Дядя самых честных правил 10 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Иногда мне кажется, — тихо-тихо произнёс Медведь, — будто я веду корабль через великую пустоту, прокладывая курс между звёздами. Мне чудится такое, что никому из людей и не снилось. Атакующие диковинные корабли, пылающие над красной звездой. Мерцающие лучи небесного света, разрезающие мрак у огромных сияющих ворот. Но эти видения исчезают, как слёзы под дождём, и мне остаётся только бороздить моря и смотреть на звёздное небо.

Я не стал его ни о чём спрашивать. Есть, знаете ли, такие темы, которые невозможно обсуждать вслух ни с одной живой душой. У меня ведь тоже найдётся кое-что, о чём я молчу и стараюсь даже не думать. Вот пусть и лежат эти скелеты в самом тёмном шкафу до своего срока.

— Мне говорили, ты мастак играть в карты, центурион Деметрио, — поинтересовался Медведь, едва мы вернулись в кают-компанию.

— Даже не уговаривай, — Киж выставил перед собой ладони, — я не играю с друзьями Константина Платоновича. Очень неудобно получится, если в конце плавания корабль вдруг станет моим.

Роспильози расхохотался.

— А ты самоуверен, центурион! Не беспокойся, я никогда не ставлю на кон свою «Амелию». Будем играть только на наличное золото, никаких залогов и расписок.

— Согласен, — быстро выпалил Киж, — минимальная ставка три золотых дуката.

— Годится! — Роспильози также быстро ответил, будто боялся, что «жертва» сорвётся с крючка. — Эй, там! Принесите мне карты!

Эти двое уселись за стол, и через пять минут до них уже невозможно было достучаться. Так что мы с Таней пошли в свои каюты спать, а Диего отправилась на палубу любоваться морем. Всё оставшееся плавание Роспильози не вылезал из-за карточного стола, прерываясь только на короткие перекусы, сон и корабельные дела. Киж же выглядел как кот, обожравшийся сметаной и собирающийся слопать ещё столько же.

Мой камердинер Васька за один вечер успел сойтись накоротке с командой корабля, хоть и не понимал ни слова по-итальянски. А на следующий день с неподдельным интересом взялся учиться ставить паруса и прочей морской науке. Как он мне сказал:

— С вами, Константин Платонович, никогда не знаешь, куда занесёт на следующий день. Вдруг да пригодится в жизни?

Мурзилка всё плавание провёл в моей каюте, практически не просыпаясь. Море он не одобрял совершенно, и только необходимость заставила его подняться на борт корабля.

А вот мы с Таней воспользовались появившейся прорвой свободного времени и занялись тренировкой Талантов. Предупредили Медведя и, когда на горизонте не было других кораблей, запускали огненные всполохи над морем. Но не просто так, а на дальность. В таком упражнении важна не сила Таланта, а умение создавать аккуратные плетения. Чем плотнее будут нити, чем меньше паразитной силы, тем дольше проживёт заклятье, прежде чем сделает «пш-ш-ш-ш».

В очередной раз, когда её всполох рассеялся раньше моего, Таня разозлилась. Выхватила small wand, одним движением выписала Знак Огня и запустила его над волнами. К её удивлению, деланная фигура не просто обогнала мой всполох, но и пролетела раза в три дальше.

— Костя! Чего это он⁈

— Чему ты удивляешься? Деланное волшебство более энергоэффективно. Посмотри на всполох — он даже по форме напоминает Знак Огня. Но структура у него рыхлая, много эфира тратится впустую, рассеиваясь и превращаясь в перегар.

— Значит, деланная магия совершеннее?

— Не сказал бы. За всё приходится платить. Таланты платят огромным расходом силы за быстроту создания заклятий. Деланные маги — временем и гибкостью за сверхэффективность.

Таня задумалась, переваривая мои слова.

— А можно ли их объединить? Чтобы сразу и быстро, и эффективно?

— Кто знает? — я пожал плечами. — Для этого надо понять саму сущность эфира, сформулировать единую теорию магии и её законы. Тогда, быть может, мы сумеем создать нечто совершенное, какую-нибудь универсальную магию. Но пока, увы, никто не брался за такую сверхзадачу.

— Жаль, очень жаль.

