Плацдарм (СИ) - Звонарев Сергей

Для этого у него есть специально обученные люди.

Модель поднял трубку.

— Гаупткомиссар Шольц уже на месте? — спросил он. Выслушав утвердительный ответ, фельдмаршал приказал:

— Пусть немедленно зайдет ко мне вместе с начальником полиции. И вызовите командира специальной команды, срочно. Я жду.

Всю ночь в Ярославле слышались автоматные и пулеметные очереди, перемежаемые редкими выстрелами танковых орудий и противотанковых пушек, а с рассветом жители города увидели невероятное — красный флаг над зданием бывшего обкома на Центральной площади. А потом они услышали радиообращение Орловского. Командир обладал даром спокойного, веского слова, что во многом предопределяло его авторитет среди бойцов. Теперь этот дар Орловский использовал, чтобы поднять город на борьбу с врагом.

«Товарищи! Братья и сестры!

Четыре года назад беспощадный враг коварно напал на нашу землю.

Четыре года назад мирная жизнь закончилась для нас и для наших детей.

Мы хорошо знаем, что значит жить под оккупантами. Фашисты не считают нас за людей. Они говорят с нами только языком силы, и обращаются хуже, чем со своими собаками. Они считают себя высшей расой, а нас — отбросами, достойными лишь обслуживать их.

Настало время показать фашистам и их приспешникам, кто настоящей хозяин этой земли. Теперь наша очередь говорить с оккупантами на языке силы.

Товарищи! Этой ночью народ при поддержке армии начал вооруженную борьбу за освобождение города. Впервые за эти годы над Ярославлем поднято красное знамя! Враг понес серьезные потери, но он все еще силен. Тем, кто ведет борьбу, нужна помощь каждого ярославца, каждого патриота своей земли! В каждом районе города организованы сборные пункты… «

Дальше Орловский перечислил адреса, знакомые каждому жителю Ярославля. Он прекрасно понимал, что его обращение слушают и немцы, и адреса сборных пунктов тут же будут им известны. В каждом из них Орловский организовал охрану — небольшие отряды, способные справится с патрулями и вооруженными группами численностью до десятка человек. Разумеется, следовало учитывать, что немцы направят по адресам и более крупные силы, однако Орловский заранее разместил разведчиков на возможных путях следования немецких и румынских войск из казарм и наметил места для засад.

Закончив обращение, Орловский положил трубку радиостанции. Печатные экземпляры ночью расклеивали по всему городу. Сегодня же будет ясно, дадут ли они эффект.

Орловский поднялся и подошел к окну. «Маус» с открытым люком стоял в центре площади, в нем уже обосновались партизаны, изучая захваченную технику. Инструктором у них был заряжающий — ему повезло, при взрыве гранаты, заброшенной через люк, он получил небольшое осколочное ранение, и теперь пел как канарейка, рассказывая о чудо-танке. Казалось, заряжающий восхищается немецким оружием вне зависимости, в чьих оно руках. Четыре «Льва» из группы полковника Ковалева заняли позиции по углам площади, откуда можно было простреливать близлежащие улицы. Немцы пока не шли на штурм потерянного здания, но сомневаться в том, что они его предпримут, не приходилось. Что ж, их готовы тут встретить.

Раздался громкий орудийный выстрел, и сквозь задрожавшее стекло Орловский увидел, как из дула захваченного «Мауса» показался дым. Отлично, партизаны уже освоили стрельбу из трофейного оружия. Насчет точности у Орловского были сомнения, но факт того, что самый грозный немецкий танк будет вести огонь в сторону противника, воодушевлял.

— Товарищ командир, вас к телефону! — позвал его связист.

— Кто?

— Донесение с мест.

Орловский взял трубку. Он слушал как обычно, с непроницаемым лицом — никто никогда не мог догадаться, какие известия достигли уха старого партизана, пока он сам не сочтет нужным сообщить о них. Так было и в этот раз. Закончив разговор, Орловский с минуту помолчал, а затем распорядился немедленно созвать штаб. Когда все собрались, Орловский сказал:

— Немцы взяли заложников.

