— Нет, — слабо, но ясно ответил старик. — Не надо домой. Успею. Я сон видел.
— Какой сон, Степан Владимирович?
Катя встревоженно оглянулось. Наверное, ей показалось, что Худояров заговаривается.
— Сына я видел во сне, — ответил Степан Владимирович. — Живого.
По толпе прошёл шёпот.
— Сына, говорит, видел!
— Где?
— Во сне.
— Тише!
— Что сын-то сказал? — с жалостью в голосе спросила Марья Антоновна — жена председателя.
— Сказал «Живи, батя! Ещё хоть немного поживи — порадуйся!»
— Господи!
Марья Антоновна концом платка вытерла слезу с глаза.
— Пойдёмте в клуб, Степан Владимирович, — сказал я. — Давайте, я вам помогу.
Старик посмотрел на меня и узнал.
— А, егерь! Спасибо за ружьё. Вернул память о сыне.
Я смутился.
— Это не я. Хорошие люди сделали.
— Ну, всё равно. Им спасибо от меня передай.
— Обязательно передам, Степан Владимирович! Пойдёмте в помещение!
— Погоди, Андрей Иваныч! — раздался за моей спиной голос Фёдора Игнатьевича.
Председатель протолкался к нам, внимательно посмотрел на Худоярова.
— Поднялся, значит, Степан Владимирович?! Вот и хорошо, вот и молодец! Идём, идём внутрь!
Вдвоём с председателем мы помогли Худоярову войти в зал и усадили на первом ряду.
— Заведующего клубом ко мне, быстро! — распорядился Фёдор Игнатьевич.
Через минуту прибежал заведующий клубом.
— Что у тебя сегодня в программе? — спросил его Фёдор Игнатьевич.
— «Всадник без головы», — ответил заведующий. — С большим трудом достал. Приключенческий фильм!
— Меняй! — решительно сказал Фёдор Игнатьевич.
— Как менять? — поразился заведующий. — Мне ведь плёнку не насовсем дали, только на один сеанс! В понедельник обратно повезу.
— Меняй, и не спорь!
Зал недовольно зашумел. «Всадника без головы» хотели посмотреть многие.
— А что ставить? — спросил заведующий.
— Иди, я объявлю! Поймёшь.
Заведующий убежал в операторскую, а Фёдор Игнатьевич тяжело поднялся на сцену.
— Устал немного, — пожаловался он. — Вроде, и день выходной, а заботы никуда не денешь.
Зал постепенно замолкал.
Фёдор Игнатьевич откашлялся.
— Сельчане! Сегодня у нас радостный день. Степан Владимирович Худояров пошёл на поправку! Будем надеяться, что наш врач вылечит его.
Фёдор Игнатьевич понизил голос.
— Не знаю, многие ли из вас помнят его сына, Григория Степановича. Те, кто постарше — те помнят. Воевал Гриша бесстрашно, и погиб, как герой. Его вдова живёт у нас в селе, её вы все знаете — Катерина Худоярова. Давайте сегодня вспомним всех, кто воевал, кто приближал нашу Победу, но не дожил до неё. Сегодня мы будем смотреть фильм «В бой идут одни старики». Запускай!
Свет в зале погас.
Как-то утром, на рассвете
Заглянул в соседний сад!
Там смуглянка-молдаванка
Собирает виноград.
Я краснею, я бледнею...
Я обернулся и в темноте зала увидел Трифона. Он сидел на самом заднем ряду и, не отрываясь, смотрел на экран.
***
Утром меня разбудил стук в дверь. Я вскочил спросонок, босиком пробежал по холодному полу.
«Что ещё случилось?» — трепыхнулась в голове холодная, как ледышка, мысль.
Я выскочил в сени, мгновенно покрылся мурашками от холода и откинул крючок.
На пороге стоял Серёжка.
— Спишь? — с обидой спросил он.
— Серёга? Что случилось?
— Меня к Тане не пускают, — грустно сказал брат.
— Чёрт! И ты из-за этого...
Я почувствовал, что окончательно продрог.
— Идём в дом, там поговорим. Да двери закрывай — не лето на улице.
В кухне я первым делом кинулся растапливать печь. За ночь она остыла, но лучины в топке быстро и охотно занялись огнём. Я подложил в топку два полена побольше и закрыл дверцу. Пламя загудело, разгораясь.
Я набрал в чайник воды из ведра, поставил его на газовую плитку. Поднёс ладони к синему газовому огоньку. Пальцы обожгло тепло.