— Всё, хватит о теории. Возвращаемся к практике: по очереди запускаем знаки и пытаемся на лету сбить их всполохами.

Таня вздохнула, и мы продолжили тратить эфир, оттачивая заклятья.

За время плавания мы не раз видели другие корабли. И рыбацкие лодки, и купеческие корыта, и стремительные пиратские судна. Последние к нам не приближались: Роспильози велел вывесить на мачте какой-то флажок с хитрой загогулиной, и он послужил пропуском для нашего корабля.

— Знак морского братства? — спросил я Медведя.

Тот пожал плечами и не стал ничего объяснять. Несмотря на его расположение ко мне, он не спешил раскрывать пиратские секреты. Или не мог — кто знает, какие клятвы он давал, вступая в бандитское общество.

Трое суток потребовалось «Юной Амелии», чтобы добраться до Бенгази. Корабль встал на рейде, не заходя в порт, и Роспильози объявил, что мы отправляемся в город.

— Прошу простить, милая Татьяна, — Роспильози состроил печальное лицо, — но вам придётся пока остаться на корабле. Здесь появление европейской женщины, к тому же такой прекрасной, привлечёт ненужное внимание. Слишком дикий тут народ! Могу гарантировать — через час вас уже будут пытаться украсть.

Таня сделала вид, что она и не собиралась на берег, и ушла в каюту.

— А тебе, князь, надо переодеться во что-то более подходящее.

Матрос принёс целый ворох одежды. Синие бесформенные шаровары, простую рубаху, расшитый бисером жилет с рукавами до локтей и чалму — круглую шапку, обмотанную по кругу тканью в десяток слоёв. Напялив на себя этот наряд, я стал похож на пирата, причём самого бандитского вида. Не хватало только кривого ятагана и пары пистолей за поясом для полноты образа.

Киж тоже переоделся во что-то похожее, но вместо чалмы нацепил красную османскую феску с кисточкой. Сам Роспильози разоделся гораздо богаче, но на голову водрузил круглый островерхий шлем, обмотанный, как и у меня, в виде чалмы. Вот такой цветастой компанией вместе с десятком матросов мы погрузились в шлюпку и поплыли к берегу.

— Я встречусь с туарегами, — инструктировал меня Медведь, — Если всё пройдёт успешно, то позову тебя. Постарайся больше молчать, смотри и слушай. Будут спрашивать, отвечай честно, о чём бы ни спросили. Они странные люди: отлично чувствуют ложь, но при этом уважают хитрость. И ещё один момент — сделай так, чтобы они почувствовали, что ты колдун. Сможешь?

— Проще простого. Даже ты ощутишь.

— Вот и хорошо. А пока я буду занят, погуляй с моими парнями по базару. Купи себе что-нибудь, если захочется. Серебро здесь принимают любое, по весу, не глядя, где отчеканена монета. Только не потеряйся — искать человека среди торговых рядов ещё та морока.

На пристани нас встретил османский чиновник — худощавый дядька с бородавкой на носу, кутающийся в потёртый шелковый халат. Насколько я понял, его не интересовало ни кто мы такие, ни откуда прибыли, а только пошлина за въезд и стоянку корабля. Роспильози не стал сразу платить, а принялся махать руками, ругаться и торговаться, будто на базаре. Это заняло почти полчаса, но в конце концов, хмурясь и ворча сквозь зубы, он вытащил деньги. Чиновник с озабоченным видом пересчитал их, проверяя каждую монету, и сокрушённо качал головой, жалуясь на жизнь, начальство, палящее солнце и жадных моряков, не желающих платить положенное. По крайней мере, так мне перевёл один из моряков, наблюдавших эту сцену.

— Ни в коем случае нельзя сразу платить, — объяснил он мне, — нужно обязательно поторговаться. Если достал деньги по первому требованию — значит, ты подозрительный человек, наверняка шпион и враг. А честный человек никогда добровольно со своими деньгами не расстанется.

Я мысленно усмехнулся: очень странное суждение, на мой вкус. Шпион, если его посылает государство, существо подневольное. Деньги ему выдаёт прижимистый чиновник, суточные небольшие, да ещё и отчитываться придётся, куда казённые деньги потратил. А дома семья потребовала привезти заграничные диковинки. Так что шпион расположен расставаться с деньгами ещё меньше, чем какой-нибудь купец.