Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

Война! Здесь будет большая война. Так сказал господин, а господину Кулли верил безоговорочно. Было ему видение у жертвенника Морского бога, что со смертью царя Мардук-аппла-иддина закончится недолгий период процветания. Ассирийцы, хищники севера, понемногу расправляющие крылья, и орды горцев с востока сметут Вавилон, и даже золотую статую бога Мардука увезут из священного храма Эсагила, погрузив все Междуречье в ужас и плач.

— Бр-р! Избавь бог Энлиль от такой напасти! — Кулли даже плечами передернул, словно ему было холодно. Хотя холодно ему вовсе не было. Погода стояла на редкость приятная, без иссушающей летней жары. Практичный купец бога Энлиля почитал превыше Мардука, ведь точно так же поступали цари-касситы(2). Никаких личных претензий у него к Мардуку не было, Кулли всего лишь подстраивался под реальную жизнь. Раз цари его почитают, то и ему не вредно будет. Впрочем, как и все торговцам, Кулли поклонялся богу Набу, дарующему свою милость купцам и грамотеям. Его храм Э-ур-ме-имина, «Дом, собирающий все судьбы», находился в самом центре Вавилона, неподалеку от царского дворца и Эсагилы. Кулли непременно зайдет туда, чтобы ученый жрец погадал ему по печени жертвенного барана. Верное дело! Так отец, дед и прадед поступали. Не будет счастья в дороге, если не узнать волю богов. Кулли очень удачно проскочил родной Сиппар, где его ждет не дождется любимая женушка и ее озверевшая от неслыханных убытков родня. Если Кулли хоть что-то понимал в почитании богов, то милосердные жрецы содрали с его второй половины все до сикля, включая проценты. А поскольку у нее таких денег точно нет, то пришлось раскошелиться тестю и его сыновьям.

— М-да, — поежился Кулли. — Удача на обратном пути мне точно не помешает.

Кулли вертел головой по сторонам, толкаясь среди торговцев и мастеров. Он подходил к прилавкам, смотрел товар и запоминал цены. Он придирчиво щупал ткани, груди юных рабынь и круги овечьего сыра. А еще прикидывал вес мешков с финиками. Лучше нет в дороге еды. Он прикупит обязательно несколько штук. Неплохи и здешние ковры. Шерсть из Хайясы сейчас поступает с трудом, зато баранов много в Ассирии, которая тащит сюда пряжу в огромных количествах. Кулли потом повезет отсюда ковры. Их тоже будут охотно брать, особенно в богатых домах на севере, где зимой холодно ногам даже на каменных полах дворцов.

Купец с головой окунулся в суету рынка, что раскинулся прямо на берегу Евфрата, аккурат у моста, за второй крепостной стеной. Сейчас все вокруг покрыто сочной зеленью, и он наслаждался каждым вдохом. Нет лучше времени, чем это, когда распустилась молодая листва. Он знал, что не пройдет и месяца, как иссушающая жара превратит все вокруг в желто-серую пустошь, плавающую в море солнечного огня. Тогда днем на рынке не будет ни души. Он оживет ближе к вечеру, когда спадет лютый дневной зной.

Кулли уже присмотрел, что будет брать. Этот поход должен стать пробным, господин не ждет от него особенной прибыли. Но вот Кулли по праву гордился собой. Синий камень, который господин называл лазуритом, и жемчуг из страны Дильмун(3) с лихвой перекроют затраты на поездку, если привезти их в Египет. Кулли взял с собой несколько мин золотых слитков, весом в сикль каждый. Места они занимают немного, и они всегда при нем, в поясе, которым туго обмотано его тщедушное тело. Постоянно при нем и охрана из пяти критян, обступивших хозяина со всех сторон. Совсем нелишне в такой толчее.

— Не помешает помолиться Иштар, — обратился Кулли к командиру своей стражи. — Мы давно в пути. А тебе, Унака-ан, обязательно нужно богине войны поклониться.

— Мне бы по бабам, — мрачно ответил тот. — И моим парням тоже…

— Ну а я тебя куда веду? — непонимающе посмотрел на него. — Мы идем в Дом Иштар, к северным воротам. Там баб столько, что глаза разбегаются.