Лица присутствующих сделались каменными. Да, в Белоруссии практика уничтожения целых деревень за одно подозрение в помощи партизанам была обычным делом, но здесь… здесь пока что до такого не доходило.

— Мы знали, что это возможно, — продолжил Орловский. — Модель известен своей жестокостью к местным. Главное сейчас — выяснить в точности, что именно происходит, и на основе этого разработать план.

— Какие требования? — спросил начштаба отряда.

— Сегодня к двенадцати часам все восставшие должны сложить оружие. Иначе они будут расстреливать каждый час по пятьдесят человек.

— Значит, у нас есть пять часов.

Ордовский кивнул.

— Да. Пять часов или даже меньше — нет полной уверенности, что немцы будут соблюдать свои же условия.

Партизан сделал короткую паузу.

— Разумеется, о прекращении борьбы не может быть и речи. Если мы сложим оружие, погибнет еще больше людей. Прошу, какие есть предложения по организации операции по спасению заложников.

— А что с общим планом? — спросил Олег Гордеев, командир отряда, захватившего бывшее здание обкома и организовавшего его оборону. — Он остается прежним?

Орловский недолго помолчал.

— План меняется, — ответил он. — Мы с самого начала знали, что наша борьба имеет шансы на успех только в том случае, если нас поддержат люди. Модель хочет нанести удар в самое сердце этой поддержки. Мы должны показать, что жизнь людей для нас — самое важное. Освободив заложников, мы поднимем авторитет восстания. Я скажу больше — возможно, сейчас наступает решающий момент во всей операции.

— А если они погибнут? — спросил Олег. — Мы не можем гарантировать успех. Даже при самых умелых наших действиях у немцев может быть достаточно времени чтобы всех расстрелять.

Орловский кивнул.

— Обсудим, как это предотвратить.

Глеб Егоров служи в полиции последние два года.

Он старался быть незаметным, форму снимал сразу, аак приходил домой — хранил ее в прихожей, там и переодевался, чтобы к родным выходить уже в гражданской одежде. Никогда никому ничего не рассказывал, и на расспросы не реагировал.

Как он вляпался в это? На этот вопрос Глеб часто пытался ответить самому себе, особенно в первые недели после того, как надел белую повязку с надписью «Polizei». Где была совершена роковая ошибка? Парень не знал, а разговаривать об этом ни с кем не хотел — слишком тяжело.

Отец Глеба, Иван Иванович Егоров, служил главным инженером на теплоэлектростанции, дающей электричество большей части города. Когда стало ясно, что город не удержат, было принято решение об эвакуации оборудования и работников. Да только выполнить решение не получилось — эшелон, выделенный для эвакуации, разбомбили на подступах к городу, так что демонтированные агрегаты так и остались в цехах. Тот день, когда главный инженер решал, что ему делать — отправиться со всеми в эвакуацию, или остаться в Ярославле, где он родился, вырос и работал, заполнился ему надолго. Впрочем, потом Иван Иванович понял — на самом деле решение давно уже было принято, задолго до того, как он вошел в разоренный машинный зал. Главный инженер бессознательно медлил, пока всякая возможность эвакуации окончательно не исчезла. Так он остался здесь, со своими машинами, механизмами, трансформаторами, которые знал и любил еще с юности. В конце концов, сказал он себе, когда оккупационная администрация назначила его директором электростанции, кто-то должен заботиться о людях, ведь так? Власть приходит и уходит, а тепло и свет нужны всем и всегда.

Иван Иванович набрал новых сотрудников взамен эвакуированных, и обучил их. Многих он спас от голода, особенно в первую военную зиму, когда из-за боевых действий урожай собрали бедный, и большую часть его изъяли немцы для своих нужд. Те, кто официально работал, получал пайки — двести граммов ржаного хлеба пополам с трухой, кашу по утрам и на обед суп. Этим кормились целые семьи.