Мажор : На завод бы шел работать! (СИ) - Таннер А.

Многие работники, впрочем, предпочитали не тесниться в такую погоду в душной столовой. Взяв заранее купленную по дороге на работу бутылку молока или кефира и булочку, они выходили в заводской дворик и там загорали, уютно расположившись на скамеечке. На жаре дико клонило в сон, и наш мастер Михалыч, умяв свой нехитрый обед, захрапел прямо на скамейке, накрыв лицо кепкой. Чтобы растолкать мастера и вернуть его к станку, нам с Толиком пришлось нехило потрудиться - сон у почетного заводского труженика и фронтовика был прямо богатырским.

Фронтовиков, кстати, на заводе было немало. Оно и неудивительно - сейчас мужикам, которые ушли на войну восемнадцатилетними, было около тридцати пяти лет. Это были не сухонькие, сгорбившиеся старички, а полные сил молодые мужчины и женщины.

При помощи моего нового приятеля Толика и не стесняющегося крепкого словца мастера Михалыча я неожиданно для себя понял, что понемногу стал разбираться в том, что происходит. В целом, ничего сложного от меня не требовалось. Надо было только строго соблюдать технику безопасности и аккуратно обращаться с заводским оборудованием.

- Золотые руки у тебя, Эдик! - похвалил меня Михалыч. - Ни одной заготовки не испортил. Все аккуратно делаешь. Тут до тебя парнишку одного присылали, так он по цеху ходил, брак собирал, чтобы хоть что-то сдать. Если так и дальше пойдет - через полгодика тебя слесарем оформим. А там, глядишь, лет через пяток и мое место займешь, каково, а?

- Отлично, - вежливо кивнул я. Да уж, хорошенькая перспектива. Прямо как в моем любимом фильме "Однажды в Америке": "Сначала моешь овощи, потом нарезаешь салат, через год или два будешь помощником менеджера, и вот тогда пойдут большие бабки...". Всю жизнь мечтал... Получаться-то у меня получалось, да только не нравилось мне. К концу дня уже устали ноги и предательски заныла спина.

Ровно в семнадцать ноль-ноль раздался длинный звонок, будто в школе. Народ завозился, начал прибирать рабочие места и выключать станки. Я последовал примеру Толика и двинулся в раздевалку. Там я с удовольствием скинул с себя надоевшую за день рабочую одежду и ботинки, размял затекшие ноги и побежал быстрее в душ, чтобы скорее привести себя в порядок. Душевая завода с облупившейся плиткой и протекающей старой лейкой, конечно, совершенно не походила на мою ванну с гидромассажем, но я, усталый и обессиленный, уже совершенно не обращал на это внимания. Горячая вода есть - и ладно.

Наскоро переодевшись, я вслед за Толиком попрощался на проходной со сторожем Степанычем и, выйдя на улицу, потянулся, разминая спину.

- Устал? - понимающе спросил приятель. - Не боись, это с непривычки. Ты же работаешь всего ничего! Потом втянешься, легче будет! Бежим, вон трамвай наш идет!

- Надеюсь, хоть в субботу отосплюсь, - пробурчал я, разминая руку. Она все еще болела.

- А с чего это ты в субботу спать собрался? - изумился Толик. - Обычный же рабочий день.

- Рабочий? - теперь уже моя очередь пришла удивляться. - А мы разве не по пятидневке работаем?

Толик с сочувствием поглядел на меня и сказал:

- Да, брат, тебе и впрямь отдохнуть надо. Какая пятидневка? В субботу мы работаем, пора уже привыкнуть. Ну ты у себя в деревне и по семь дней работал, правда, и ничего?

- Ничего, - уныло согласился я. Да, стало бы, поваляться в субботу с утречка в кровати у меня не получится. Придется и в субботу вкалывать на заводе и ждать воскресенья... Интересно, какие еще сюрпризы меня ожидают?

Глава 7. Новая жизнь

Над моим ухом настойчиво звенел будильник. Нет, не приятная нарастающая мелодия на моем смартфоне за пятьдесят тысяч деревянных, а простой советский будильник, который, кажется, может поднять на ноги целый взвод солдат - будильник "Слава". Он трезвонил и трезвонил... Я открыл слипшиеся глаза, потянулся, перевернулся и сильно прихлопнул его рукой, чтобы перестал звенеть.

