Переход II (СИ) - Номен Квинтус

— Да, детей любит, а у меня-то детей уже не будет! Немного времени пройдет — и он меня из-за этого все равно бросит, кому я нужна такая?

— Сона, ты уж извини, но ты просто дура малолетняя. Причем то, что малолетняя, особенно важно. Я же врач, и со специалистами в той больнице проконсультировалась. И даже Лёшке твоему сказала: у тебя детородная функция всего лишь немного испортилась, но даже при этом у вас есть множество вариантов детей завести. Самый простой… ты же биологически очень молодая, твой организм с повреждениями может и сам справиться за пару лет.

— А может и не справиться!

— Может, но тогда в дело вступит современная медицина. В первом ММИ гинекология — в том числе и благодаря твоему мужу — сейчас чуть ли не лучшая в мире, и девчонки — а я с ними специально поговорила — говорят, что они такие неприятности, как у тебя, уже хирургически исправить могут. А года через два, когда окончательно процедуру отработают, они таких, как ты, даже в больницу класть не будут, все сведут к простой амбулаторной процедуре.

— А ты можешь договориться, чтобы они мне операцию сделали?

— Могу, но пока не буду. Тебе, девушка, все же еще немного подрасти нужно. И это я не обзываюсь: дети войны очень часто в развитии физическом просто задерживаются. А вот года через два и ты расцветешь, и медицина подтянется.

— А Лёшку кто-то за эти два года и уведет. Соблазнит и уведет…

— Никто его у тебя не уведет, да и я за ним отдельно присмотрю.

— И сама же и соблазнишь!

— Сона, девочка славная. Во-первых, твой Лёшка все же меня на восемь лет младше. А во-вторых… я тебе честно скажу: в общаге каждая вторая просто мечтала о том, чтобы его соблазнить: парень видный, партизан, боевые ордена — но он всех проигнорировал. Никто ему не нужен был, а теперь никто не нужен, кроме тебя. А уж я его точно соблазнять не буду: у меня летом для Наташки сестричка появится или братик. Я решила с этим не затягивать: говорят, что… материал может и двадцать лет храниться, но я хоть и врач, но местами нам, врачам, не доверяю. Да и сама я не молодею, а так, когда все уже сделано, — Лена похлопала себя ладошкой по животу, — оно как-то спокойнее…

— На восемь лет, говоришь… а ты точно такая старая?

— Паспорт показать?

— Не надо, верю. Ну тогда присматривай. То есть как партизан? Он что, воевал? Но ему же в войну было…

— Шестнадцать, но в партизанах на возраст мало кто смотрел.

— А мне он не говорил…

— И ты его об этом не спрашивай: о войне всем очень тяжело вспоминать. А уж ему особенно… черт, ведь точно мне за язык мой когда-нибудь начальство в Магадан сошлет! Я же права не имела тебе говорить…

— Ну, раз ты Лёшку не соблазняла, то ничего мне и не говорила, — слабо улыбнулась Сона. — А мне-то ты не наврала, что болячку мою исправить можно?

— Если хочешь, можем с тобой как-нибудь заехать в Первый ММИ, там тебе уже специалисты все подробно объяснят.

— Нет, я все равно ничего не пойму: я-то не врач. Но спасибо тебе, что ты мне все рассказала! Про болячку, я имею в виду…

Вообще-то у Соны были причины думать, что Алексей может ее бросить: у парня после Нового года вообще сильно изменилось настроение (хотя поначалу, в пылу сессии это и не очень сильно в глаза бросалось), а после возвращения девушки из больницы он вообще замкнулся и даже время на совместные занятия по математике и физике резко сократил. И часто просто уходил в свою комнату-мастерскую, но Сона видела, что он там ничего не делает, а просто сидит, уставившись в одну точку и о чем-то думает. А так как иных поводов, кроме своего недомогания, она не выдела, то и пришла к весьма печальному для себя выводу. Но на самом деле Алексея волновало совсем не состояние жены. То есть здоровье Соны его тоже сильно волновало, но он очень внимательно побеседовал с врачами в больнице, затем (о чем его жена не знала, конечно) буквально поднял на уши гинекологов из первого ММИ и внутренне уже решил считать, что у Соны не особо опасное и очень временное недомогание. Однако по старой, еще со времен участия в боевых операциях в качестве «санитара», привычке он «пациенту» ничего не говорил: все же тогда у него и отношение к пациентам было совершенно иное, почти как к персонажам компьютерной игрушки. То есть если помрет, то попробуем еще раз «с точки сохранения», а поэтому лишний раз волновать пациента вообще смысла нет. А когда Сона, после разговора с Леной Ковалевой, резко воспрянула духом и даже попыталась «донести до мужа», что «все не так уж и плохо», у нее это не получилось и она снова начала впадать в тихую панику. Однако все же впасть не успела: двадцать второго февраля все резко изменилось. Очень резко и как-то неожиданно…

