Балаустион - Конарев Сергей

Пожилой распорядитель царской тюрьмы согласился пропустить к заточенному в темницу царевичу только двоих человек, поэтому «спутникам» пришлось тянуть жребий, и повезло Галиарту. Вторым посетителем без всякого обсуждения стал секретарь Гермоген. Вел иноземцев упитанный десятник, каждый шаг которого сопровождался звоном внушительной связки висевших на поясе ключей. У обеих железных дверей, которые пришлось отпирать этими ключами, Галиарт насчитал в общей сложности семерых стражников, включая самого десятника. Впрочем, наблюдения эти были, увы, бесполезны, – идея о том, чтобы устроить Пирру побег, его соратниками даже не обсуждалась.

Наконец, лязгнула запором и заскрипела, поворачиваясь на петлях, дверь камеры и оба посетителя шагнули в серое помещение, в котором вот уже третьи сутки содержался Пирр Эврипонтид, наследник спартанского трона.

– Постучите, когда соберетесь выходить, – проговорил десятник, прежде чем с лязгом захлопнуть дверь темницы за их спинами. Задребезжал задвигаемый засов. Зазвучали, удаляясь, сопровождаемые звоном шаги.

– Приветствую тебя, командир, – неуверенно произнес Галиарт, вглядываясь в неподвижно сидевшую на скамье фигуру с закрывавшими опущенное лицо черными волосами.

Царевич поднял голову. Его лицо было помятым, веки красными от бессонницы, а желтые волчьи глаза были наполнены таким лютым огнем, что у Галиарта на какое-то время отнялся язык. До конца своей жизни Пирр обладал этим даром – подобно Горгоне Медузе, обращать в камень тех, на кого упал его взгляд…

– Вы нашли убийцу? – слова сорвались с губ Эврипонтида с шипящим свистом.

Галиарт немедленно виновато потупился, а Гермоген медленно ответил:

– К сожалению, нет, наследник.

– Мы исследовали покои государя от пола до потолка – простучали все стены, исследовали каждую щель, и… ничего, – добавил сын наварха.

– А уборную?

– И уборную тоже. Если в опочивальне и есть потайная дверь, она очень массивная и наверняка запирается каким-то скрытым механизмом…

– То есть как это «если есть дверь»? – медленно роняя каждое слово, произнес Пирр. – Как-то ведь проник туда этот проклятый демон.

Его глаза, казалось, прожигали Галиарта насквозь.

– Да, разумеется, – поспешно закивал головой тот. – Само собой, никто из нас и мысли не допускал, что это ты, командир… гм… убил отца… государя… Но если б мы знали, что произошло, то, возможно, могли бы понять, что нужно искать. Вот мы и пришли…

Пирр встрепенулся.

– Нужно немедленно схватить докторишку, поганого эскулапа Эпименида. Это ведь он, подлый пес, все провернул. Я думаю, это сам Горгил или один из его подонков…

– Горгил? Доктор? – выпучил глаза сын наварха. – Но ведь он вышел из спальни… а потом, когда вернулся, то и обнаружил…

С каждым словом голос «спутника» звучал все тише.

– Эпименид знает, что вы пошли ко мне? – перебил Галиарта царевич. – Если так, вы умрете, как только выйдете отсюда. Он властен приказывать номаргам…

– Эпименид отплыл в тот же день, позавчера. Вместе с геронтом и остальными, – сухо обронил Гермоген.

– Проклятье, – Пирр осел обратно на скамью, на мгновенье закрыв лицо руками. – Да, следовало догадаться… все было продумано. Проклятый предатель!

– Быть может, наследник, ты расскажешь все, что тогда произошло? – секретарь решительно присел на каменную скамью рядом с царевичем. – Мы должны знать это, чтобы продумать стратегию защиты. И перед критскими судьями, и, что намного сложнее – перед лакедемонскими.

Пирр скрипнул зубами, но, быстро взяв себя в руки, заговорил. Его металлический голос был почти вовсе лишен человеческих эмоций – так болезненны были для царевича воспоминания о пережитом.

– Когда я зашел к отцу, лекарь как раз заканчивал поить его какой-то бурдой. Сказав, что скоро вернется – проклятый шутник! я ведь мог – если бы боги дали мне знак – заколоть его на месте, задушить, разорвать голыми руками, – он вышел вон. Мы говорили с отцом… решили, что я отправлюсь в Спарту вместе с геронтом и прослежу, чтобы Агиады в последний момент не подстроили какую-нибудь гадость…

Схватив стоявшую у кровати чашу с водой, Пирр припал к ней губами и жадными, долгими глотками выпил ее до дна. На черной щетине, явно обозначившейся на щеках и подбородке, заблестели прозрачные стеклянные капли.

