Аналогичный мир - 3 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

— А твоя какая в том печаль?

Сеньчин вздохнул.

— Да мне в бригаду суют. Индеев…

— Так откажись, — посоветовал Медведев, придвигая к себе тарелку со вторым.

— У меня и так народу… некомплект.

— У меня тоже. Норма — пятнадцать, а я сам двенадцатый. Кручусь же. И ты покрутись.

— У тебя этот индей, как его, Мороз, за четверых ворочает. Так что…

— Так что катись, понял? А если адрес забыл, так напомню.

— Да всего бы мне его на недельку, чтоб моих в порядок привёл. Ну, на три дня. Ну, не жмотничай, Медведь.

— Ка-тись, — раздельно повторил Медведев и встал.

— Ну и чёрт с тобой! — Сеньчин зло хлопнул ладонью по столу и тоже встал. — Купил ты его, что ли? Сам с ним поговорю.

— Валяй, — согласился Медведев и пожал плечами. — Твоё здоровье — не моя печаль, — и уверенным, чуть вразвалку шагом пошёл к выходу.

Сеньчин несколько оторопело выругался ему в спину, но Медведев не обернулся.

В ожидании звонка к началу работы все уже разбрелись по своим платформам и штабелям. Эркин натянул поверх варежек рабочие рукавицы и кивнул Лютычу.

— Давай, что ли.

— Давай, — не стал спорить Лютыч.

Они взялись за первую бочку, когда задребезжал звонок.

— Пошёл.

— Пошёл.

— Левее.

— На меня.

— Готов.

Последние бочки вставали трудно. Лютыч уже не кряхтел, а ругался, Эркин, сведя брови и прикусив губу, молчал. Наконец последняя встала на место, они закрепили опутывающий трос, и Лютыч облегчённо выдохнул:

— Всё!

Эркин кивнул и улыбнулся. Подбежавший к ним Медведев махнул рукой.

— Там Геныч с Колькой зашиваются, — и пронзительно свистнул. — Готово! Подавай!

Они успели перебежать пути перед паровозиком, торопившимся к их платформе, и бегом к Генычу. Работа с ним и Колькой Эркина тоже устраивала.

До конца смены они возились с упакованными в картон и рогожу коробками, небольшими, но такими тяжёлыми, что больше двух враз не поднимешь, а их ещё по трём машинам распихать, да по трём направлениям бегать. Еле до звонка управились.

В бытовке обычный уже весёлый шум, толкотня у раковины и шкафчиков, необидная ругань.

— А они мне… — верещит Ряха.

И все охотно ржут. Смеётся вместе со всеми и Эркин: такую явную несуразицу несёт Ряха. Робу в шкафчик, обтереться до пояса, переодеться. Всё привычно, как каждый день. И ему не нужно, чтобы было по-другому. Будет ли лучше — неизвестно, а что есть — уже хорошо.

— Мороз, готов?

— Ага, пошли.

Колька в своей чёрной с золотыми нашивками куртке — бушлатом называется, — но Эркин уже понимает, что это не от форса, а от безденежья. Работает один, а едят четверо. Тут на полушубок нескоро наберёшь.

— А отпустили морозы.

— Да, тёплая зима в этом году, — смеётся Колька. — Все говорят. Ещё б весну раннюю да спорую, да лето хорошее, и осень бы не гнилую… Во житуха бы была!

— Точно, — кивнул Эркин. — Да, постой.

— Ты куда? — удивился Колька.

— Зайдём на минутку, — Эркин кивком показал на витрину кондитерской. — Колобок шоколад любит? — и сам ответил за покрасневшего Кольку. — Любит.

В кондитерской он купил большую плитку шоколада с парусником на обёртке. Колька, увидев его покупку, снова покраснел. Но уже по-другому.

— Ну, ты даёшь! — выдохнул он на улице. — Она же стоит…

— Картинка красивая, — улыбнулся Эркин.

Что когда идёшь в гости, надо чего-то принести, он знал. И что детям, если есть, в первую очередь. Бурлаков же тогда торт принёс. А тоже… напросился по своему делу. Так что… так что всё правильно.

Небо затянули тучи, и полетел мелкий колючий снег. Колька поглубже надвинул шапку. Эркин в крещенские морозы привык носить ушанку с опущенными ушами и потому ограничился тем, что поднял воротник полушубка. Ветер сдувал на них с крыш облака снежной пыли, заметно потемнело. Но они уже почти пришли. Кудлатый пёс облаял их, не вылезая из конуры.

В дворике Кольки ветер чувствовался меньше. Они остановились, немного оббили снег друг с друга, хлопая варежками по плечам и спинам, и поднялись на крыльцо.

