Фаворит Его Высочества (СИ) - "Лиэлли"

Я отверг ваш подарок. Повел себя слишком высокомерно… Мне так стыдно…

Достаточно было всего одного цветка… Но подаренного лично вами…

Я вам… доверяю.

У вас нет ни капельки стыда, Анри! Вы украли мой первый поцелуй…

Ты станешь моим фаворитом?

Анри, ты для меня вовсе не один из многих. Я уже давно… я тебя люблю.

С тобой так трудно, Анри…

Кое-что для меня? Что? Что это, Анри? Я хочу узнать!

Какое очаровательное… Спасибо, Анри!

Поцелуйте меня, граф…

Я тихо застонал ему в рот, лихорадочно скользя ладонями по спине. Как же я соскучился… Боже… Франц, мой золотой мальчик, мой маленький принц!

Он запустил свои пальцы мне в волосы, стараясь прижаться еще теснее, словно хотел слиться со мной в одно целое, беспрестанно шепча:

— Анри… Мой Анри… Любимый…

Я отстранился от его рта, заскользив жадными губами вдоль изящной линии скулы и плавного изгиба шеи, торопливо скидывая с него плащ, а вместе с ним и камзол, расстегивая шелковую рубашку… Он застонал нетерпеливо и слегка отстранился, но лишь затем, чтобы чуть дрожащими пальцами расстегнуть мою рубашку. Когда все пуговицы были вытащены из петель, он словно в нерешительности замер и медленно провел дрожащими ладонями по моей груди и животу. Он даже почти перестал дышать, опустив голову и рассматривая меня. Тонкие аристократические пальцы изучающе водили по ниточкам давно заживших и еще свежих шрамов на моем теле.

— У тебя столько… шрамов… — сдавленно прошептал он, проводя по одному особенно большому и страшному рубцу, прочертившему наискось мою грудь.

Я ничего не ответил, потому что в горле стоял ком. Он так трепетно прикасался к этим безобразным шрамам, почти с благоговением касаясь их своими чудесными пальцами, а потом, наклонившись, прильнул щекой к моей груди, осыпал поцелуями каждый рубец, и я чувствовал горячую соленую влагу его слез на своей загрубевшей от морского ветра коже.

Стянув рубашку с моих плеч, он прижался головой к моей груди, крепко зажмурившись, пытаясь сдержать слезы.

Я поднял его на руки и отнес на кровать. Уложив его на постель, я навис над ним, осыпая его лицо быстрыми и жаркими поцелуями, и он замурлыкал, пытаясь поймать мои губы. Его тело, как и четыре года назад, по-прежнему страстно и мгновенно откликалось на каждое мое прикосновение.

— Франц… — жарко шептал я в перерывах между поцелуями. — Я так… — поцелуй, — соскучился… — поцелуй, — так хотел… — снова поцелуй, — прикоснуться… — и еще один… — просто невероятно… мой малыш…

— Анри… — Он взял мое лицо в свои нежные ладони, прижавшись своими губами к моим. — Боже… это ты… любовь моя.

— Да, да. — Я улыбнулся ему впервые прежней своей нежной и ласковой улыбкой и прильнул к его губам снова, стягивая с него штаны.

Он обхватил меня за шею руками, приподнимая бедра, чтобы мне было легче раздеть его, пылко лаская мой язык своим языком у себя во рту.

Я шумно и горячо дышал, лаская его руками, жадно целуя везде, где только можно, осыпал ненасытными поцелуями шею, плечи, ключицы, грудь, живот и бедра, беспрестанно шепча его имя, как заклинание, и снова вспоминая медовый вкус шелковой кожи…

— Анри… — со стоном раз за разом повторял он, выгибаясь всем телом на постели и тихонько всхлипывая, с той же ненасытностью подставляясь под мои ласки. — Родной… любимый… ах…

Я осторожно развел в стороны его стройные белоснежные бедра, устроившись между ними поудобнее и обхватив их ладонями, скользнул горячим языком по маленькой, истекавшей соком дырочке. Он ответил мне протяжным, мучительно-сладким стоном, выгнувшись так сильно, что мне пришлось слегка надавить ладонью ему на живот, чтобы заставить снова лечь на постель.

Он судорожно всхлипнул, зажимая себе ладонью рот.

— Умм… Анри… — с полувсхлипом-полустоном выдохнул он, другой рукой зарываясь в мои волосы. — Пожалуйста, любимый…

Ни он, ни я терпеть не могли, желая как можно скорее слиться в одно целое. Я слегка отстранился, осыпая поцелуями сливочно-белый живот и шепча что-то несвязное, ласковое… Потянувшись вверх, прильнул к губам, разводя его ноги шире, и начал осторожно, медленно погружаться в податливое шелковое тело.

