Аналогичный мир - 3 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

— Нет-нет, я здесь.

Они обнялись и лежали так, в тишине, только птичий весенний гомон за окном.

— Кирочка, — вздохнула Люся, — ты не обижайся, но я… я не могу тебе сказать, ну, об этом.

— Я не обижаюсь, что ты, конечно, не говори. Я с тобой, Люся, я всегда буду с тобой.

И уже Люсины руки касаются его лица, зарываются в его волосы. И он мягко гладит её плечи и спину, обходя полоски пластыря. Люся всё ближе к нему, её грудь плотно прижимается к его груди. И опять его толкает в спину упругая горячая волна. И уже не со страхом, а с радостью он ощущает своё тело, что снова владеет им. И Люся рядом, не боится, не отталкивает его.

— Люся, а так? Так можно?

Он осторожно подвинулся так, чтобы нога Люси легла а его бедро.

— Да, — удивлённо согласилась Люся. — А что, Кирочка?

— А вот так? — лукаво спросил он, мягко толкая её, не входя, а показывая, что хочет войти.

— И так, — Люся несмело улыбнулась ему и, увидев, как он обрадовался её улыбке, засмеялась. — И так, Кирочка! Конечно, так.

Взять, поправить её ноги руками Крис не рискнул. Раз Люся боится, когда её берут за ноги, так он же не дурак, чтобы пугать её. И он поёрзал, бёдрами раздвигая ноги Люси, и снова мягко толкнул её. Волна была совсем рядом, но он ещё чувствовал и осознавал себя. Люся не испугалась его толчка, не зажалась, и он, целуя её в губы и шею, по-прежнему лёжа на боку, вошёл. И тихо засмеялся удивлённо-радостному лицу Люси, покачался в ней, чуть-чуть, без ударов. Люся всё плотнее обхватывала его плечи, прижимала к себе. И, поддаваясь её рукам, он ударил сильнее. Люся охнула, но отпрянуть он не успел, потому что его опять накрыла и понесла горячая волна.

…Когда Крис заснул, Люся осторожно поцеловала его в висок. Крис вздохнул, не открывая глаз, и улыбнулся во сне. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и Люся, примостившись рядом и опираясь локтем о подушку, как впервые разглядывала его. Смятое скомканное одеяло валялось на полу, они сами не заметили, как и когда столкнули его. И день на дворе, солнце так и бьёт в окно, а они оба голые, а ей не стыдно. Вот ни капельки не стыдно, и всё! Она разглядывала его смуглое мускулистое тело, какой же он красивый и сильный, и впервые не думала о том, какая она рядом с ним.

Сквозь сон Крис чувствовал этот, ласково скользящий по нему взгляд и улыбался. Как же ему хорошо. Ему и в голову не приходило, что это может быть приятным. Не работой, а удовольствием. Как же хорошо. Так лежать бы и лежать, и чувствовать Люсю рядом, и ни о чём не думать.

И тут он сообразил, что ему-то без одеяла привычно, а Люсе может быть холодно, и открыл глаза.

— Люся…

— Я разбудила тебя?

— Нет, я сам проснулся.

Он соскользнул с кровати и поднял одеяло.

— Я укутаю тебя.

— Ой, а времени сколько? — вдруг спросила Люся.

— Скоро час, — мельком посмотрел на будильник Крис.

— Ой! Обед уже, — Люся соскочила с кровати, схватила свой корсетик. — Я сейчас за обедом схожу, и…

И замерла, глядя в зеркало. Она вдруг увидела себя. Худую, в пятнах, безволосую, повязка на боку отклеилась, и видны жёлтые, как гнойные корки на багровых влажно-блестящих ожогах. Люся закрыла лицо руками и заплакала.

— Ты что? — рванулся к ней Крис. — Люся, что с тобой?!

И уже сообразив, что же случилось, развернул Люсю к себе, спиной к зеркалу.

— Люся, посмотри на меня, Люся, пожалуйста.

Люся подняла к нему залитое слезами лицо с жалко дрожащим, перекошенным от плача ртом.

— Я- твоё зеркало, посмотри мне в глаза, Люся. Ну же, Люся, ты видишь себя?

— Господи, Кирочка, — дошло наконец до Люси, и она, обхватив его за шею, снова заплакала, но уже по-другому.

Подхватив на руки, Крис отнёс и посадил её на кровать, сел рядом так, чтобы она не видела зеркала. Поцеловал в губы и шею.

— Спасибо, Кирочка, — всхлипнула, уже успокаиваясь, Люся.

Они немного посидели в обнимку, и Люся решительно встала.

