Драйвер (СИ) - Север Олег

Сентябрь-декабрь 1188 года

Царица Тамар

Объединенный двор Грузинского царства гудел растревоженным ульем: прибытие посольства тамплиеров неделей ранее всколыхнуло сердца придворных дам. Словно затмевая всех, выделялся статный и обворожительный Филипп де Плесси, помощник посла, за считанные дни покоривший немало знатных сердец. Шепот скользил по будуарам, сплетаясь в кружево слухов: галантный тамплиер не обделил вниманием близких подруг царицы Тамары. На девичьих посиделках имя его звучало как заклинание, обрастая подробностями любовных побед, рождая то вздохи восхищения, то уколы ревнивой зависти.

Филипп, одаренный природой красотой и имевший хорошее образование, своей галантностью поразил многих дам. Словно искусный ловец жемчуга, умело выуживал обрывки знаний из бесед с учеными мужами и кокетливых разговоров с придворными дамами. Его занимала легенда о сокрытых в Грузии остатках Александрийской библиотеки. Он, словно паломник, посещал древние монастыри, пытаясь в пыльных манускриптах отыскать ключ к разгадке тайны. Ночные бдения тамплиера в Гелатском монастыре, окутанные полумраком и молчанием, не укрылись от царственных глаз.

Тамара, славившаяся своей мудростью, остротой ума и даром предвидения, сразу разглядела двойственность в облике Филиппа. За маской галантного кавалера она увидела тень одержимости, человека, ведомого тайной целью. С каждым днем интерес царицы к тамплиеру возрастал, и она решила лично проникнуть в его истинные намерения. Однажды вечером, после пышного приема, когда звезды рассыпались по бархатному небу, Тамара пригласила Филиппа прогуляться по благоухающему дворцовому саду. В лунном свете, среди серебристых роз, она прямо, спросила о цели его визита. Филипп, пораженный проницательностью Тамары, решил доверить ей свою сокровенную миссию.

Царица слушала молча, впитывая каждое слово, каждое откровение искателя. Под конец она произнесла тихо, но весомо:

– Знания – великая сила, Филипп де Плесси, но она должна служить добру, подобно верному рыцарю. Я помогу тебе найти то, что ты ищешь. Но помни: истинная мудрость заключается не в обладании секретами, а в умении использовать их во благо мира и людей. Ибо даже свет знаний может обернуться тьмой, если направлен неверно.

– Ваше Величество, клянусь, мои намерения чисты, как горный хрусталь. Я ищу знания не из жажды власти или презренного обогащения, а лишь с единственной целью – принести пользу человечеству, сохранить драгоценное наследие минувших эпох для грядущих поколений, – промолвил Филипп, почтительно касаясь губами нежной руки царицы.

С тех пор их встречи в тенистом саду стали регулярными, беседы – долгими и задушевными. Они часами обсуждали ход поисков, словно два алхимика, стремящиеся разгадать тайну философского камня.

А злые языки, словно ядовитые змеи, шипели, разнося слухи о ночных рандеву. Шептались, будто Филипп, словно верный пес, согревает царское ложе, удачно заменяя отсутствующего супруга, что отправился на дальние земли усмирять угасающие искры мятежа Ильдегизи́дов.

Сентябрь – декабрь , 1188 года

Юрий

Боголюбово

Дел у князя было невпроворот. Душа рвалась в Крым, к ласковому морю и южному солнцу, а главное к женам и дочери, но долг держал здесь, заставляя разгребать накопившиеся заботы и намечать пути развития княжества. Первый же тревожный вестник не заставил себя ждать: гонец от хана Кончака, адресованный почившему Всеволоду, прибыл с коварным предложением союза против Юрия и его союзника, хана Кобяка. Ирония судьбы заключалась в том, что за время, пока гонец добирался до адресата, князем Владимирским стал уже другой человек. Юрий, перехватив послание, передал гонца вместе с грамотой своему дядичу - Арсену, а всю тысячу половцев отправил обратно в степь к Кобяку, справедливо полагая, что она ему нужнее.