Он глухо застонал мне в рот, обнимая длинными стройными ногами за талию, руками обвивая мою шею и вплетая свои пальцы в мои волосы.

Я просунул руку под его поясницу, чтобы прижать к себе сильнее, глубоко проникая языком в сладкий рот. Тяжело и шумно дыша, Франц отчаянно прижимался ко мне, отдаваясь всецело, без оглядки, и все его тело покрылось мельчайшими бисеринками пота; он запрокидывал голову, протяжно постанывая, каждую секунду, задыхаясь, шептал мое имя, прижимал к своей груди мою голову, каждый мой толчок встречая на полпути. Я двигался в нем все быстрее, осыпая поцелуями белое нежное горло, ключицы, грудь и плечи, а он царапал мою спину, выгибаясь всем телом в моих объятиях.

Волна ослепительного наслаждения наполнила каждую клеточку моего тела с финальным толчком, и я излился в него с долгим стоном. Он вскрикнул, выгнувшись так, что едва не сломал себе позвоночник.

— Анри… Любимый!

И, сдавленно всхлипнув, обмяк, кончив почти одновременно со мной, вздрагивая всем телом. Я лежал на нем, хрипло дыша ему в шею и тесно прижимая к себе, хотя, казалось, ближе уже невозможно.

Крепко обняв меня за шею, словно боялся отпустить, Франц тихо прошептал:

— Любимый…

Я поднял голову, заглядывая ему в глаза, и нежно поцеловал в губы.

— Франц, — улыбнувшись ему прямо в губы, шепнул я в ответ, чтобы он почувствовал эту улыбку.

Он звонко, свободно рассмеялся, с удовольствием целуя мою улыбку, и вплел пальцы в мои волосы.

— Мой единственный, — прошептал он. — Я больше не потеряю тебя.

— Я тоже… — тихо вздохнул я, снова спрятав лицо у него на шее.

Он улыбнулся, поглаживая меня по голове.

— Я не хочу уходить…

— Не уходи. — Я мгновенно сжал кольцо своих объятий вокруг него, словно боялся, что он сейчас же встанет и уйдет. Снова уйдет из моей жизни. Я натянул на нас одеяло. — Останься сегодня… со мной.

— Ты хочешь, чтобы я остался? — Он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз.

— Очень хочу… — Я чмокнул его в нос с улыбкой и поддразнил, совсем как раньше: — А ты сомневаешься в том, что я этого хочу? — Помнится, Франца сильно раздражала моя привычка отвечать на его вопросы встречными вопросами.

Но он только прижался к моей груди и покачал головой.

— Нет. Ни капельки.

Я хрипло мурлыкнул ему в губы, снова осыпая лицо поцелуями.

— Совсем-совсем?

— Совсем-совсем. — Он довольно зажмурился.

Улыбаясь, я улегся на подушку поудобнее, прижимая Франца спиной к своей груди, и начал вычерчивать на его плече узоры пальцем, совсем как в ту последнюю нашу летнюю ночь. Он молчал некоторое время, тоже, видимо, охваченный воспоминаниями, а потом, запрокинув голову, сдавленно прошептал, умоляюще глядя мне в глаза:

— Не оставляй меня больше… Я не переживу этого во второй раз.

— Не оставлю, — горячо пообещал я. — Ни за что на свете, любовь моя.

Он неуверенно улыбнулся и дотронулся пальцем до моей щеки.

— Я люблю тебя, Анри…

— И я люблю тебя, — ответил я ему, ласково улыбаясь, и поцеловал в лоб.

— Не отпускай меня… — пробормотал он, закрывая глаза и тесно прижимаясь ко мне всем телом. — Я хочу, чтобы, когда я проснулся, твои объятия по-прежнему грели меня.

— Я не отпущу тебя, мое солнце, — тихо шепнул я.

Он ничего не ответил, только улыбнулся. А через несколько минут уже спокойно, удовлетворенно сопел в моих объятиях.

Я разглядывал его расслабленное личико, заново вспоминая родные и милые моему сердцу тонкие черты, водил пальцем по его пухлым губам и маленькому упрямому подбородку… Очертил легонько едва заметные тени, что пролегли под его глазами. Он был весь такой хрупкий, худенький и бледный, словно недосыпал и недоедал долгое время. Мой маленький, мой бедный… Сколько страданий тебе пришлось вынести? Почему ты стал таким изможденным?