Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

— Так что же мне делать? — спросил он, и в его голосе прозвучала искренняя растерянность. — Сидеть сложа руки, делать вид, что я образцовый комсомолец, и смотреть, как люди умирают от глупости и антисанитарии?

Борис Борисов вздохнул. Он подошел к сыну, положил тяжелую руку ему на плечо.

— Слушай меня внимательно, Лев. Если ты хочешь что-то изменить… если у тебя действительно есть эти… знания… ты должен играть по правилам системы лучше, чем она сама. Ты должен стать не просто солдатом, а КРАСКОМОМ. Безупречным.

— Что ты имеешь в виду?

— Во-первых, твоя комсомольская работа. Прекрати относиться к ней как к повинности. Это твой трамплин. Стань не просто членом бюро, стань незаменимым. Организуй не только субботники, но и военизированные походы, сдай на этот самый ГТО, причем на второй значок! Будь первым в учебе, в спорте, в общественной работе. Стань тем, на кого будут равняться. Выдвиженцем. Тогда твое слово будет иметь вес.

Иван понимал. Его статус был не щитом, а оружием. Им нужно было не прикрываться, а атаковать.

— Понимаю.

— Во-вторых, твои «рацпредложения». Забудь про эту химию. Забудь про создание новых лекарств. Это слишком сложно, слишком подозрительно. Найди что-то простое. Очевидное. Что-то, что улучшит быт, сэкономит копейки, упростит работу. Например… не знаю… как лучше стерилизовать инструменты? Как организовать работу в перевязочной, чтобы меньше бегать? Понимаешь? Простота и дешевизна. И оформляй все строго по правилам Всесоюзного общества рационализаторов. Через бюро рационализации при институте. Чтобы все было по форме. Без самодеятельности. Твоя инициатива должна выглядеть не как озарение гения, а как закономерный результат правильного советского воспитания и коллективного труда.

Отец смотрел на него, и в его глазах была не только родительская тревога, но и нечто иное — странная смесь страха и любопытства. Он чувствовал, что его сын изменился, что в нем скрывается что-то чужеродное и мощное, и он пытался это нечто обуздать, впрячь в общую упряжку, чтобы оно не сожгло их всех.

— Я… я подумаю, — сказал Иван.

— Не думай, а делай, — строго сказал отец. — С понедельника — активизируй работу в ячейке. А насчет рацпредложений… поговори с матерью. Она врач. Она подскажет, что можно улучшить без риска для жизни. Твоей жизни.

Разговор был исчерпан. Иван вышел из кабинета отца с тяжелой головой. Он чувствовал себя как шахматист, которому только что объяснили, что он все это время играл не в шахматы, а в поддавки, и что главная задача — не поставить мат, а сделать вид, что ты стараешься его поставить, при этом тайно готовя настоящую атаку.

Анна ждала его в гостиной. Она молча обняла его.

— Он прав, Лёва, — прошептала она. — Ужасно прав. Я так испугалась за тебя вчера… Ты должен быть не просто осторожным, ты должен быть мудрым. Мудрым, как змий.

— Я знаю, мама, — он обнял ее в ответ, чувствуя тепло и хрупкость ее плеч. Эта женщина, его новая мать, уже стала ему по-настоящему дорога. — Я буду. Я научусь.

Он провел остаток субботы в родительской квартире, пытаясь читать учебник по хирургии, но мысли путались. Вечером, отказавшись от предложения отца остаться ночевать, он пошел назад в общежитие. Ему нужно было побыть одному, осмыслить услышанное.

По дороге он зашел в сквер и сел на холодную железную скамейку. Сумерки сгущались, зажигались фонари. Мимо проходили парочки, слышался смех. Жизнь шла своим чередом. А он сидел и думал.

«Отец предлагает тактику контролируемой эскалации. Стать своим настолько, чтобы получить право на некоторую чуждость. Использовать систему против нее же самой. Он по-своему гениален. Но достаточно ли у меня выдержки?»

Он вспомнил свое прежнее бессилие, свою скучную, бессмысленную жизнь в 2018 году. Здесь, в этом суровом и жестоком мире, у него появился шанс. Шанс изменить что-то. Но цена ошибки — смерть. Не метафорическая, а самая что ни на есть реальная.