- Ммм... Уже пора? - сонно пробормотал мой сосед по комнате. - Представляешь, мне снова снились какие-то пришельцы...

- Пора, - согласился я. - Надо было засыпать пораньше. Толик, вставай! Мэл нам уже, наверное, очередь в душ занял.

Уже целая неделя прошла с тех пор, как я из юного мажора Антона, живущего в родительской квартире в башне "Москва-Сити" и беззаботно тратящего время и деньги на развлечения, превратился в обычного заводского работягу, живущего в общежитии на окраине Москвы. Я гулял по, казалось бы, родной, но такой непривычной для меня Москве, смотрел на реку, облокотившись на парапет Кремлевской набережной, отдыхал на лавочке в сквере на Кропоткинской улице, купался в открытой купальне в Хамовниках, наблюдал, как возводимые строителями мощные сталинские массивы на проспекте Мира притесняли деревянные дома... Теперь уже я иногда, проснувшись пораньше, будил своего соседа Толика.

Я потянулся, откинул простынь и, зевая, спустил ноги на пол. Рассиживаться некогда. Надо успеть помыться, пока Мэл, самый дисциплинированный из нас и просыпающийся всегда раньше всех, держит для нас очередь в душ, быстро вымыться обычным кусковым мылом, а не привычным мне лаймовым гелем за семьсот рублей, почистить зубы порошком, прожевать пирожок, купленный вчера у метро, запить его чаем с сахаром из граненого стакана, сделанного строго по ГОСТу, и бежать скорее на остановку, на которой, так же, как и я, зевая, будут стоять другие парни из нашего общежития.

А вечером, приходя домой, я теперь сам должен был готовить еду, если выпадает мое дежурство. Готовили мы по очереди на всю комнату. У Толика отлично получались макароны по-флотски и яичница с помидорами, а Мэл славился тем, что мог приготовить вполне съедобный суп из чего угодно. Он просто брал что-то из наших общих запасов, а в случае необходимости пробегался по всем этажам общежития и собирал всего понемногу - луковицу, сало, помидоры, морковь, картофелину, пару сосисок... Из любого ассорти у моего нового товарища получалась какая-то неимоверная вкуснятина, а все скинувшиеся потом обязательно приглашались на суп.

Так мы и жили и, как оказалось, жили довольно неплохо. Развлечения у заводских ребят были довольно простые: попить пивка, покататься на аттракционах, погонять мяч во дворе или поиграть в волейбол, просто гулять по Москве и знакомиться с девушками или, если очень повезет, сходить в гости в общагу к девочкам. Убегая недавно из такой вот общаги, мой названный двойник и пропахал носом землю. На память об этом у меня на носу все еще оставалась глубокая и пока не зажившая царапина.

Готовить мне, правда, доводилось готовить всего два раза. Первый раз яичница у меня сгорела, во второй я ее пересолил, зато потом навострился, и стало получаться нормально, даже скорлупа на зубах не хрустела.

Казалось бы, еще вчера я, растерянно озираясь, стоял посреди комнаты с кипой грязного белья в руках и говорил Толику:

- Постирать бы...

- Тазик под кроватью, мыло рядом с умывальником, - указал мне приятель на какой-то серый брусок. Если надо, в душе стиральная доска стоит. Вперед! Эд, ты же вторую неделю работаешь, пора бы уже привыкнуть. Нет, можно, конечно, нанять симпатичную горничную, но, боюсь, ни у тебя, ни у меня нет таких денег, даже если Мэл скинется...

- А машинки нет? - спросил я, забыв, как глупо выгляжу.

- Нет, - серьезно сказал мне Толик. - И служанки ванну не набирают. И пятки пемзой не трут. И дворецкий по утрам кофий не подает, как при старом режиме. Шутишь, что ли? Да, все-таки надо было тебя медсестричке показать... Кстати, мы тут на следующей неделе в общагу меда к девчонкам снова собираемся...

- В душевой же горячей воды нет... - недоумевал я. - Отключили... На целых две недели!

- Ну и что? Нагреть же можно, чай, не барин, - не понял моего недовольства Толик. - В чайнике. Чай, не барин, справишься. Кипятишь, потом разбавляешь. В деревне ты вообще сначала баню топил, прежде чем помыться. А тут чайник скипятить тяжело?