Девушка карабкалась и молилась. Карабкалась и молилась.
– Любимая, прошу, молю, заклинаю, – шептала Илега. – Не просыпайся. Позволь мне сгинуть, но не просыпайся.
Глава 33. Древние силы
Илега сумела добраться до дырищи в стене, но как глянула вниз, так сразу передумала прыгать.
Во-первых, было высоко. И удобных мягоньких сугробов девушка не наблюдала. Последняя попытка сигануть с верхотуры и не в снежок закончилась мозгами, растёкшимися по асфальту. А ведь тогда Илега находилась под зельями, не то, что сейчас.
Во-вторых… бандюки. Их словно мурвьёв в муравейнике, пережившем пинок любопытного мальца. Благо, никто вверх головы не подымал и не видел хрупенькую горничную, зябко поёживавшуюся от страха и холода.
Илега поспешила осмотреться вокруг и попытаться найти хоть сколь-нибудь адекватно выглядящий путь к спасению. Однако в этом вопросе всё оказалось довольно таки грустно. Единственным, хоть на что-то похожим вариантом девушка посчитала крепкое старое дерево, росшее практически вплотную к зданию. До него даже имелась возможность добраться, если проползти по парапету метров пять. Тот оказался не шибко широким, но ведь и девушка не отличалась слоновьими параметрами. Ножки узенькие, пальчики – тоненькие. С учётом древности здания и размеров трещин между кирпичиками кладки, этого должно хватить.
Главное, чтобы никто морду вверх не вовремя не поднял, да тело не перестало слушаться из-за того, что ничего его от декабрьских морозов не защищало: ни согревающего зелья, ни зимней одежды, ни даже странной погодной аномалии, сигнализировавшей о близости Перлуши, в распоряжении Илеги более не имелось.
Горничная отлично понимала, что если будет стоять в проломе и стеснительно теребить край юбочки, её не сейчас, так секунд через десять-двадцать настигнут, а потому, её единственным спасением оставалось добраться до дерева как можно скорей. С него и слезть можно вниз безопасно, да и место менее предсказуемое: значит, туда смотреть станут в последнюю очередь.
Главное, чтобы заклинание какое не применили для облегчения поиска, раз уж сами некромаги снизошли до процесса охоты на миленькую русовласую попаданку.
Наконец, решительно выдохнув, девушка вцепилась пальцами в ближайшую широкую щель меж кирпичами и ступила на парапет.
Холодно! Как же холодно!
Холодно было даже просто прижиматься к камню тельцем, облачённым только лишь в лёгкий, рассчитанный на тёплую погоду и комнатную температуру, наряд горничной. Что уж говорить о том, чтобы ничем не защищёнными пальчиками цепляться о промёрзший кирпич? Тепло уходило из рук за считанные секунды. И уже на третий шаг Илега прежде чем вновь зацепиться за очередную расселину попыталась отогреть теряющие послушность персты.
Помогало, если честно, слабо. Вроде бы и получалось, но с каждым разом ручки мёрзли всё быстрей и быстрей. Непонятно даже почему?
Неужели у девушки дыхание становилось холодней? В смысле, по ощущениям это не так, но быть может чувства обманчивы? Вдруг Илеге только казалось, что температура её тела не опустилась ниже отметки, нормальной для человека, а на самом деле всё иначе? В конце концов, почему же ещё тело могло стать таким дубовым, если не потому, что “одубело” от холода?
Словно бы вместо суставов кукольные шарниры. Словно бы вместо плоти и крови в подушечках пальцев вата.
Зубы отбивали один лишь им известный ритм. Парадоксально громко, но при этом неслышимо ни для кого, кроме Илеги. Точно неслышимо, ведь никто так и не подумал ни головы поднять вверх, ни в пляс пуститься. Такие испанские ритмы же! Ар-р-р-р-риба!
– Где она?
– Может вниз прыгнула?
– Эй, мужики, у вас внизу её нет?
– Ты что, идиот? Высоту видел?
Ой, мама, мама, мамочка! Одна рожа высунулась из дырени, где брал начало последний рывок девушки. И стоило этой роже повернуться в сторону, как её обладатель тотчас же увидел бы горничную, находившуюся в самом уязвимом положении.
