Чудесные рецепты крестьянки-самозванки (СИ) - Мельницкая Василиса

— Такую женщину, как Ульяна, я не забыл бы, — ответил Афанасий. — Скорее, Митя может быть вашим сыном, чем моим.

— Это отчего же моим? — удивился Владияр Николаевич.

— А помните, вы рассказывали, как на Ярилин день девушку встретили? Крестьянку? И так она вам в душу запала, что даже вернуться за ней хотели.

Я забыла, как дышать.

— Хотел, — произнес Владияр Николаевич. — До того, как калекой стал. Теперь-то я ей зачем? А Ульяна — не она. Та хрупкой была, тоненькой. Ее грудь мне в ладонь помещалась. А эта…

Меня бросило в жар. Обо мне говорил Владияр Николаевич или нет, но меня он определенно считал толстой коровой. И это… обидно.

— У нее очень приятные формы, — возразил Афанасий. — Мягкие, уютные.

— Вот и женись, она же тебе нравится.

— И женюсь, — согласился он. — Кстати, где она? Пойду, позову.

Я шарахнулась в сторону кухни, как только ничего не сшибла по пути. Матушка Леля, заступница! Это что же получается? Владияр Николаевич — отец Мити⁈ Нет, не может быть. Мало ли девок на Ярилин день девственности лишаются! А я, и правда, толком не помню лица того парня.

Проверить легко. Задать тот вопрос… и посмотреть на реакцию.

Так, стоп. Владияр Николаевич — ведун. А у ведунов есть родовые книги. В ней появилась бы отметка о рождении сына? Или нет, если он бастард? У кого бы узнать…

— Ульяна, ты здесь? — На кухню заглянул Афанасий. — А я тебя наверху ищу. Сказал же идти в столовую. Отчего заставляешь себя ждать?

Еще и Афанасий, который жениться хочет. Или это он просто так сказал?

— Чего ты на меня так смотришь, будто я тебя бить собираюсь? — нахмурился Афанасий. — Уж и замечания сделать нельзя? Я старше, ты должна слушаться.

Нет, не хочу я за него замуж. Даже ради Мити… не хочу.

— Да, уже иду, — сказала я, снимая передник. — Простите, пожалуйста.

Как он там велел? Быть ласковее с хозяином? Придется постараться.

Глава 14

Отправляясь на чаепитие с хозяином, я понимала, что пригласили меня не из человеколюбия. Похоже, Владияр Николаевич сильно скучал, сделавшись отшельником. И если меня не получилось выставить вон, хотел развлечься.

Я не ошиблась. Едва вошла в столовую, мне тут же отвели роль хозяйки, отобрав у Афанасия почетную обязанность разливать чай.

— Угощение скудное, ты уже прости, — с насмешкой произнес Владияр Николаевич. — Мы тут по-простому чаевничаем, без изысков.

— Я не голодна, — сдержанно ответила я. — А чаю выпью с удовольствием.

Заваривал его Афанасий, причем из трав. Я чувствовала запах ромашки, мяты, липы, чабреца. То, что нужно для моих расшатанных нервов.

Я поставила чашку перед Владияром Николаевичем, затем налила чай для Афанасия и, в последнюю очередь, для себя.

— Мед хороший, местный. — Владияр Николаевич продолжал изображать гостеприимного хозяина. — Варенье вот… крыжовниковое. Его матушка варила. Внутри каждой ягодки есть орешек.

— Чудо чудное, — вздохнула я, вспомнив, как такое же варенье варила и моя мама. — Благодарю, я обязательно попробую.

Афанасий пил чай молча, вприкуску с сахаром. Брал мелкие колотые кусочки, клал на язык, делал глоток. Надо завтра испечь что-нибудь для него. Или в местной булочной купить, если опять не успею.

— А скажи-ка ты, Ульяна… — Владияр Николаевич, наконец, приступил к допросу. — Где это ты этикету училась?

К счастью, я уже успела собраться с мыслями и придумать, как выкручиваться. Вернее, сообразить, что все мои «странности» можно свалить на легенду, которой я придерживалась.

— Так я же рассказывала, — делано удивилась я. — Где росла, там и научилась.

— Мне, — он выделил это слово, — ты ничего не рассказывала.

Я считала, что Афанасий давным-давно передал все хозяину, но спорить не стала.

— Я сирота, — начала врать я. Хотя это правда. Мама умерла, отец от меня отказался. Сирота. — Росла в ските. В детстве меня взяли в семью купца, наперсницей для его дочки. Относились ко мне хорошо, считали воспитанницей. Там я всему и научилась.