В субботу Алексей домой вернулся очень поздно (и хорошо еще, что Лена не поленилась и предупредила Сону о том, что Алексей сильно занят какой-то работой на опытном заводе медоборудования, куда его «срочно вызвали»). Поэтому утром двадцать второго девушка проснулась задолго до мужа и, как всегда по воскресеньям, занялась приготовлением вкусного завтрака. И буквально сразу после того, как она выключила плиту и пошла будить мужа, раздался звонок в дверь. Сона подумала, что это по какому-то делу Лена пришла и, как была в халате, эту самую дверь открыла. Но за дверью обнаружился высокий пухленький мужчина в сером пальто с каракулевым воротником, и мужчина этот, подслеповато прищуриваясь, спросил:

— А Алексей дома?

— Да… вы заходите, я его сейчас позову. Он вообще-то еще спит, вчера поздно пришел, но ему все равно уже пора…

В этот момент открылась дверь в спальню и Алексей (вероятно, разбуженный звонком) сам вышел в коридор. А гость улыбнулся и, даже не поздоровавшись, спросил у него:

— Есть где нам поговорить наедине пару минут?

— Да, конечно…

— А может, вы сначала позавтракаете? Я только что завтрак приготовила, — вклинилась в общение мужчин Сона, но гость неразборчиво пробормотал что-то вроде «потом» и вместе с Алексеем зашел в его «мастерскую». А затем, как раз через «пару минут», они вышли, причем Сона увидела на лице мужа широкую улыбку, а гость, на секунду приостановившись, заметил:

— Да, и пахнет вкусно у вас, и время для завтрака вроде подходящее, но — дела. Сона Алекперовна, огромное вам спасибо!

— Но вы же даже ничего не попробовали!

— Спасибо за то, что мужа вашего вы человеком сделали. Но вы уж извините, я пойду, у нас и по воскресеньям работы невпроворот…

А после того, как гость закрыл за собой дверь, Алексей буквально схватил жену в охапку, крепко обнял, даже приподняв ее, покрыл ее лицо поцелуями и, чуточку успокоившись и поставив Сону обратно на пол, с очень довольной физиономией сообщил:

— Теперь мы заживем по-настоящему счастливо! А что у нас сегодня на завтрак?

И печаль девушки мгновенно растаяла как утренний туман под лучами жаркого солнца…

Лаврентий Павлович решил лично заехать в гости к «партизану Херову», даже несмотря на то, что поспать ночью ему удалось всего часа два. Но он посчитал, что парень заслужил награду, и задерживать ее будет неправильно. Вот только он не учел, что «нормальные люди» иногда по воскресеньям спят чуть ли не до полудня — о чем он вспомнил, лишь увидев в проеме двери миниатюрную женщину в домашнем халате. Впрочем, и Алексей почти сразу же вышел в коридор, так что Лаврентий Павлович решил, что он все равно все сделал правильно. А когда они уединились в комнате, в которой, кроме большого письменного стола и пары табуреток ничего и не было, он сунул руку в карман, вытащил небольшую красную коробочку:

— Вот, держи, партизан Херов, это от меня, за раскрытие заговора против советской власти. Но учти: это только от меня лично, а чем решит тебя наградить товарищ Сталин… а он — точно решит.

Алексей как-то очень довольно улыбнулся:

— Значит, я не ошибся, это хорошо… Дело, конечно, не моё…

— Как это не твое? Без тебя, без индикатора этого мы бы хрен их поймали!