Расплата за предыдущую жизнь (СИ) - Косенков Евгений Николаевич

Коля безропотно схватил ведро, опустил низко голову, пошёл к колодцу. Прозвище «Плющ» дали вчера.

— Здорово тебя приплюснуло, — улыбнулся белозубый полицай. — Ничего окрепнешь, будешь большевичков пачками валить.

— Плющ, — сказал высокий с лысой головой.

— Чего плющ?

— Приплюснутый, которого постоянно плющит, будет Плющом.

Они заржали, а к Коле прилипло прозвище. Половина из полицаев оказалась бывшими зэками, другая половина из гражданских, недовольных советской властью и бывших военных, перешедших на сторону врага.

Полицаи с других подвод набрали воду, и ушли к подводам, а Коля долго мучился с воротом, пытаясь поднять полное ведро воды. Руки скользили, сил не хватало. Какая-то женщина сжалилась, помогла и вытянула ему ведро. Сама перелила в его ёмкость.

— Спасибо, — сказал Коля.

— Мне твоё спасибо ни к чему, — ответила та, и с вызовом посмотрела на него. — Такой молодой с этими упырями. Жизнь выше родины ставишь? Только судьба раздавит тебя как клопа.

Сказала и пошла дальше. Лицо Коли покрылось красными пятнами. Тут ещё какой-то мальчишка запулил из рогатки камнем прямо в глаз. Коля вскрикнул и хотел догнать обидчика, но того и след простыл. Зажимая глаз, расплёскивая воду на землю и на штаны, он доплёлся до своей подводы.

— Коняге сразу и ставь, — отреагировал Крынь, полицай, который его отыскал в теперь уже сожжённой деревне.

Коля с опаской поставил ведро у морды коня и немедленно отошёл в сторону.

— Какой от тебя вообще толк? Плющ? Ни коня напоить, ни запрячь. Стрелять не умеешь, костёр разжечь не в состоянии. Ты вообще чего делать могёшь? И какого хрена господин офицер просил за тобой присматривать? Может, он просто не доверяет тебе? А, Плющ?

— Коля меня зовут, — буркнул в ответ «попаданец».

Крынь рассмеялся.

— Плющ тебя зовут. Понял? Плю-ющ!

И опять он трясётся на телеге в полудрёме. Ему всё равно, куда они едут. Цивилизованные немецкие солдаты не похожи на описания школьного учителя. Если только офицеры, аристократы, могут соответствовать благородству, а вот солдаты точно никак. Хотя и офицер, который заставил убить красноармейца, сжёг всех жителей деревни, вплоть до последнего младенца. Не сам, конечно, а его солдаты. Только приказ отдавал он. Мозг не закипал, как раньше. Все мыслительные процессы происходили на фоне некоей апатии и разочарования. Бури негодования иногда возникали, но быстро гасли. И ещё эти взгляды жителей. Прожигали насквозь, выворачивали наизнанку, принижали, уничтожали. Никто не смотрел на него равнодушно. Почему? Если немецкие войска пришли их освобождать, то они должны встречать солдат хлебом и солью. Но картина вырисовывается обратная. Коля пытался уловить суть в своих размышлениях, но она ускользала. Он понимал, что упускает каждый раз главное, но ещё бы знать, что это — «главное»?

— Слезай! Приехали! — крикнул Крынь, хватая коня под уздцы. — Сейчас разгружаться будем.

— А что это за город? — спросил Коля, спрыгивая с подводы.

— Барановичи.

Название знакомое, но в памяти никаких ассоциаций с этим городом не всплыло.

— Что, Плющ, освоился? — вопрос задал широкий в плечах полицай, с неизменной презрительной ухмылкой на лице. — Оружие не дам, пока Крынь тебя стрелять не научит. Слышишь, Крынь? До завтра, чтоб научил как с винтовкой обращаться. Нас, похоже, на помощь ляховичскому отряду отправят. Там в болотах какой-то отряд красных крепко напакостил при зачистке. Так что, каждый ствол на счету. Крынь! Ты понял?

— Понял, Рябой, понял.

— А ты, Плющ, смотри, к краснопузым метнёшься, так долго там не протянешь. Фотокарточки расстрела большевика имеются.

Рябой хмыкнул, глядя на унылое лицо Коли.

Фотокарточки. Точно! Крутился там хмырь с какой-то фигнёй. Только не фотоаппарат это был, и а кинокамера! Они всё засняли! Коля покрылся холодным потом. Пути обратно отрезаны, но служить в полиции он не собирался. Он не предназначен для черновой работы! Он — другой! Он — достоин жить в Берлине!

Громкий подзатыльник, вызвал смех среди столпивших полицаев.