Пыльная улица(4), застроенная тесно жмущимися друг к другу домишками, с каждым кварталом становилась все шире. Выше и роскошней становились дома, пока в кварталах Кадингирра и Эриду они не превратились в настоящие дворцы с колоннами, с львиными статуями у входов и цветущими садами, разбитыми на высоких террасах. Сам Мардук-аппла-иддин, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь Кар-Дуниаша, любимец Энлиля и Шамаша, жил неподалеку. Они идут правильно. Вот же ведь чудовищный зиккурат Этеменанки подпирает небо своей громадой. Храм Иштар недалеко от него, прямо у ворот, ведущих в родной Сиппар, будь он неладен.

— Эй, хозяин, — критянин потянул Кулли за локоть. — А почему в этом городе все двери красные?

— Чтобы злых духов отпугивать, — пояснил купец и устремился к приземистому зданию с колоннами, выложенными глазурованной плиткой.

Храм этот своего зиккурата не имел, но был почитаем всеми горожанами, ведь Иштар — покровительница города, дарующая любовь и новую жизнь. Двор Церемоний, выложенный кирпичом, вел в главный зал, где стоял жертвенник и бронзовая статуя. Вход туда охраняли фигуры львов и драконов-мухшушей. Кулли вошел и поклонился пугливо, боясь взглянуть в глаза Богини, сделанные из лазурита. Обнаженная фигура с птичьими лапами вместо ступней, и крылья, сложенные за спиной, пугали его не на шутку.

— Госпожа любви! Звезда утренняя! Та, что пробуждает страсть! Прими подношение мое! — пробормотал он и положил в массивный жертвенник несколько драхм. — Дай легкой дороги! Всели мужество в этих воинов!

— Так где тут бабы-то? — вывел его из состояния транса критянин Унака-ан, чье имя переводилось как «рожденный луной».

— А? — вздрогнул купец, который прилип взглядом к бесконечной синеве глаз богини любви. — Да вон там! — ткнул он в коридор, выходивший из зала, и со знанием дела пояснил. — Там жрицы живут, но могут и горожанки прийти. Они должны священную службу сослужить, прежде чем замуж выйти. У таких головы веревкой повязаны. Пока службу не сослужат, домой уйти не могут. Самые уродливые по году сидят, пока над ними не сжалится кто-нибудь. Гы-гы… Хотя… есть и такие, которые сюда каждую неделю бегают. Очень почитают богиню, их от священной службы просто за уши не оторвать.

— И что, таких замуж берут? — не поверили критяне.

— Берут, — пожал плечами Кулли. — Они тоже люди, и закон защищает их так же, как всех остальных. Правда, мне отец покойный такое наставление давал: «Не женись на проститутке, у которой мужей много, на Иштар-женщине, которая посвящена богу. Когда у тебя беда, она не поддержит тебя, когда у тебя спор, она будет насмешницей»(5).

— Блудливая баба есть блудливая баба. Все они такие, — понимающе покачали головами критяне, а потом выпучили глаза. — Эт-то еще что такое?

Кулли оглянулся и остолбенел. И впрямь, посмотреть было на что. В Вавилоне не приветствовали поклонение Иштар как богине войны, как это делали в Ассирии, но и публичных оргий, как в шумерском Уруке, не устраивали тоже. Южане превозносили Богиню превыше всех, и в почитании ее не знали ни удержу, ни меры. Просвещенные вавилонские цари боролись с их религиозным безумием, но пока получалось плохо.

— Богиня, прими мой дар! И службу мою прими!

Всклокоченный, худой мужик сбросил с себя набедренную повязку и надел женское платье. Он застыл, с восторгом глядя на статую, и затянул гимн, протягивая к ней руки.

— О Иштар, звезда утра, светлая, как огонь!

Ты — львица, никто не устоит перед тобой!

Ты — любовь, ты — война, ты — жизнь и смерть!

Его окружили евнухи, вышедшие из соседнего зала. Их обрюзгшие, одутловатые лица осветились радостными улыбками. Мужика взяли под руки и увели куда-то.

— Ты куда нас притащил? — процедил Унака-ан, который вдруг узнал, что здесь во имя богини можно и с мужиком переспать. Точнее, с тем, кто был когда-то мужиком. — Где нормальные бабы?

— Да в любой таверне за стеной! — крикнул в сердцах Кулли. — Я вас сюда привел, чтобы Богиня в боях удачи дала. А вы… Проваливайте отсюда, не гневите Госпожу битвы! На постоялом дворе встретимся.

— Пошли отсюда, парни, — презрительно сплюнул критянин, а Кулли пошел в узкий коридор, где увидел множество дверей, за каждой из которых его ждала прелестница, о которой он мечтал все долгие недели, что шел сюда от Угарита.