«Хорошо, — решил он, поднимаясь со скамейки. — Я сыграю по их правилам. Я стану лучшим комсомольцем ЛМИ. Я буду вносить дурацкие рацпредложения по стерилизации бинтов. Я буду сдавать нормы ГТО и организовывать походы с песнями у костра. Но параллельно… параллельно я буду готовить почву. Я буду искать союзников. Настоящих союзников. И когда система признает меня своим… вот тогда я и нанесу удар».

Вернувшись в общежитие, он застал Сашку и Лешу за игрой в шахматы. Комната была полна народа, кто-то читал вслух свежий номер «Правды», кто-то спорил. Было шумно, тесно, но по-своему уютно.

— Лёвка, садись с нами! — обрадовался Сашка. — Расскажи, как у родителей? Что отец сказал?

— Отец сказал, что мне пора активнее работать в комсомоле, — с легкой иронией в голосе ответил Иван, снимая пальто. — Готовиться к сдаче ГТО на второй значок. И вообще, показывать пример во всем.

— Вот! Правильно говорит товарищ отец! — Сашка сиял. — Я с тобой! Мы вместе будем готовиться! Мы с тобой, Лёвка, весь институт на уши поставим! Покажем, что комсомол — это сила!

Леша смотрел на Ивана с восхищением.

— А правда, что ты там, в больнице, человека от смерти спас? — спросил он шепотом.

Слух уже дошел и сюда.

— Не человека спас, а помог внедрить передовой метод борьбы с заражением, — отчеканил Иван, используя новую, безопасную терминологию, которую ему подсказал отец. — Это достижение советской медицины, к которому я, как комсомолец, просто приложил свои скромные силы.

Сашка одобрительно хлопнул его по спине.

— Смотри ты на него! Скромность, да с инициативой! Из тебя, Лёвка, выйдет большой человек. Настоящий строитель коммунизма.

Иван сел на свою койку, глядя на горящие энтузиазмом лица своих товарищей. Они были частью этой системы, ее плотью и кровью. И чтобы выжить и сделать что-то настоящее, ему предстояло не просто притворяться, а по-настоящему стать своим среди них. Проникнуться их ритмами, их верой, их сомнениями. Стать их лидером.

Он взял с тумбочки не только «Устав ВЛКСМ», но и брошюру с нормативами ГТО.

— Ладно, Саш, — сказал он, открывая страницу с упражнениями. — Просвети меня, с чего начать. Бег, метание гранаты или стрельба? Надо же с чего-то начинать путь в «оборонщики».

Сашка с радостью отложил шахматы и начал с жаром объяснять. Иван слушал, кивал, задавал вопросы. Внешне — он был вовлеченным комсомольским активистом, готовящимся к сдаче физкультурных нормативов. Внутренне — он проводил свою первую стратегическую операцию по захвату плацдарма внутри вражеской крепости.

И где-то в глубине души, под грузом страха и ответственности, шевельнулось странное, новое чувство. Чувство азарта. Он снова был в игре. Самой опасной игре в его жизни. И на этот раз он знал правила.

Он посмотрел на значок ГТО в брошюре. Простой значок с бегуном на шестерёнке. А для него он был сейчас важнее любого учебника по фармакологии. Это был его первый шаг к тому, чтобы получить право на собственный голос. Его первый, крошечный плацдарм в системе, который он был полон решимости расширить любой ценой.

Глава 8

Испытание на прочность

Пришел апрель и жизнь Ивана обрела стальной, выверенный до минуты ритм, напоминающий распорядок дня в армии его прошлой жизни.

Утро начиналось затемно, в пятом часу, с толчка Сашки в бок.

— Лёвка, подъем! Беговая!

Иван с глухим стоном отрывал голову от тонкого, пропахшего пылью тюфяка. Его сорокалетнее естество кричало о безумии, но двадцатилетнее тело, разбуженное резким движением, послушно подчинялось. Они выбегали на набережную Невы. Воздух был по-прежнему холодным, но уже без смертельной хватки. По граниту стелился туман, поднимающийся с черной, уже не скованной льдом воды.

— Держи дыхание! — командовал Сашка, сам пыхтя, как паровоз.

Иван бежал, и контраст был поразительным. Он вспоминал свое старое тело — тяжелое, с одышкой, с вечно ноющим коленом. Теперь же ноги были легкими, легкие жадно вбирали воздух, и даже усталость была приятной, мышечной, а не старческой. Он бежал не от чего-то, а к чему-то. Каждым шагом он утаптывал почву под ногами в этом новом мире.