— И готовить? — уточнил Владияр Николаевич.

— Нет, готовить — в ските. Дочка хозяйская замуж вышла, а я забеременела…

— Надеюсь, не от ее мужа? — ехидно вставил Владияр Николаевич.

— За кого вы меня принимаете! — рассердилась я. — Безусловно, я не образец невинности, но и не мерзавка. Эта семья очень хорошо ко мне относилась. И рекомендательные письма Афанасий видел!

— Ладно, прости, — сказал Владияр Николаевич. — Забеременела. И что?

— И поселилась в скиту. А где еще? Компрометировать благодетелей я не хотела. Там я жила с Митей, работала на кухне. Потом вот… экономкой у одного порядочного человека. Но он умер, от места мне отказали. Мы с Митей в Москву поехали.

— Тут, по-твоему, работу легче найти? — осведомился Владияр Николаевич. — С ребенком?

— Тут платят больше.

— И жизнь дороже.

— Митю учить надо. Я осталась бы в скиту, но не хочу, чтобы он становился жрецом. То есть, я не против, если это будет его осознанный выбор.

— И как же ты хочешь его учить?

— Еще не знаю. Но я разберусь…

— Ремеслу? — не отставал Владияр Николаевич. — Военному делу? Наукам? Музыке? Искусству?

— Не знаю, — повторила я. — Есть время определиться.

— А, может, замуж хочешь выйти? За какого-нибудь… состоятельного мужчину?

— Не хочу, — несколько опешила я.

— Так отчего же? Ты хоть и простого сословья, а образованная, с манерами. И на лицо… не рябая. Многие любят таких, как ты… в теле.

Владияр Николаевич определенно издевался, и это доставляло ему удовольствие. Я молчала, выпрямив спину и отставив чашку. Мне нельзя отвечать не оскорбление. Он хозяин, у него есть власть. А у меня Митя. Ради него можно и потерпеть.

— Вот, к примеру, Афанасий, — продолжал Владияр Николаевич. — Чем не жених? Не смотри, что он тут мне прислуживает, он вполне…

Афанасий встал, с грохотом отодвинув стул.

— Довольно, Владияр Николаевич, — тихо произнес он. — Ни слова больше, прошу.

«Не надо», — прошептала я одними губами, глядя на Афанасия. И едва заметно отрицательно качнула головой.

— Брось, — сказал ему Владияр Николаевич. — Ты же сам ни за что не решишься. А она тебе нравится.

Это он сводником себя возомнил⁈

— Вы переходите черту, Владияр Николаевич, — твердо произнесла я. — Мне вы можете говорить, что угодно, я стерплю. И вы знаете, почему. Но Афанасий… Он искренне вас уважает и любит. Не ставьте его в неловкое положение.

В столовой повисла гнетущая тишина. Я с тоской подумала, что мне вот-вот вновь велят собирать вещи. Вот почему я была против того, чтобы давать Мите надежду!

— Ульяна, помоги мне убрать со стола, — произнес Афанасий, отмирая.

Я послушно кивнула, поднялась и взяла в руки чашку с блюдцем. Сделала шаг в сторону.

— Сядь! — приказал Владияр Николаевич.

Это прозвучало неожиданно громко и зло. Я вздрогнула и выронила чайную пару. Из тончайшего фарфора, что и в руках-то страшно держать. Осколки брызнули в разные стороны.

— Любимый сервиз моей матушки, — произнес Владияр Николаевич. — Как неосторожно…

Если он ожидал, что теперь-то я точно упаду на колени, умоляя о пощаде, то ошибся. Но за разбитую посуду придется платить.

— Когда-то я разбил из него пару, — продолжил Владияр Николаевич. — Лет десять мне тогда было или одиннадцать. Уже и не помню. Зато хорошо запомнилась последующая за этим порка.

Он уставился на меня, словно намекал, что и меня ждет то же самое. Наивный. Да я, скорее, голой и босой от него уйду, чем позволю себя ударить.

— Вас били за нечаянные оплошности? — спросила я, вздернув подбородок. — Мне искренне жаль.

— Отчего же нечаянные, — возразил Владияр Николаевич. — Очень даже… чаянные. Я играл в столовой в мяч и игнорировал просьбы матушки не делать этого. В итоге мяч выбил чашку из ее рук.

— А вы, оказывается, были сорванцом, Владияр Николаевич, — мрачно произнесла я.