Красавчик. Книга пятая. Галопом по Европам (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Дальше оружие осмотрел Пётр Христианович. Ух, ты, одна сабля была аннинская, на чашке маленький красный крестик, служил кто-то в России или затрофеил. Поузнаём. И ещё одна сабля внимание привлекла. Она была страшно дорогая, гарда из золота с серебром, на ножнах тоже серебряные и золотые пластины, и каменья. Явно магнату какому принадлежала.

— Зубер, поспрашай пленных, чьё это оружие, — передал обе сабли Брехт Шогенцугову, а сам стал осматривать другое оружие. Пистолеты были обычные, Лепажами и не пахло. Было несколько кавалерийских ружей — карабинов, которые обычно тоже носят прицепленными к седлу. Ничего интересного.

Зато среди всякого другого оружия попались интересные вещи. Был морской кортик, почти такой, как у него. Синявинский разве чуть эффектнее выглядел, серебро в рукояти. Но адмиральский кортик Брехт не взял с собой. Реликвия. Пусть дома лежит. А вот тут сразу и замену ляхи предоставили. А второй штуковиной прямо притягивающей взгляд, был шестопёр. Старинная пафосная вещь. В коллекцию можно забрать. Чуть ржавый, но это дело поправимое.

В это время допрос Зубер окончил. Хозяева оружия, заинтересовавшего князя Витгенштейна, убиты. Один и, правда, был офицером — поручиком в Российской армии, с Суворовым через Альпы перебирался, а второй был беглым холопом. У Сапеги в дворне был, украл и недавно прибился к их отряду.

Пообедали, погрузили раненых на лошадей и отправились за проводником к лагерю. Оказывается, не всё так просто. В лагере ещё порядка двадцати поляков, в том числе и предводитель этих партизан уланский полковник Франтишек Рымкевич. Брехт ехал рядом с дедулькой, которого перевязали и даже рану мазью Василиса обработала.

По дороге от скуки разговорились. И Брехт узнал интереснейшую вещь про дедка. Ну, и про сынка тоже. Они служили в иностранном легионе во Франции. И в прошлом году их отправили подавлять негритянское восстание в колонии Сен-Доминго (западная часть острова Гаити). В их полубригаде было больше пяти тысяч поляков. На Гаити поляки понесли большие потери — не столько от боевых действий, сколько от разных тропических болезней. Вернуться из Сен-Доминго смогли только три сотни человек, в том числе и Матеуш с сыном.

— Все свободные люди — братья. — Гордо закончил своё повествование легионер бывший.

— Чего? — Не понял Брехт.

— Эти слова были написаны на знамени нашей бригады. — Расправил усы и надул щёки дедок.

— Не понял совсем, так негров освобождали что ли?

— Негры не люди, мы просто загоняли их назад в стойло. Негры — это «скот».

— Ну, другое дело. А то я аж испугался.

— Кхм, примерно сто пятьдесят наших дезертировали и перешли на службу к возглавлявшему негров Франсуа Доминику Туссен-Лувертюру. Они захотели навсегда остаться на острове Гаити.

— Вот и оставался бы. Что, тут разбойничать лучше? — Говорили по-французски. В легионе были в основном шляхтичи и французский знали все, а на Гаити как раз французский в ходу.

— Дед ты только неправильный вывод не сделай. Я только с виду дурачок, а так злой и умный. Если наведёшь на засаду ни тебе, ни твоему сыну не жить. Лучше не испытывай судьбу.

— Бу-бу-бу — пш-пш-пыщ. — Это по-польски. — Не волнуйся, князь, ещё примерно с версту, а там нужно спешиться. Дозоры вокруг лагеря есть. — По-французски разумней звучит.

Дозор Брехт сам вырезал, тот самый кортик и взял на дело. Дозор, блин, лежали два лодыря, облокотившись о большущий дуб, на опушке выросший, спинами. Ну, да, видно далеко. Но Матеуш предупредил вовремя, сын — сыночек понтов шляхетских дороже. Они, вдвоём с Зубером, прокрались с фланга, вдоль опушки леса. Потом Зубер пошёл на товарищей, отвлекая, а Пётр Христианович вынырнул у дозорных из-за спины и по очереди им в спины в районе сердца кортики воткнул. Мастерство не пропьёшь. Сколько раз со Светловым такой вариант отрабатывали.

Дальше просто, прокрались к лагерю, окружили полукольцом и тупо перестреляли, всех, кто был на большой поляне. Жили ляхи в больших шалашах, и только у полковника Рымкевича была армейская палатка.

Добили раненых и шмон опять устроили. Шмон — наше всё. Как и Пушкин.

Событие двадцать второе

Правильное воспитание детей в том, чтобы дети видели своих родителей такими, каковы они в действительности.