— Ну, вот и дошли, — улыбнулся Колька. — Давай, заходи.

В сенях ещё раз отряхнулись, разделись, обмели от снега бурки.

— Да заходите так, — выглянула в сени Мама Фира. — Здравствуйте.

— Здравствуйте, — улыбнулся Эркин, снимая бурки.

Не станет он мытый пол грязнить. Да и вот, тряпочные коврики на полу, да, правильно, половики. А он специально сегодня вместо портянок носки надел. Эркин поставил бурки под полушубком, засунул в рукав шарф и достал из кармана шоколадку.

Мама Фира, увидев шоколад, покачала головой и улыбнулась.

— Ох, зачем же вы…

Эркин, не зная, что положено говорить в таких случаях, ограничился улыбкой. И этого оказалось достаточно.

— Сейчас чай будем пить, — сразу сказала Мама Фира.

— Ага, — кивнул Колька. — А я пока подпол покажу.

— А это зачем? — улыбнулась Мама Фира.

— Я никогда не видел подпола, — извиняющимся тоном сказал, улыбаясь, Эркин.

Колька сдвинул в сторону половик и за утопленное в половицу кольцо поднял крышку.

— Во, видишь?

Эркин нагнулся, оглядывая открывшееся внизу пространство, присел на корточки.

— Давай слазим, — предложил Колька.

— Давай, — кивнул Эркин.

— Коленька, ты варенья заодно достань, — сказала от печи Мама Фира.

Хотя вниз вела небольшая лестница, Колька просто спрыгнул, и Эркин последовал за ним.

Подпол оказался почти обычной кладовкой. Вдоль стен полки с банками, тут же ящики с яблоками, мешки с картошкой, ещё что-то. Было заметно холоднее, чем в доме, но не так, как на улице. Колька взял с полки банку, посмотрел.

— Мороз, ты какое варенье больше любишь? Вишнёвое или яблочное?

— Любое, — улыбнулся Эркин.

— Ну, как знаешь, — Колька подошёл к люку и, поднявшись на одну ступеньку, поставил банку наверх. — Мама Фира, дай ведро, я картошки нагребу.

— Держи, Коленька.

Мама Фира наклонилась над люком, подавая ведро. Эркин молча смотрел, как Колька развязал мешок и переложил из него в ведро картошку. Мешков было немного.

— Ну вот, — Колька завязал мешок. — Если посмотрел, полезли обратно.

— Да, — тряхнул головой Эркин. — Спасибо.

— Не за что.

Они вылезли наверх, Колька опустил крышку и закрыл её половиком.

— Я самовар поставила, — улыбнулась Мама Фира.

— Ага, дело. Пошли пока.

Они прошли в горницу. Занавеска Семёна была отдёрнута, и они сразу подошли к кровати.

— Привет, — улыбнулся Эркину Семён, протягивая руку. — Ну, как дела?

— Нормально, — ответил улыбкой и рукопожатием Эркин.

— Чего это ты в подпол полез? — весело спросил Семён.

— Да это его Миняй с панталыку сбивает, — Колька переставил у кровати Семёна два стула и сел на свой верхом, бросив руки на спинку. — Живёт, понимаешь, в городском доме и хочет из балкона подпол сделать.

Семён с удовольствием захохотал. Рассмеялся и Эркин.

— Картошку ему, понимаешь, держать негде, — фыркал сквозь смех Колька.

— Какой уж подпол в квартире, — отсмеялся Семён. — И как ты с картошкой устраиваешься?

— Мешок куплю и в кладовку, — охотно ответил Эркин. — Доедим когда, за новым на рынок иду. В больших квартирах, в башнях, холодная кладовка есть, ну, башенные там держат.

Разговор шёл о всяких хозяйственных мелочах. Эркин, не удержавшись, искоса посмотрел на стену над диванчиком. Гитара была на месте. Посмотрел быстро, по-питомничьи, но Колька то ли заметил, то ли почувствовал. И вдруг решительно встал, в два шага пересёк горницу и снял с гвоздя гитару.

— Ты говорил, что умеешь. Сыграй, Мороз, а?

И Эркин не стал отказываться, бережно принял гитару. Но честно сказал:

— Я шесть лет уже не играл. И пальцы не те стали.

— Ладно тебе, нетерпеливо дёрнул головой Колька.

Эркин сел поудобнее, перебрал струны. Звучание было немного другим, непривычным, и струн семь, а он привык к шести, но… но… голова забыла, а тело помнит. И пальцы… думал, совсем не те стали, а помнят, работают. Ну… ну, а если эту… что Андрей пел, и тогда в поезде. Незаметно для себя Эркин запел, пока без слов, подгоняя аккорды.