— Хватит спать! — рявкнул Кнырь. — Таскай давай тюки!

Под несмолкающий хохот, Коля носил тюки, мешки, коробки в какой-то пакгауз. Так назвали склад двое полицаев.

Отдохнуть не дали. Кнырь повёл Колю на стрельбище. Которое оказалось во дворах ближайших домов. Глухая кирпичная стена со свежими сколами от пуль и тёмными разводами на ней давала сделать кое-какие выводы. Коля поморщился.

Кнырь выставил в ряд несколько консервных банок на горизонтально лежащей доске чуть в стороне от стены.

— Ну! — стоя рядом с Колей, усмехался Кнырь. — Покажи, что могёшь.

Коля передёрнул затвор. Поднял винтовку. Кнырь жёстко вдавил приклад в плечо. Прицелился. Выстрел. Винтовка ощутимо толкнула в плечо.

— Если крепко не прижимать приклад, то без плеча можно остаться. Меться лучше! Вишь, прорезь? Вот планка. По планке расстояние выставляй. Чего делаешь? Тут метров сто всего, а и того меньше. Вот. Теперь целься и стреляй. Учись, пока дают. Потом некогда будет. Большевики не церемонятся. Пристрелят и всё. У них опыт большой в этом деле.

Как ни старался, как не прицеливался Коля, а все выстрелы уходили в пустоту. В это время несколько немецких солдат привели двух командиров Красной армии. Офицер внимательно посмотрел на полицаев, и подзывая, махнул им рукой. Кнырь сорвался с места и вытянулся по стойке смирно. Коля отстал, запнулся, чуть не уронил винтовку, но тоже постарался вытянуться перед представителем цивилизованного народа.

Офицер оглядел без эмоций Кныря и брезгливо сморщил лицо перед Колей.

— Ви стрелять большевик. Немножко их пугать, мы их будем допро… до-пра-ши-вать. Понятно?

— Яволь, господин офицер. Будет сделано. Только у нас всего одна винтовка.

Офицер кивнул солдату, тот передал своё оружие Кнырю.

Между полицаями и двумя командирами было шагов двадцать. Промазать невозможно. Офицер приказал не убивать, а только попугать, значит выстрелить надо рядом с головой. Так страшнее. Мысли Коли сконцентрировались на расстреле, все остальные его размышления и сомнения улетучились. Он прицелился над головой командира с двумя красными кубиками в петлицах.

— Пли! — неожиданно крикнул офицер, винтовка качнулась.

К ужасу Коли командир с двумя кубиками дёрнул головой назад, упёрся спиной в стену и медленно начал сползать вниз. Кнырь зло толкнул Колю в бок. Второй расстреливаемый командир покосился на тело убитого товарища.

— Что вы хотите знать? — с трудом выговаривая слова, произнёс он.

— Корошо, — улыбнулся офицер.

— Ви преданный Германии солдат. Фамилия?

— Страшнов, — выдавил из себя Коля, сдерживая подступившую тошноту. В голове после результата выстрела, словно всё вычистили, стёрли память, чувства и эмоции.

— Карошо, — повторил офицер и похлопал рукой в кожаной перчатке Колю по щеке.

— Ты чего, падла, творишь? — завёлся Кнырь после ухода немцев с пленным. — Мало того, что приказ не выполнил, так нам ещё и труп закапывать!

Коля находился в прострации и тупо смотрел на суетящегося Кныря.

— Я тут чего могильщиком работать нанялся? Рыть яму ты будешь, снайпер хренов!

Тело расстрелянного красного командира погрузили на подводу, которую выпросили у Рябого, и вывезли за город. Столкнули в канаву и прикопали землёй.

— Неча с ними церемониться, — сплюнул Кнырь. — Удружил ты мне.

— Сам же стараешься побольше большевиков убить, — обронил Коля.

— А если бы у него были важные сведения? А ты его грохнул! Нас бы вместо него грохнули! — не унимался Кнырь.

Рано утром на немецких грузовиках их привезли к реке Щара. Выгрузили на западном берегу. По сведениям разведки в их сторону двигалось крупное военное подразделение, уничтожившее в ходе непродолжительного боя около десяти немецких солдат и одиннадцать представителей вспомогательной полиции. Число раненых не озвучено.

Коля вяло выпрыгнул из кузова. Зверски хотелось спать. Глаза закрывались сами собой. Вчерашний расстрел обнулил эмоции и чувства, и сейчас Коле хотелось выпить кока-колы, сгрызть плитку шоколада и похрустеть чипсами. И, конечно, вдоволь выспаться. В эту ночь снов не было вообще, словно кто-то специально подтёр все воспоминания и события последних дней.