Джордж Бернард Шоу

Понятно, что в этот день больше никуда не поехали. Ляхи оказались гостеприимными. В лагере кроме полковника остались пару раненых и кашевары всякие с конюхами. Кашевары приказали долго жить, а каша, что доходила на медленном огне была вполне себе. Перловка. Где только добыли ячмень, не самая распространённая на Руси и в Польше культура. Мяса было в трёх больших котелках, как бы ни больше, чем перловки. Поели, оттащили трупы подальше, и спать завалились. Темнело уже. Ночь беспокойно прошла, и свои раненые стонали и поляки. Поляки громче. У них и раны серьёзней. Уром Брехт их внимательно ещё раз осмотрел. Двое точно умрут вскоре. Жар, и бред уже начался. Добили из человеколюбия. Остальных погрузили на две телеги, что нашлись в лагере и двинулись в сторону Белостока.

В лагере прилично прибарахлились. Кроме двух хороших повозок взяли палатку французскую с собой и котелки. Ну, это мелочи. У полковника сундучок под нарами самодельными оказался. А в сундучке куча всякого столового серебра, ножи, вилки, ложки, большие и маленькие подносы, тарелки тоже всех размеров. Какую-то богатую усадьбу разграбили. Там же и немного золотых екатерининских патирублёвок было. И украшения женские. Надеяться на то, что хозяйка жива, не приходилось. На некоторых следы спёкшейся крови.

Пленных Брехт решил в Бресте властям сдать. Конечно, лучше бы пристрелить или повесить, ведь в России смертной казни нет, подлечат и отправят куда в Иркутск, где на них государство ещё и деньги будет тратить. Отсидят паны эти лет восемь и тут Наполеон нагрянет. В армию попросятся. Повоюют и по домам, а потом опять всякие восстания начнут устраивать.

А что, люди борются за свободу своей Родины. Только приветствовать это можно. Плевать им на империю. Им нужна своя польская империя. И одно за одним там восстания будут. И ничего с этим не поделать. Нет, Брехт один способ придумал. Но Александр, а потом Николай его на вооружение точно не возьмут и тот и другой император всероссийский будут ляхов по-всякому ублажать. Крепостное право отменят, деньги свои разрешат чеканить. Преподавать на польском. И даже все налоги оставлять будут в царстве Польском. Живи и радуйся. Нет. Нужна свобода. Брехт что придумал? После всех этих польских восстаний, ну расстреляют сколько-то попавшихся, даже повесят немного. Повисит человек на берёзе, потом его снимут и забудут. Люди умирают. Один товарищ сказал, что люди, вообще смертны, а некоторые так неожиданно смертны. Забудут скоро о погибших и снова бунт учинят. А нужно, чтобы не забыли. Чтобы пример того, что бывает с бунтовщиками, был у людей перед глазами. Особенно у детей. Нужно выловить всех бунтовщиков и сочувствующих и обе кисти им отрубить. И заживить обязательно раны. Именно живыми нужны. Должны долго жить и дети и жёны должны о них заботиться. Что может человек без обеих рук сделать?! Вот! Ничего. Даже в туалет сходить ему помогать надо, кормить с ложечки. Есть вероятность, что сын захочет отомстить за отца, но в сто раз больше вероятность, что сын будет осознавать, что и ему вот так обе кисти отрубят, и будет он есть с ложечки и прудить в штаны, и вечно на жизнь свою никчёмную жалиться. И ведь даже без рук повеситься не сможет. И соседи будут это видеть и тоже на себе такую кару прикидывать. Нет. Ни один даже не здравомыслящий человек повторить такую жизнь не захочет. Не будет восстаний больше в Польше.

И эту же воспитательную меру и на французах применить. А то они через сорок лет решат на Крым напасть. Отомстить русским. Вот сто процентов, если у них в 1814 году сотне тысяч, тех, кто воевал в России, и умудрился домой вернуться, кисти отрубить, то никакой «Крымской войны» не будет. Века будут помнить о нищих безруких, сидящих сотнями у всех соборов в Париже и других крупных городах. Ни один больше в Россию не попрётся, да и Наполеон этот второй или третий будет о них помнить. Кстати, и Наполеону первому тоже кисти отчекрыжить. Чтобы всем императорам и прочим королям пример иметь перед глазами, что бывает с теми, кто к России руки загребущие тянет. И время от времени провозить по городу в напоминание. И ни в коем случае не отдавать англичанам, которые его травить будут. Зачем? Дебилы. Должен примером служить поражения, а не знаменем быть. Ходить на цепи по городу в мокрых и обгаженных штанах и говорить всем, не ходите, соотечественники дорогие, воевать в Россию, они варвары, вона чё со мной сделали. И с вами то же самое сделают.