Мажор : На завод бы шел работать! (СИ) - Таннер А.

Делать нечего, пришлось смириться с трудностями советского быта и жить, как все. И, как ни странно, у меня это получилось. Всего за неделю я, привыкший просыпаться не раньше десяти утра и почти всегда прогуливать первую пару в институте, навострился просыпаться ровно в семь и даже иногда будил Толика. Толик был большим любителем фантастики. Книжная полка над его кроватью состояла сплошь из книжек этого жанра. Частенько он, врубив фонарик "Радист" под одеялом, зачитывался до трех ночи, а потом бредил - то ему снилось, что СССР захватили инопланетяне, то что он - бастард, родившийся от любовницы повелителя викингов. А в трамвае по дороге на работу, если мы не болтали, Толик читал "Марсианские хроники".

Навострился я и стирать одежду в тазу, и даже ее гладить утюгом, на который нужно было плюнуть, чтобы проверить температуру. В целом, ничего сложного, только было это довольно муторным занятием. Замочить, потереть, прополоскать, повесить... А гладить штаны следовало через марлю или мокрую газету, чтобы они не блестели. Оказалось, что вторых штанов у меня и вовсе нет, поэтому, когда я случайно измазал свою пару, решив скоротать путь до общаги через стройку, мне пришлось просидеть почти весь единственный выходной дома - идти на улицу было попросту не в чем. У моего приятеля Толика тоже была всего одна пара штанов, и одолжить он мне их не смог бы. Да я бы и все равно их не натянул - приземистый, коренастый Толик был почти на голову ниже меня, зато значительно шире. Короче, я дал себе слово - с первой же зарплаты купить себе запасную пару штанов. А зарплату я ждал очень-очень...

В общем-то, нужно признать, что проблемы, которые навалились на меня в одночасье, были не такими уж и серьезными. Серьезные трудности у меня неожиданно вызвала только такая тривиальная вещь, как бритье. Это же просто ужас! Я с трудом понимал, как тогда справлялись советские парни пятидесятых с этой обычной мужской ежедневной процедурой. Ни о каких острых современных станках никто и не слыхивал, не было и электрических бритв. На своей полке в шкафу, помимо двух застиранных рубашек, я нашел какую-то железную штуковину, на которой было выбито: "Ракета. 3 р".

- Что ты на бритву уставился, как баран на новые ворота? - спросил меня Толик. - Бери и брейся. Пятый день уже с щетиной ходишь, как Михалыч. Решил бороду отрастить? Думаешь, Тося в деда влюбится?

Не объяснишь же этому увальню из пятидесятых, что с бородой теперь ходить модно, и даже двадцатилетние часто ее носят. Так выглядишь старше, и девчонку проще подцепить, можно приврать, что тебе двадцать пять. Но тут так было не принято. Так мне пришлось учиться бриться простой советской опасной бритвой. В этом занятии, как и в ручной стирке, ничего приятного не было. Никакой привычной мне пены не было. Парни половчее бодяжили какие-то средства для бритья, мешая мыльную стружку с глицерином и чем-то еще, но я так и не решился их использовать. А еще, чтобы бриться бритвой "Ракета" или "Чайка", надо было серьезно наловчиться, иначе можно было запросто получить порезы. Я поначалу чуть не снес себе половину губы ненароком.

Положа руку на сердце, могу сказать, что пребывание в СССР не было мне противным, но и особой радости не доставляло. Я просто потихоньку привык к происходящему, хотя до сих пор надеялся, что это был всего лишь страшный сон. Каждый вечер, засыпая на старой панцирной кровати, которая немилосердно скрипела при каждом повороте тела, я скучал по своей уютной квартире, напичканной современной дорогой техникой, домашнему кинотеатру, большому уютному диванчику, отсутствию необходимости вставать спозаранку и бежать на завод. Скучал по своим удобным шмоткам, покатушкам на машине, поездкам за рубеж... Наша компания мажоров наверняка уже умотала в Красную Поляну кататься на лыжах, а я, как дурак, вкалываю на заводе и периодически получаю "втык" от мастера Михалыча. Нет, в целом он мной доволен, но иногда поругивал меня, как строгий батя...

