Архиепископ Витебский и Могилевский Варлаам повелел всей епархии называть «впредь… в благодарственных молебствиях вместо Александра французского императора и италийского короля великого Наполеона» [528]. Синод констатировал, что «две трети духовенства по могилевской епархии учинили присягу на верность врагу отечества» [529].
В Минске католический епископ служил торжественную обедню в честь нового правителя, причем на этой службе присутствовали местные православные священники:
«В 11 часов все офицеры, военные и гражданские чиновники собрались к генерал-губернатору и принесли искренние поздравления нашему Великому Воскресителю. Затем во главе с генерал-губернатором отправились к обедне в Кафедральный собор. Обедню служил Его Преосвященство Минский епископ; этот ревностный пастырь, со дня вступления в город наших славных избавителей, возбуждал в нашем уважаемом духовенстве, при каждом удобном случае, патриотические чувства. Его окружали члены Консистории и монашеские ордена. Во время богослужения присутствовали даже греко-российские священники, оставшиеся в нашем городе» [530].
Православные священники Смоленска встречали Наполеона с крестом в знак покорности. 27 октября 1812 г.
«французский губернатор Смоленска потребовал, чтобы наличное духовенство городское встретило бежавшего из Москвы Наполеона. Напрасно отговаривался Мурзакевич… В конце концов, опасаясь гнева Наполеона и разрушения собора и храмов и не видя особого преступления в вынужденной встрече побежденного врага, Мурзакевич с Зверевым и Соколовым пошли к Днепровским воротам» [531].
Далее отец Никифор пишет в своем дневнике:
«Утром пришли о. Поликарп и о. Яков, чтоб идти встречать Наполеона. Зайдя в Собор, взяв ризы, крест, пошли к Днепровским воротам, где городское начальство ожидало. Часовые у ворот за нами присматривали. Продрогнув на холоде, с разрешения, мы разошлись. О. Поликарп сказал: Наполеона не будет»… 28 октября. Идя к больному мещанину Ив. Короткому, что у Днепровских ворот возле дома Ив. Ковшарова, с черствою просвирою, нечаянно попавшийся мне губернатор Жомини сказал мне по латыни: Вот Наполеон идет! — Я, не знавши его, посторонился, но Наполеон у меня спросил: «pope? (поп?)» Я ответствовал: так. И когда ближе он подошел, я, в недоумении и страхе, вынул просвиру, которую он велел взять одному генералу. Всего этого никто не видел» [532].
В декабре 1812 г. протопоп смоленской Никольской церкви отец Алексей Васильев донес духовному начальству о том, как трое батюшек ходили встречать Наполеона. В Смоленск для дознания прибыл в сопровождении местного епископа Иринея (Фальковского) рязанский архиепископ Феофилакт (Русанов), который расследовал от имени Святейшего Синода дела духовенства, остававшегося на оккупированной французами территории (позже владыка Феофилакт потрудился на этот счет и в Минской, и в Могилевской епархиях). 20 декабря рязанский архиерей допрашивал отца Мурзакевича: «Зачем встречал Наполеона?» Отец Никифор отвечал: «Чтобы спасти храмы Божии: первосвященник иудейский Иоддай встречал язычника Александра Македонского, а папа Лев святый Аттилу, у врат Рима, угрожавшего граду разорением!».
Поведение отца Мурзакевича духовное начальство сочло «ревностью не по разуму» и передало дело смоленского священника в уголовный суд. 24 декабря отцы Никифор Мурзакевич, Поликарп Зверев и Яков Соколов были запрещены в священнослужении.
Как видим, Мурзакевич озвучил традиционный аргумент церковных коллаборационистов («сергиан») и поцеловал ручку злодею, чтобы спасти церковь (и как недвижимость и как общину). Да, он это делал нехотя, под давлением. Но останься Наполеон подольше в Москве, и местные епископы точно так же приноровились бы славить нового царя [533].
В Успенском соборе московского Кремля Наполеон, пожелавший видеть архиерейскую службу, заставил священника Новинского монастыря Пылаева отслужить литургию в архиерейском облачении, за что наградил его потом камилавкой [534].
Возможно, «русская вера» никак не интересовала Наполеона — но тогда и тезис патриарха Кирилла о том, что Наполеон шел ее менять, очевидно ложен. Возможно, Наполеон не отличал католиков от православных. Но католики-поляки вроде не жаловались на притеснения от Наполеона.
Были ли у Наполеона контакты с православным духовенством или хотя бы возможность вблизи наблюдать нравы высшего духовенства до его вторжения в Россию? Такая возможность была у него во время египетского похода, который проходил по земле древнего александрийского православного патриархата. Наверняка ни местный греческий патриарх, ни копты-христиане не доставили ему проблем.
Высшее мусульманские духовенство Египта умоляло его принять их религию. Он сказал (почти как киевский князь Владимир при «испытании вер»), что в исламе ему все нравится, кроме обрезания и запрета на вино. Тогда «Четыре муфтия, наконец, представили составленную и подписанную ими фетфу. В ней было сказано: что обрезание представляет собой дополнение, что оно не было введено пророком, а лишь рекомендовалось им, что можно поэтому быть мусульманином, не будучи обрезанным; что же касается второго вопроса, то можно пить вино и быть мусульманином, но это значит жить во грехе без надежды на награду, обещанную избранным» [535]. После протестов мусульманских масс «муфтии выработали фетфу, в которой говорилось: что новообращенные смогут пить вино и быть при этом мусульманами, если искупят свой грех добрыми делами и благотворительностью; что коран предписывает раздавать в качестве милостыни или обращать на благотворительность не менее одной десятой своего дохода; те же, кто, став мусульманами, будут продолжать пить вино, должны будут довести средства, раздаваемые в качестве милостыни, до одной пятой своего дохода» [536].
Сам он в Египте говорил: «Римские легионы любили все религии» [537]. А «его (Наполеона) неизменным мнением было, что всякий человек должен умереть, не изменив своей религии» [538].
Так что причины предполагаемой Наполеоновской вражды к России — в столкновении двух экспансий, а не в «духовности» или якобы завидных «природных богатствах» России.
И хотя революционно-антицерковные традиции еще были живы в Великой Армии, командование все же запрещало мародерство и святотатство: циркулярное письмо начальника штаба корпуса Мюрата генерала А. Бельяра от 4 июля 1812 г. гласило:
«Священная утварь из церкви и золотые вещи некоторых жителей были похищены войсками, мой дорогой генерал, король
[
Мюрат
]
предписывает, чтобы были осуществлены все необходимые расследования, чтобы найти и арестовать виновных. Если ничего не найдут в ранцах или мешках, возможно, найдут эти вещи у торговцев, которые обычно общаются с солдатами. Если виновные будут арестованы, король желает, чтобы они предстали перед судом…» [539]
Сам Наполеон в 1812-м неуклонно каждое воскресенье посещал мессу.
Глава 45
Агрессора назначает победитель
Чтобы составить представление о мотивах и замыслах Бонапарта, надо понять, что же в предвоенное время делала Россия, которая в предыдущие годы не раз бросала свои армии в Европу со вполне агрессивными анти-наполеоновскими целями.