— Ну, рассказывай!
— А что рассказывать? Поехал я вчера в эту Мгу. Полтора часа трясся на электричке, потом ещё пешком от станции шёл. А старуха меня не пустила! Нечего тут шляться, говорит! А я не шлялся! Я к Тане приехал! Имею право!
Глаза брата вспыхивали злыми огоньками.
— Ну, погоди! — сказал я. — Сейчас чаю выпьем и разберёмся. Ты завтракал?
Серёжка мотнул головой.
— Не успел. Чуть на автобус не проспал. Хорошо, что будильник завёл. Он зазвенел, а я подумал — полежу ещё немножко. А потом пришлось бегом бежать.
Я улыбнулся. Знакомая история! В прошлой жизни я был отчаянной совой — и в школу, и на работу просыпался с трудом. Потому и пошёл работать в ночную смену.
Чайник закипел и зафыркал. Я выключил газ, заварил чай и достал из холодильника масло.
— Хлеб в хлебнице на столе. Так, а от меня-то ты чего хочешь, Серёга?
— Поехали вместе во Мгу! — выдохнул брат. — Поговорим с этой старухой. Почему она Таню взаперти держит?
— Хм...
Я задумался.
— Ну, поедем мы вместе. А она нас обоих выставит. Только зря прокатаемся.
За моей спиной скрипнула дверь комнаты. На пороге стояла Катя, закутанная в одеяло.
— Здравствуй, Серёжа! — сказала она. — Как ты рано! Что-то случилось?
— Здравствуйте! — оторопело ответил Серёжка.
Глава 7
Серёжка во все глаза смотрел на Катю. Я еле удержался, чтобы не выписать брату подзатыльник.
— Катюша, извини! Мы тебя разбудили?
— И прекрасно! — улыбнулась Катя. — Люблю вставать рано. Столько всего можно успеть! Рассказывайте — что тут у вас?
— Ну, уж нет! — решительно возразил я. — Сначала завтрак. Серёжка, иди мыть руки!
Катя исчезла в комнате и через минуту вернулась. Она была одета в синий тренировочный костюм с надписью СССР. Надпись располагалась ровно на том месте, от которого мужчине очень трудно отвести взгляд.
Красиво и патриотично, подумал я.
— Андрей, у тебя есть молоко? — спросила Катя. — Я бы приготовила омлет. Или кашу. Ты любишь кашу на завтрак?
Молока у меня не было. А также манки, геркулеса или другой крупы, подходящей для каши.
— Типично мужской подход, — улыбнулась Катя. — Завтракать бутербродами на бегу. Ну, ничего! Сегодня же раздобудем молока, и я научу тебя варить кашу. А сейчас давайте пить чай!
Я намазал бутерброды с колбасой и поставил на стол чашки.
— Давай, Серёжка! Ешь, и рассказывай!
— Что рассказывать-то? — насупился брат.
Увидев Катю, он сообразил, как трудно ему будет уговорить меня ехать во Мгу. И теперь переживал из-за провала своей экспедиции.
— Говорю же — приехал, а меня и на порог не пустили. И Таня не вышла из дому. Она бабушку свою слушается. Боится, что та опять её к матери отправит.
— А ты откуда знаешь?
— Откуда-откуда... Таня мне звонила.
— Таня, это та девушка, которую ты провожал на вокзале? — спросила Катя.
— Ну, — буркнул брат и покраснел.
— Ты пойми, Серёжка, — объяснил я. — Тане и без того сейчас трудно. Ты ей помогать должен, а не усложнять дело.
— А я усложняю, что ли?
— Ну, если ты поругаешься с её бабушкой — Тане от этого легче не станет, понимаешь?
Серёжка с шумом втянул в себя чай.
— А что же тогда делать?
— Не хлюпай, — сказал я ему.
— Ты прямо как мама, — язвительно ответил брат.
— Андрей прав, Серёжа, — мягко сказала Катя. — Тане сейчас нелегко. И твоя ссора с её бабушкой только всё усложнит.
— Короче, сегодня побудешь у нас, раз приехал, а вечером — домой! Уроки у тебя сделаны? Как ты учишься-то вообще? Возьмут тебя в девятый класс?
Я надеялся этими вопросами отвлечь парня от невесёлых мыслей. Клин клином вышибают, и всё такое. Хотя, да — утешитель из меня никакой.