— Надо за обедом сходить, я сейчас.

— Одеть тебя? — предложил Крис.

— Нет, что ты, — даже испугалась Люся, и он не настаивал.

Но, когда Люся стала менять себе повязку, Крис столь же решительно встал и подошёл к ней.

— Я помогу.

— Кира…

Но он уже отобрал у неё баночку с мазью.

— Я сделаю, Люся. Я же медбрат. Ты только подними руку, чтобы кожа натянулась.

И Люся не смогла оттолкнуть его. Она молча стояла, закусив губу и глотая слёзы, пока он смазывал её корки мазью, накрывал марлевой салфеткой и закреплял полосками пластыря. А закончив, Крис вдруг взял её за руку, провёл её пальцами по своему шраму и тихо спросил:

— Ты бы перевязала меня?

— Да, конечно же, да, Кирочка, — удивилась его вопросу Люся.

— Ну вот, — наклонившись, он поцеловал её в здоровую щёку. — Удобно? Я не перетянул?

Она молча поцеловала его в ответ. И корсетик он помог ей надеть, чтобы не сдвинуть повязку.

Когда Люся, уже в платке и в платье, взяв судки, ушла в столовую, Крис оделся и стал убирать в комнате. Встряхнул одеяло, заново перестелил и убрал кровать. А покрывало не положил: после обеда Люся ляжет отдохнуть. Ну и… там видно будет. Достал посуду и накрыл на стол к обеду. Оглядел комнату. Как хорошо, что комната у них на солнечную сторону. И воздух свежий, никаких душистиков не надо. О том, что случилось, он думать не хотел: слишком это неожиданно и слишком хорошо. Как во сне, только тронь — и всё рассыплется. Сейчас Люся принесёт обед, они поедят — есть чего-то очень хочется — и потом… ну, занятие они себе найдут.

Услышав шаги Люси, он подошёл к двери и распахнул её перед Люсей, одним мягким движением касаясь губами её виска и забирая судки.

— Ой, как красиво! — ахнула Люся, увидев накрытый стол. — А сегодня борщ, Кирочка, и котлеты с картошкой, правда, хорошо? А Галя мне такое рассказала, смех один…

Она говорила без умолку, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, и Крис слушал не её слова, а голос.

Март начался солнечными, но холодными днями. Ярко-синее небо, искрящийся, слепящий глаза снег, дыхание, оседающее на воротнике инеем. И всё-таки Зина чувствовала — весна.

Разговор с Женей и успокоил, и встревожил её. Как они и договорились, Зина в понедельник, в обычное время, привела детей в коридор второго этажа поиграть. И, увидев Алиску, обрадовалась: значит Женя дома. Наказав детям хорошо играть и не баловаться, она позвонила. Женя открыла сразу и обрадовалась.

— Ой, здравствуй, заходи.

Они сели на кухне за чаем и печеньем. Зина для начала поговорила о детях, что, конечно, Культурный Центр — это здорово придумано, детей в школу подготовить и ни от дома, ни от родителей не отрывать, да и самим тоже культуры понабраться, а то одичали в угоне, в чём ходили, в том и спали. Женя согласилась, и разговор пошёл о ночных рубашках. Какие в Торговых рядах ночнушки красивые, в кружевах, в оборочках, батистовые, и с вышивкой, дорогие, правда.

— Вышить и самой можно, — сказала Зина.

— Ой, я и шила себе раньше, — засмеялась Женя. — Ну, для экономии, простенько так, прикрылась и ладно, а здесь, была не была, купила. Вот пошли, покажу.

Зина радостно согласилась. Они перешли в спальню, смущавшую Зину и зеркалами, и непривычной расстановкой мебели, и Женя стала её показывать новые, купленные уже здесь ночнушки. Зина поахала, повосхищалась, но сказала, что, по её мнению, спать в таких не слишком удобно.

— Ой, — засмеялась Женя, — да я в них и не сплю. Так, надену вечером, покручусь перед зеркалом…

— И снимаешь, — кивнула Зина.

— Да не-ет, — протянула Женя, и лицо её стало смущённо-лукавым. — Ну, обнимет он меня, разденет, а там и забудешь про неё.

Зина на секунду озадаченно приоткрыла рот, соображая, а сообразив, залилась смехом.

— Ну, коли так, то конечно, — и, отсмеявшись, продолжила, подбираясь к своему: — А ему-то тоже ночного купила? Поди и мужское есть.

— Да нет, — просто сказала Женя, складывая рубашку и бережно расправляя кружевные оборки. — Эркин не любит одетым спать. Вымоется на ночь, халат только накинет, чтоб от ванной дойти.