«Дело это длилось около полутора лет; в течение этого времени Биттер-Монен, не говоря уже о нападках и инсинуациях, коими он подвергался в бурцевских статьях, пережил много трудных минут, когда на публичных заседаниях масонской ложи „Жюстис“ и Совета ордена дело доходило чуть ли не до кулаков и всяких угроз по его адресу со стороны переполнявших зал евреев и социалистов. Таких заседаний было много, длились они каждый раз по нескольку часов, и нужна была исключительная энергия и верность своему служебному долгу, чтобы выдерживать их до конца».
В конце 1909 года «ввиду неудовлетворительного состояния масонского следствия» в Департаменте полиции пришли к решению назначить специального эксперта для изучения проблемы. Им стал чиновник Департамента полиции Борис Кирович Алексеев. Поскольку считалось, что руководство русских масонских лож находится в Париже, его командировали туда. В «масонской столице» Алексееву удалось войти в контакт с руководителями «Антимасонской лиги» и, в частности, с аббатом Турман-Теном. Удивленный равнодушным приемом аббата, Алексеев составил первое донесение Курлову по материалам масонской газеты «Ревю мазоник». И хотя один из ее авторов назвал русское правительство «позором цивилизованных государств», Алексеев признавался, что пока у него нет улик, свидетельствующих о масонском заговоре. Затем, когда помощник Турмантена принял 500 франков «взаймы», Алексеев имел откровенную беседу с аббатом и выяснил, что исчерпывающие сведения о масонских ложах в России стоят 500 тысяч франков — именно такая сумма необходима для подкупа трех высокопоставленных масонов. После того как Курлов ответил, что согласен выплачивать информаторам лишь небольшое ежегодное пособие и еще вознаграждение за каждый добытый документ, Алексеев продолжал отстаивать первоначальное предложение, а заодно представил счет на две тысячи франков за собственные расходы на роскошную жизнь — извозчика, театр, папиросы, лакея и многочисленные «ужины на двоих» — во время полуторамесячного вояжа, который завершился в декабре.
В январе 1912 года аббат прислал письмо министру внутренних дел А. А. Макарову, где спрашивал, удовлетворена ли его просьба о значительной сумме денег и по-прежнему ли русские чиновники отказываются предпринимать что-либо в России против франкмасонов. Вероятно, аббат написал министру, чтобы поставить его в — известность, что он до сих пор ничего не получил, хотя кое-чего заслуживает, и тогда ему переслали скромное вознаграждение за несколько будущих донесений, которые на поверку оказались бесполезными политическими сплетнями.
Тем временем Алексеев уже выслеживал «масонских злоумышленников» в Петербурге, и от него поступило донесение о состоявшемся 11 марта 1911 года собрании двадцати подозреваемых в Музее изобретений и усовершенствований. В качестве наиболее активного пропагандиста он отметил В. В. Архангельскую-Овчинникову, которую охранка уже знала как радикальную феминистку с дипломом по истории философии Парижского университета. Алексеев свободно беседовал с ней, и она с увлечением убеждала его в могуществе масонства. Возможно, в результате этих бесед Алексеев осенью того же года и указал в донесении, что масоны приложили руку к убийству Столыпина 1 сентября 1911 года и что «Великий Восток» действует через «революционные комитеты по плану, выполнение которого пока лишь в самом начале»
В 1912 году, ознакомившись с донесениями Алексеева из досье охранки на масонов, новый директор Департамента полиции С. П. Белецкий отверг выводы о заговоре как безосновательные. Когда чуть позже великий князь Николай Николаевич, командовавший гвардией, потребовал от него расследовать, какое влияние оказывают масоны на офицеров гвардейских полков в Санкт-Петербурге, Белецкий вновь не обнаружил никаких улик, свидетельствующих о подрывной роли масонства, и на этот раз он назвал русских масонов обыкновенными «оккультистами».
