Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

Порт окружают домишки бедноты, глинобитные и каменные. Чем ближе к холму акрополя, тем теснее стоят дома, тем они больше и зажиточней. Это Нижний город, заселенный, как и везде, простонародьем. Узкие кривые улочки, плоские крыши и стены без окон. Тут строятся точно так же, как и везде. Фундамент из камня, а остальное — из высушенного на солнце кирпича, перекрытого деревянными балками. Дома лепятся тесно, словно пчелиные соты. Они как будто ищут защиты друг у друга. Защиты от таких как мы, сильных и наглых, приходящих с моря.

Милаванде, как фактории цены нет. Плодородная земля, много воды и порт, соединявший Аххиявву с Хаттусой, все это сделало завоевание города владыками Микен вопросом предрешенным. Им требовался торговый форпост, и они его получили, захватив крошечный кусочек страны Арцава. Они не пошли вглубь. Им это было просто не нужно. И мне не нужно тоже.

— А место ведь отличное! — не покривил я душой. — Особенно на той стороне залива, где река.

— Земля там просто на загляденье, государь, — согласился Абарис, а стоявшие позади таксиархи поддержали его одобрительным гулом.

— Паренек со мной приехал, — ответил я. — Обучен хорошо. Будет писцом здешним. Он обмер земли проведет. Князька здешнего…?

— Зарезали, господин! — преданно посмотрел на меня командир лучников Хуварани. — И его самого, и семью под нож пустили. Как ты и велел.

— Хорошо, — кивнул я. — Надо бы архонта здесь назначить. Сотники раненые есть?

— Есть, — нахмурился Абарис. — Нелею из второй сотни левую руку покалечило. Не может со щитом биться.

— Его оставим, — кивнул я. — Он толковый. Дадим ему двести плетров земли и рабов в награду.

Я был собой горд неимоверно, потому что придумал, наконец, систему мер и весов. Плетр — это почти что родные, привычные десять соток, девятьсот пятьдесят квадратных метров. Если здесь этой мерой пользовались без малого тысячу лет, то значит, она была удобна.

— Плетров? — недоуменно посмотрели на меня командиры, не разделявшие моих восторгов. — Это еще что такое?

— А вы думали, я отдыхал всю зиму? — усмехнулся я. — Я думал! Плетр — это десять тысяч квадратных пусов(1). Полтора пуса — это локоть. Шестьсот пусов — стадий. Поняли?

— Нет! — дружно замотали головами таксиархи. — Пус — это же стопа!

— Во! — я показал им подошву сандалии. — С моей ноги мерку сняли. Она в храме Посейдона храниться будет. А от нее остальные величины будут происходить. Так поняли?

— Нет! — снова помотали головами командиры. — Почему наш Поседао стал Посейдоном? И самое главное, сколько земли Нелей получит?

— Та-а-ак! — возвел я очи горе, решив проигнорировать первый вопрос. — Ну, чтобы вы поняли. Вавилонский ику, которым хетты тоже землю считают, равен трем с половиной плетрам. Один ику упряжка быков может вспахать за день. Значит, Нелей получит шестьдесят ику. То есть надел, равный тому, что одна упряжка быков сможет вспахать за пять дюжин дней.

— О-о-о! — раскрыли рты таксиархи. — Так чего ты сразу не сказал, государь? Всю голову нам этими плетрами забил. Давай землю в ику считать! Так ведь любой дурак поймет. Прямо как мы сейчас.

— У нас дюжину таких ику называют «поле», — почесал голову родосец Пеллагон. — Богатым наделом считается. Только сам царь может столько земли пожаловать.

— А у нас кто сколько сможет у соседей отбить, тот стольким и владеет, — ухмыльнулся фракиец Сардок. — Цари пробуют порядок навести, да только без толку все.

— А нам нельзя вместо Нелея архонтами стать? — жадно посмотрели на меня командиры, и я даже растерялся. Елки-палки! Я ведь им ничего не дал! А так нельзя.

— Вы тоже свои наделы получите, — небрежно сказал я. — Думали, я про вас забыл? Четыреста плетров лучшей земли у хорошего ручья, с оливами и садом. И сто плетров земли похуже, под пастбище.

— Да-а! — заорали они в восторге, хлопая друг друга по плечам.

Теперь они уже ничего не имели против плетров. Воины поняли главное: они богатые люди, которым не грозит голодная смерть. Только вот условием богатства станет беспрекословная преданность лично мне. Любой, кто захватит Милаванду, отберет у них землю тут же.