Но то был риск много меньший, чем тот, что порождала необходимость бандюков снизу отвечать тем, кто наверху. Ведь делать это проще, задрав голову. А с этой позиции заметить ползущую по парапету девушку всяко проще.
Испуганная попаданка подавила желание замереть на месте – на улице было не столь темно, а потому шанс спрятаться таким образом заметно ниже, чем в помещении, – и попыталась ускориться. На короткое время она даже забыла о том, что мёрзла. Горничная даже сумела приспособииться к одубевшему телу: просто не разгибала пальцев, а цеплялась ими, словно бы металлическими крючьями.
Щёлк зубиками! Тык перстами в расселину! Щёлк зубиками! Топ ножкою по парапетику! Щёлк зубиками! Приставить другую! Щёлк зубиками! Переместить вторую ручку поближе к торсу! Повторить все танцевальные “па” сначала, эта музяка так качает!
Да, качает! Даже фонари согласились и начали мерцать в такт подражающей кастаньетам челюсти остроносой попаданки. Хотя, у них получалось плохо. Не попадали в ритм. Сбивались.
А затем подключились басы.
Громкий треск и грохот, такой, что аж земля задрожала. Негнущиеся пальчики девушки соскользнули с камня, центр тяжести сместился за парапет, и вот Илега, неуклюже взмахнув ручками, полетела спиной вниз. Прямиком на асфальт или на едва-едва припорошенную снежком промарзшую землю, что для позвоночника тоже не самый лучший вариант.
Однако обошлось.
Ну, как бы.
Почти.
Не сказать, чтобы девушка упала на что-то совсем мягкое. Скорей, она просто упала на что-то. На что-то, что находилось выше уровня земли. Намного выше.
Оно замедлило падение, заплатив за это своей устойчивостью. И по итогу девушка приземлилась именно на это самое что-то.
Точнее, на кого-то… хотя…
Можно ли считать любого из представителей бандюков кем-то? Да, именно на одного из них и ухнула по итогу сорвавшаяся с парапета горничная. Вырубила ударом бедра по голове, а затем ещё и “постелила”, как соломку, на которую в конце концов и приземлилась. Его тело, облачённое в дутый пуховик, серьёзно смягчило падение. Не то, чтобы девушка не ушиблась – синяков у неё точно прибавилось, а левая рука и вовсе со всего размаху ударилась об асфальт и сейчас была способна лишь адски болеть да требовать к себе внимания – но она оставалась в сознании и относительно целой.
Да, горничная не пришла в себя “как только, так сразу”. Ей потребовалось достаточно много времени, чтобы в принципе осознать даже не что конкретно произошло, а где она находится, кто её окружает, и с чего бы вдруг этот шибздик с тощим лицом и расселиной меж резцов, в которую могла пролететь птица, не складывая крыльев, схватил её за волосы и поднял вверх, нацепив победоносную мину на хлебальник.
– Я поймал её! Поймал эту курву!
И чего всех так тянет к волосам Илеги? Или это можно считать комплиментом роскошной шевелюре?
Горничная не сказала ни слова. Она сжала зубы так сильно, что могла бы перекусить ветку дерева, но всё равно не смогла сдержать обиженно-страдальческого шипения. Девушка зажмурилась, что было мочи, но ей не удалось сдержать слёз.
Но не на том было сконцентрировано внимание Илеги, а на негнущихся, лишившихся чувствительности пальцах, которыми она пыталась нащупать пистолет в кобуре. Неуклюже обхватив рукоять, первая жрица Лешей вслепую ткнула стволом куда-то в торс поймавшего её ублюдка, а затем спустила курок.
Отдача оказалась чересчур болезненной для замёрзшей девичьей ручки, из-за чего Илега выронила пушку после первого же выстрела. Впрочем, её противнику сейчас было не лучше. Он выдал что-то невнятное – но однозначно неприличное – и разжал пальцы, удерживавшие девушку.
В который раз за сегодня она рухнула на землю.
Но ещё жива. Ещё способна сопротивляться.
Понимая, что сейчас ей не хватит ни силёнок, ни силы воли, чтобы вновь взять в руки пистолет, девушка просто толкнула его по снегу в ту сторону, куда собиралась ползти, старательно работая локтями, чтобы затем, когда боль слегка отступит, вновь попытаться обхватить рукоять оружия.