Результат такой розыскной деятельности по «масонскому следу» был вполне предсказуем, так как французские масоны о российских братьях имели смутное представление, а сам Алексеев масоном никогда не был и в масонские ложи был не вхож. Обо всем происходящем в масонских кругах России ему пришлось судить по французской масонской литературе и сообщениям «Антимасонской лиги» Жюля Турмантена Тем не менее из присланных Алексеевым сообщений явствует, что еще в 1887 году группой эмигрантов в Париже была основана ложа «Космос». Между второй половиной 1904-го и началом 1905 года в парижские ложи было принято большое количество русских либералов и в их числе видные кадеты В. А. Маклаков и князь Павел Долгорукий. Причем оба они числились в списках ложи не под своими фамилиями, а под псевдонимами. Алексеев в результате своих изысканий делает выводы о том, что пропаганда масонства в России не только исходит из Франции, но и составляет даже «одну из немалых забот руководительного центра французского масонства», а французское масонство находится в прямой зависимости от иудейства.
Парижские сообщения Алексеева о российских масонах в Петербурге мало кого удовлетворили. Однако его сводка была представлена Столыпину, который, ознакомившись с предполагаемым планом борьбы с масонами совместно с «Антимасонской лигой» и необходимыми для этого расходами, выразил желание, чтобы проект этот в принципе получил непосредственную санкцию его императорского величества, «лично интересующегося масонским вопросом». Судя по всему, председатель Совета министров и министр внутренних дел Столыпин видел серьезную угрозу со стороны масонских лож и собирался предпринять решительные меры против них.
Департамент полиции начал серьезную подготовку к предстоящему совещанию в верхах по масонскому вопросу. Тут и вспомнили о Ратаеве. Разумеется, доложить Департаменту полиции о масонских ложах Петербурга, сидя в Париже, Ратаев не мог. Все же он подготовил «Записки о масонстве», где отмечал «серьезное противогосударственное значение возрождения масонства в России и необходимость специальной борьбы с ним». Содержание «Записок» Ратаева, естественно, не отразило всей глубины проблемы. Зато по характеру конфиденциальной информации, эрудиции и общей культуре «Записки» Ратаева стоят на несомненной высоте. Но почему-то как раз именно эта, сильная сторона «масонских записок» Ратаева в Департамент полиции и подверглась нападению историка А. Я. Авреха, который в своей книге «Масоны и революция» счел их «политически крайне убогими».
Первая его «Записка о масонстве» поступила в Департамент полиции в марте 1911 года. «Масонство для России, — отмечал Ратаев, — явление не новое. Пришло оно к нам в первой половине XVIII века и затем периодически то появлялось, то исчезало или, вернее сказать, притаивалось, но неизменно и всегда, кроме горя и напасти, ничего с собой не приносило».
Еще в 1887 году в Париже группой французских и русских радикалов-космополитов была основана масонская ложа для русских эмигрантов «Космос». В числе ее основателей, указывает Ратаев, стояли русские профессора М. М. Ковалевский, Е. де Роберти и французский ученый русского происхождения Г. Н. Вырубов. Эта ложа в 1898 году посвящала русских профанов «целыми стадами». Вернувшиеся после 1905 года в Россию вчерашние эмигранты — члены французских лож — явились основным ядром возрождающегося русского масонства. «Масонские ложи в России, — отмечал в январе 1914 года Ратаев в статье „Международный парламентский союз", — существуют уже в течение шести лет». Он относил, таким образом, их создание к 1908 году, когда в мае по просьбе русских масонов в Россию прибыли эмиссары «Великого Востока Франции», члены Совета Бертран Сеншоль и Гастон Булэ и открыли здесь «по одним сведениям, две, а по другим — три ложи».
В приложении к «Записке» Ратаев приводит внушительный список масонов из 86 человек. Среди них Максим Горький, Александр Блок, П. Б. Струве и другие. Однако Ратаев отмечал, между прочим, что документально подтвердить масонскую принадлежность он может только в отношении 14 человек. Это: Леонид Андреев, Евгений Аничков, Константин Аркадский-Добренович, Юрий Гамбаров, Павел Долгоруков, Андрей Ждан-Пушкин, Е. И. Кедрин, М. М. Ковалевский, Евгений Коган-Семеновский, Иван Лорис-Меликов, Василий Маклаков, Михаил Тамамшев, Е. В. де Роберта. Ни один из названных лиц не был масоном-оккультистом. Все они, по мнению Ратаева, являются «политическими масонами»: «Главным приютом для российских масонов служит кадетская партия».