Кстати, о бате... Я так и не понял, сколько времени прошло в моем мире с тех пор, как я неожиданно для себя прыгнул в лето 1958 года. Заметил ли кто-то мое отсутствие? Наверняка заметил. Домработница Зина, придя пылесосить квартиру, а точнее говоря - шпионить за мной, наверняка уже доложила родителям, что непутевого паренька и след простыл. И теперь, наверное, отец на пару с матерью прочесывают все кабаки, кафе, ночные клубы и даже вокзалы Москвы, пытаясь найти набедокурившего отпрыска... Даже не хочу думать, что они сейчас переживают...

Отец, конечно, здорово орал на меня во время нашей последней встречи, и она не оставила у меня приятного впечатления. Да и женился он фактически "по залету". Своей репликой я попал в точку: изначально он обзаводиться наследниками совершенно не планировал. Если бы не бабушка, в приказном порядке велевшая ему отправляться в ЗАГС под руку с моей беременной мамой, не стал бы он вешать на себя ярмо семейной жизни. Однако все же следовало признать, что отец меня любил. Да, по-своему, без излишней сентиментальности, по-простому, но любил... Он оказался хорошим мужем и отцом: не изменял маме (по меньшей мере, я об этом не слышал), работал, приносил деньги в дом и все выходные проводил с семьей... И, немного подумав, я признал, что была в его словах своя сермяжная правда: ему, занятому по уши рабочими вопросами, действительно было не до сантиментов.

Красавица Тося, на которую я, кажется, по-настоящему запал, не шла у меня из головы, по-прежнему не обращала на меня никакого внимания. Ее противная подружка, проходя с ней под руку по заводу, всякий раз мерзко хихикала, оборачиваясь на меня. А брат Тоси Андрюха тоже ходил за сестрой, как тень, и всякий раз, как только я приближался к Тосе больше, чем на десять метров, многозначительно смотрел на меня. Поэтому я не решался к ней пойти - кто его знает, вдруг попробует привести в исполнение свои угрозы...

Я пытался вытравить из себя эту так невовремя возникшую влюбленность, но ничего не мог с собой поделать. Я запал на эту строгую заводскую девчонку, и отрицать это было бессмысленно. Как, оказывается, плохо, когда тебя динамит тот, кто тебе нравился... А я ведь и вправду по-настоящему нравился многим девочкам, с которыми проводил время...

Признаться, я раньше никогда не влюблялся. Даже не представлял себе, что это такое. Я считал, что любовь придумали какие-то идиоты, которым хочется пострадать. А страдать-то вовсе и не нужно, нужно просто наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. Вот и я наслаждался до недавнего времени, ни в чем себя не ограничивая...

У меня даже списочек свой был. Туда я записывал все свои любовные победы на амурном фронте, начиная с семнадцати лет. Со всеми своими пассиями я расставался просто и быстро, чаще всего - сразу же после приятно проведенной недели или двух, максимум - месяца. Просто писал сообщение: "Маша (Даша, Катя, Настя), прости, нам не по пути! Дело не в тебе, дело во мне!" - и тут же кидал номер в черный список. Как все-таки здорово, что современные технологии позволяют избегать сопливых и неприятных бесед перед расставанием! Девчонки, как правило, все понимали и больше не названивали, просто радовались тому, что поели в приличном месте, покатались на хорошем авто и побывали у меня дома.

Была одна, правда, придурочная, которая после того, как я ее отшил, попыталась подкараулить меня у подъезда, чтобы "поговорить по душам," но Олег, папин водитель и - по совместительству - охранник, вежливо проводил девочку под локоток чуть поодаль, сказал ей пару слов, и больше я ее не видел. Ну и правильно! Пусть льет слезы у себя дома, мне это совершенно не интересно.

А тут я впервые оказался не у дел, и я совершенно не понимал, почему. Я был все таким же высоким, стройным, симпатичным, несмотря на чуть порезанное неудобной бритвой лицо. У меня были те же выразительные глаза, пухлые губы, которые перецеловали не одну женщину. Я был красив, и знал об этом. И кажется, дело было вовсе не в том, что я, по легенде, приехал из деревни и был обычным заводским работягой. Тося-то - такая же работница завода, как и я, только ленинградка, а не деревенская... Может, что-то было во мне такое, что сразу оттолкнуло строгую советскую барышню?