. Ганн шагал небрежно, сняв рубашку, чтобы впитать солнце кожей, и О’Риган вспоминал, что он «время от времени загадочно говорил о нашем крестовом походе» [71]. О’Риган подозревал, что Ганн «влюбился в Кристину». По крайней мере он называл ее «замечательным, прекрасным человеком» и выбрал для себя кодовое имя «Бамбук», в память о зарослях тростника, в которых они с Кристиной как-то прятались во время тренировки; он хранил подаренного ею «пассажира» для заброски во Францию – плюшевого медвежонка [72]. Но когда Ганн спросил Кристину о ее послевоенных планах, она не захотела связывать себя обещаниями [73]. Она просто не могла представить, какова будет ее жизнь в мирное время, а потому лишь рассмеялась и сказала ему, что предпочитает пока сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. «Она была полна жизни и веселья… с чудесным чувством юмора, – позже вспоминал Ганн, – но, как ни странно, у нее не было никакого чувства корней. Она жила мгновением и, казалось, с некоторым трепетом смотрела в будущее» [74]. Это впечатление Ганна было весьма точным. Большинство мужчин отмечало, что она отличалась в компании – все же она была женщиной, но в то же время держалась как «своя», как один из парней. Польское происхождение, пережитая в прошлом боль, неопределенность будущего – все это обычно ускользало от наблюдателей. В конце концов, Кристина была весьма замкнутой.

Иногда, если появлялась возможность прокатиться вдоль побережья на джипе или мотоцикле, она отправлялась одна в старый пиратский порт Алжира. Женщинам из вспомогательного корпуса советовали не посещать Казбу, арабский квартал, но большинство отваживалось заглянуть хотя бы на край этого древнего квартала. Для многих местный рынок стал разочарованием, «полностью лишенным чего-либо, достойного покупки», но Кристина мало интересовалась материальными приобретениями [75]. После базаров Каира она чувствовала себя в Казбе как дома, болтала по-французски с хозяевами лавок, пила с ними бесконечные стаканы чая и закусывала липкими финиками. В конце концов она купила три кожаных кошелька, один для Анджея, один для Патрика Говарта и один для себя.

При первой возможности Анджей взял накопившийся двухнедельный отпуск и примчался в Алжир, чтобы увидеть ее. Он отметил, что в форме ВВС Кристина «выглядела еще привлекательнее, чем обычно», но попытался отвлечь ее от походов, пикников, лежания на пляже и осмотра достопримечательностей, чтобы учиться плавать, ездить на велосипеде и точно стрелять; как ни удивительно, всех этих навыков ей не хватало в должной мере [76]. В этих начинаниях ему больше всего помогала нетипичная для сезона погода, которая ограничивала перспективы отдыха и «присущей лени», которую она за собой признавала [77]. Но, несмотря на то что Анджей помогал изо всех сил, Кристина так никогда и не научилась хорошо плавать, да и со многими другими слабостями не справлялась.

Она питала глубокую неприязнь к велосипедам и через некоторое время вообще отказалась на них ездить. Дело не в том, что она нашла их неженственными или обеспокоилась, что велоспорт может сформировать чрезмерно выпуклые бедра и икры. Напротив, она осознавала важность поддержания спортивной формы, часто досадовала на свою худобу, опасаясь, что это может подорвать ее физическую выносливость. Но с раннего детства она ездила верхом на лошадях и отдавала им предпочтение – особенно на неровной местности, в отсутствие дорог. Велосипед быстрее ходьбы, и даже самые странные пакеты кажутся совершенно безобидными в корзинке, но для Кристины эти устройства представлялись фальшивыми, ненадежными и явно враждебными.

Стойкой была и ее неприязнь к оружию. После нескольких недель обучения она все равно закрывала глаза при выстреле и жаловалась на шум. «Все равно я никогда не могла заставить себя стрелять в кого-то живого!» – сказала она Анджею [78]. Говарт позже заверял, что она так никогда и не сделала этого, предпочитая использовать другое оружие в чрезвычайных ситуациях и прежде всего то, что он называл «ее грозным даром убеждения»; [79] он полагал, что дар этот происходил из сочетания ее «женского очарования», «контролируемого негодования, которое, как легко было проверить, могло внезапно вспыхнуть яростью», и «ее способности убеждать любого человека, с которым она работала, что он необычайно проницателен и потому может не только понять аргументы, которые она выдвигала, но и согласиться с ними» [80]. Кристина, несомненно, обладала почти безрассудной самоуверенностью во многих отношениях. Она знала, что у нее есть ряд серьезных пробелов в репертуаре шпионских навыков, но, как правило, отказывалась тратить время на освоение чего-то для нее неинтересного или неестественного. Хуже того, ей достался офицер-наставник, который, по словам Анджея, «неправильно с ней обращался». И это было мягко сказано [81].

Фрэнсис Брукс Ричардс, глава французской секции Мэссингема, договорился о том, чтобы Кристину курировал майор Бенджамин Коуберн, кодовое имя Жестянщик, известный как «один из самых галантных и мужественных агентов УСО», который временно находился в Алжире между миссиями во Франции [82]. Искры полетели немедленно. Коуберн был невысоким, плотного сложения, молчаливым технарем из Ланкашира, типичным воплощением «сурового северного крестьянина» [83]. Кроме того, он имел манеру за словом в карман не лезть и отвечать на замечания. Морис Бакмастер, глава Секции Ф в Лондоне, считал характерную для Коуберна «прямолинейность манер и стимулирующей, и разочаровывающей одновременно» [84]. Хотя Коуберн располагал всеми необходимыми личными ресурсами и решимостью, необходимыми для обеспечения первоначальной британской разведки на оккупированной территории Франции, он не смог установить связь с Кристиной. Было ли это из-за его пристрастия к непристойным анекдотам или из-за его пламенной любви к велосипедам, неизвестно [85]. «Я думаю, в ретроспективе, что можно было ожидать проявлений темперамента от “дивы”, которой приходится посещать мастер-класс другого великого исполнителя», – писал позднее Брукс Ричардс [86].

На самом деле, кому бы ни пришлось предпринимать попытки учить Кристину жизни в оккупированной Франции, от политических нюансов до полицейской униформы и культурных деталей, таких как привычка никогда не просить «кафе-о-лэ», поскольку молоко превратилось в недоступную роскошь, надо было решать сложную задачу. Агентам в Британии иногда давали семь недель для такой «ломки головы»; Кристина едва могла усидеть на месте пару дней [87]. Курс был переполнен такими мелкими житейскими деталями, которые сводили ее с ума, и потребовалось не только участие Анджея, но и визит Говарта, чтобы успокоить ее и убедить в необходимости посещать лекции, а также разучивать подробности ее собственной легенды под именем «Жаклин Арман».