— Это имение у вас будет, пока живы вы и ваши жены, — предупредил я их. — Дети пусть сами свою землю зарабатывают.

— Да и ладно, — легкомысленно согласились таксиархи, не понимая, что только что смогли изменить мир. — Пусть тоже попотеют.

Я возьму за основу порядки, которые сейчас приняты в Микенах и у хеттов, и немножко добавлю от себя. Вся земля будет считаться собственностью царя, а остальные станут ее арендовать. Даже гекветы, царские вельможи, и сельские общины. Свободной продажи земли, как в Вавилонии, мне даром не надо. Это неизбежно приведет к концентрации ее в руках определенных людей или храмов, как в Египте, где фараон просто нищий по сравнению со своими жрецами.

— У нас воинов увечных два десятка, государь, — сказал вдруг Абарис. — У кого рука, у кого нога… Что делать будем с ними?

— Кашеварами в войско возьмем, — не раздумывал я ни секунды, — и в обоз, с сохранением жалования. Как срок выслужат, дадим работу по силам в страже или в порту. И участки выделим, урожай с которых на их пропитание пойдет.

Грех так говорить, но увечный воин в это время — редкость невероятная. Тут люди или выздоравливают, или умирают, а калеки и вовсе не нужны никому. Считается, что они неугодны богам, раз не смогли ни победить, ни погибнуть с честью. Жуткая судьба у этих людей. А вот у меня их аж двадцать человек скопилось. Таких, кто жив остался, а сражаться не может.

— Бунт будет, государь, — отвел глаза в сторону Абарис. — Богатеи здешние нипочем своей земли не уступят.

— А с чего ты взял, что это их земля? — нехорошо так усмехнулся я. — Это теперь моя земля. Хора(2) Милаванды будет переделена. Я заберу в свой теменос пятую часть как военную добычу, еще пятую часть отдадим воинам, вышедшим в отставку, а остальное мои писцы разделят заново.

— Так чего стоим, благородные? — зло усмехнулся Абарис и повернулся к товарищам. — Нам было велено город сохранить, и мы его сохранили. Из мастеров ни одному даже юшку из носа не пустили. Ни одну бабу не тронули. Ты, государь, даже не представляешь, чего мне это стоило.Воинов здешних мы перебили, а семьи-то их здесь живут. И это они теперь нашу землю занимают.

— Продать их нужно, и подальше отсюда, — намекнул я. — Со мной тамкары приплыли. Они их на Родосе пристроят. У вас три дня… Потом мы уходим.

Жестоко? Возможно. Только вот пощадить детей элиты, перебитой при штурме, оставить им землю и скот… Да полным дураком надо быть. Они, пользуясь своим богатством, неизбежно будут мутить воду, интриговать и устраивать мятежи. Я не стану совершать такой ошибки. Вся элита в этой земле будет собрана из моих воинов. И я не позволю даже самым близким своим людям обрасти огромными земельными латифундиями. Их имения будут разбросаны по всей державе, за целостность которой они станут биться изо всех сил. Такой вот у меня хитрый план. Я спустился со стены, попав в мешанину узких улочек и тесно жмущихся друг к другу кирпичных домов, из которых уже тащили на улицу воющих баб и плачущих детей.

— Да что же я творю? — прошептали вдруг мои губы.

Неужели простая целесообразность и понимание того, что случится потом, убивает во мне человека? Наверное, да. Сердце сжимается от жалости, а я стою и не мешаю воинам делать их дело. Семьи здешней знати волокут в порт, к кораблям, их добро пойдет в общий котел и будет разделено по обычаю, а их земли попадут в мой личный теменос. И только я приму решение, кому и чем тут владеть. Такая вот начинается здесь жизнь, и совсем не факт, что она будет хуже прежней. Здесь можно пустить под запашку и сады куда больше земли, чем сейчас, ведь Меандр глубок и быстр. И это единственное место из всех моих владений, где можно поставить водяные колеса. А неописуемое множество ручьев в горах позволит разместить там мельницы и кузни с водяным приводом. Стоит ли жалеть несколько десятков баб с детьми ради такого? И я отвернулся, будучи не в силах совладать с болью в сердце, которое еще не успело окаменеть. Я завидую таким, как Абарис, Одиссей и Кноссо. Они уже родились с камнем в груди. Мне до них еще далеко.