– Я сидел у постели отца, спиной к двери уборной…

– Одним словом, свиньи уже почувствовали, откуда дует ветер, и принялись второпях менять паруса? – Павсаний сегодня выглядел на редкость бодрым и воодушевленным. В темных глазах царя, устремленных на сына, плескалось нескрываемое торжество.

– Да, отец, – кивнул Пирр. – И Скиф, и Гиперид открыто перешли на нашу сторону. А Мелеагр, советник эфора Анталкида, еще и передал нам детали тайного заговора против Спарты, состряпанного Римом совместно с ахейцами и поддержанного Агиадами.

– Мелеагр, – морщинистое лицо царя скривилось. – Я помню этого хитрого крысенка. Он немало попил нашей крови…

– Ну, теперь он на нашей стороне, – усмехнулся Пирр. – И обратной дороги ему нет. Он перешел к нам еще до синедриона геронтов, и, клянусь Эриниями, немало рисковал: если бы мы проиграли, его бывший хозяин легко уничтожил бы его. Великие боги, как вовремя ты возвращаешься в Спарту, отец! Еще какой-нибудь месяц-другой и наш город оказался бы опутан сетями ненавистного и противоестественного союза.

– С ахейцами? Этому не бывать! – Павсаний засмеялся, потом закашлялся и покрутил головой, пытаясь прогнать внезапный приступ. На серых губах царя выступила пена, он досадливо вытер ее рукавом хитона и попытался сесть.

– Тебе не нужно сейчас двигаться, – Пирр удержал его за костлявое плечо. – Следует подлечиться как следует, чтобы сесть на корабль сразу, как только придет постановление герусии.

– Пустяки! – стряхнул его руку царь. – Мне нужно учиться бороться с этой проклятой слабостью. Вот одно из развлечений, предлагаемых старостью. Я – спартанец, и мне негоже потихоньку умирать в своей кровати, кхе.

– Негоже умирать, когда нужно столько сделать – так будет правильно!

– Не пытайся свалить все на меня, юноша! – просипел Павсаний. – О, боги, и голос отказал мне! Как же я тогда прикажу удавить Анталкида?

Царь озабоченно схватился за шею.

За спиной царевича внезапно раздался звук движения, заставив его оглянуться. До сей поры он был уверен, что они с отцом одни в спальном покое.

В двух шагах от него, и в пяти – от двери уборной с поднятой на уровень груди ладонью стоял недавно покинувший комнату доктор. Его лицо до самых глаз закрывала плотная повязка.

– Как ты вошел? – удивленно воскликнул Пирр, хмуря брови. – Здесь есть второй вход?

Сделав шаг вперед, лекарь неуловимо быстрым движением поднял край повязки и резко дунул. Взметнувшись с протянутой ладони, облако белого порошка запорошило царевичу глаза, тончайшей щекочущей пылью покрыло лицо и волосы.

– Ты-ы… – закричал Пирр, вскакивая на ноги. Вернее, хотел закричать, но на самом деле лишь сдавленно захрипел: обжигающая боль вспыхнула от ноздрей и губ до самого горла. Наверное, подобное испытывают осужденные за клевету на персидских царей, когда им в рот заливают расплавленный свинец. Боль раскаленной спицей пронзила мозг, прокатилась по позвоночнику, парализующей слабостью расползлась по членам. Пирр почувствовал, как покрытый ковром пол спальни ударил сначала по коленям, а потом – по правому боку. Неужели… он упал? Огненная боль, пожирающая голову, почти лишила царевича возможности соображать.

Мастер Горгил, наблюдавший за этим с безопасного расстояния, тщательно отер влажной тряпицей руку, в которой был порошок, затем нагнулся и вытащил из ножен на поясе царевича кинжал. Тот, наблюдая за этим красными, страшно слезящимися глазами, ничем не мог помешать убийце, потому что не владел конечностями.

– Пр-рочь! – едва слышно прогнусавил Павсаний, выпрямившись и отбросив одеяло. – Стража!

– Язык отнялся? – участливо поинтересовался убийца, толчком отправляя старика обратно. – Не стоит переживать – это всего лишь действие выпитого настоя. Спустя час прошло бы без следа, если бы не вот этот, более весомый, аргумент.