Далее перед ним вовсю встал муромский вопрос. Муромцы, некогда присягнувшие Всеволоду, не смирились с его поражением и, попутав берега, двинулись на Владимир, непонятно правда на что они при этом рассчитывали. Юрий, затворившись в граде, умело воспользовался опасностью – осада сплотила вокруг него местных бояр, как ни одни речи не смогли бы. Пока князь держал оборону, гонцы помчались к его военачальникам с вестью о беде.

Первый гонец настиг Ерофея Тимофеева, чья дружина стояла в Суздале. Услышав о дерзости муромцев, воевода лишь презрительно усмехнулся.

– Пусть идут, окаянные. Обломают зубы об Владимир. И, не торопясь, двинул полки к осажденному граду, не забывая при этом и о защите окрестных земель. За Владимир он был спокоен – даже не считая княжеской дружины, три сотни отборных егерей представляли собой силу, с которой следовало считаться.

Второй гонец отыскал Адила, стоявшего с полком у Ростова. Молодой, горячий и честолюбивый, Адил воспринял весть о муромском мятеже как вызов судьбы. "Вот он, мой шанс проявить себя!" – подумал он и, не дожидаясь княжеского указа, погнал дружину во Владимир, обгоняя запыхавшегося гонца.

Третий гонец нашел Ольстина Олексича в Роси. Опытный воевода, мгновенно оценив ситуацию, погрузил часть дружины на струги и двинулся вверх по Оке, ведя за собой тысячу торков усиленную набранной сотней добровольцев их марийцев и мордвы.

Весть о приближении княжеских полков достигла муромцев, словно раскат грома, предвещающий неминуемую бурю. В то самое время, когда полки Ерофея Тимофеева, подобно стальным змеям, вползали в северные врата Владимира, в стане муромском зародилось смятение. Подобно искрам, разлетающимся от удара кремня, множились сомнения и разброд. Закрадывалась в сердца воинов горькая истина: не взять им златоглавый Владимир. Ропот, подобно глухому подземному гулу, нарастал, предлагая повернуть коней вспять, к родному Мурому. Два долгих дня и две томительные ночи длилось это тягостное ожидание. Юрий, уверенный в своей силе, не спешил обрушить свой гнев на врага, словно выжидая, когда страх окончательно сломит их волю. Его дозоры и егеря, словно хищные птицы, рыскали вокруг, захватывая фуражиров, которых муромское войско, словно щупальца, рассылало в поисках пропитания. В темнице томилось уже более сотни воев, в основном ополченцев, чьи лица хранили печать отчаяния. На третий день, когда надежда, казалось, окончательно покинула их, князь муромский Роман Глебович, движимый ли горькой необходимостью, ли страхом за свой народ, запросил переговоров.

Юрий, выслушав гонца, лишь криво усмехнулся. Победа уже дразнила его, словно спелый плод, висящий над самой головой, но князь не жаждал лишней крови на руках. Переговоры назначили на зыбкой нейтральной полосе, меж неприступными стенами Владимира и ощетинившимся муромским станом. Юрий явился туда, окруженный лишь горсткой самых верных дружинников, да Ерофеем Тимофеевым, чья осанистая фигура излучала незыблемую силу. Роман Глебович, напротив, казался иссушенным ветром и сломленным бременем поражения.

Переговоры были кратки, как зимний день. Юрий, не утруждая себя лицемерием, потребовал от муромцев безоговорочной покорности. Роман Глебович должен был стать лишь удельным князем в составе владимирского княжества, вассалом Юрия. Тот медлил, словно перед чашей с ядом, но когда до слуха его донеслась весть о падении Мурома, взятого Ольстином Олексичем, он, побледнев, целовал крест и скрепя сердце подписал все бумаги. Впрочем, Юрий не питал иллюзий насчет искренности клятв побежденного князя.

Вернувшись во Владимир, Юрий первым делом созвал боярский совет. Муромский вопрос требовал немедленного решения. Мнения разделились. Одни, ведомые старыми боярами, жаждали полного подчинения Мурома, предлагая посадить там своего наместника и обложить город тяжкой данью. Другие, более дальновидные, предостерегали от чрезмерной жестокости, и о необходимости сохранения стабильности на южных рубежах княжества. То, что за Муром начнется тяжба с рязанским княжеством никто не сомневался. Юрий внимательно выслушал всех, взвешивая каждое слово. В итоге он принял компромиссное решение.