Зимняя бегония. Том 2 - Тянь-Эр Шуй Жу

Чэн Фэнтай тоже ощутил некоторую беспомощность, подумав даже, а не стоит ему одолжить свою шляпу Шан Сижую, чтобы прикрыть тому лицо и провести прямиком через оцепление? Сяо Чжоуцзы, который когда-то прислуживал Сыси-эру, пока тот выступал в этом театре, нерешительно проговорил:

– Я знаю один переулок, через него можно пройти, в этом театре имеется задний вход. Но мы потратим чуть больше времени.

О чем еще тут было говорить, они поспешно вышли из машины и стремительно бросились вперед. Пока добежали до артистической уборной, чуть припозднились, все актеры были уже в сборе. В уборной тускло горели лампы, воздух заволокло смрадом и дымом, тут и там были разбросаны гримировальные краски и яркие театральные костюмы, кто-то кинул на спинку стула цветастое ципао и длинные шелковые чулки. В воздухе смешались запах опиума, аромат духов, перегара и еды. Актрисы кокетливо хохотали во весь голос, кто-то из мужчин продекламировал вслух пару строчек чудным голосом, отчего их смех стал еще невыносимее. На удивление, и владелец театра веселился вместе со всеми. С первого взгляда стало ясно, что это уборная труппы «Шуйюнь». Куда бы они ни пошли, везде поднимали страшный шум, актеры из других трупп подобного раньше не видали, они молча собрались в уголке, сосредоточенно нанося грим, по-видимому, пораженные тем, какой предстает труппа «Шуйюнь» за закрытыми дверьми.

Чэн Фэнтай усмехнулся и пробормотал сам себе:

– Совсем как в цирке…

Шан Сижую такое поведение тоже показалось постыдным, как-никак сегодняшний спектакль особенно важен для всех, да и в конце концов здесь были приглашенные актеры. Встав в дверях, он кашлянул пару раз, Сяо Лай стрелой ворвалась в уборную, один за другим собрала в пепельницы окурки, брошенные актерами, выбросила остатки еды и обертки, хоть немного наведя здесь порядок. Юань Лань и другие актеры зашумели при виде Шан Сижуя, с улыбкой его браня:

– Хозяин, вы чего застыли, чего ждете? Вам пора уже гримироваться! Второй господин, вы тоже пришли! Как давно мы вас не видели!

Чэн Фэнтай неловко улыбнулся, ничего не сказав.

У Шицзю был острый взор, и она вытянула из-за спины Шан Сижуя Сяо Чжоуцзы, ноги у того запнулись от неожиданного рывка. Шицзю вытащила его под свет ламп, где он встал с низко опущенной головой. Она сказала со смехом:

– Этот парнишка пожил у нашего хозяина несколько дней, а уже посвежел и даже поднабрал жирка. Интересно будет взглянуть, справится ли он с «Чжаоцзюнь покидает пределы родины»!

Юань Лань подхватила:

– Разве человек, которого наставлял сам хозяин, может оплошать?! Сяо Чжоуцзы – ребенок, поклоняющийся Будде Майтрейе  [54] и изучающий канонические писания  [55].

На деле же Юань Лань и прочие были очень недовольны тем, что Шан Сижуй так рьяно поддерживал чужака, у них в труппе и своих детей навалом, но что-то не видно было, чтобы Шан Сижуй относился к ним с подобной нежностью. К тому же после того, как Сяо Чжоуцзы прославится своим дебютом, ему все равно придется вернуться к Сыси-эру, так с чего бы шить свадебный наряд для другого, какой в этом смысл?

Сяо Лай, поняв, что они вот-вот собираются наговорить колкостей Сяо Чжоуцзы, поспешила увести его в укромное местечко, попросив Ла Юэхуна помочь тому нанести грим, а сама отправилась прислуживать Шан Сижую. Шан Сижуй притянул к себе Чэн Фэнтая:

– Ты не пойдешь со мной?

Чэн Фэнтай похлопал его по плечу и с легкой улыбкой проговорил:

– Мне нужно идти вперед и удостовериться, что император… – в новой пьесе Шан Сижуй играл императора, – …что император под защитой своих подданных!

Шан Сижуй радостно рассмеялся и вслед за Сяо Лай отправился в отдельную гримерку для актеров главных ролей.

Глава 11

Гримерка для ведущих актеров только так называлась, на деле же под нее приспособили каморку с окном, эдакий «карман»  [56], отгороженный от главной уборной, и ни в какое сравнение с условиями большого театра «Цинфэн» она не шла. Шан Сижуй и Сяо Лай, болтая и перешучиваясь, с треском распахнули двери и вошли внутрь. Подняв взгляд, к своему изумлению они увидели, что Юань Сяоди, одной рукой держа Юй Цин за подбородок, кистью подводил ей брови, на лице его было ласковое и в то же время жалостливое выражение. Юй Цин же, запрокинув голову с закрытыми глазами, была одета лишь в серебристо-голубоватую рубашку. Внезапное появление Шан Сижуя с Сяо Лай застало их врасплох.

Сяо Лай уже привыкла следить за порядком в огромной труппе «Шуйюнь», да в «грушевом саду» слышала и видела она немало, а потому мигом захлопнула дверь. Засова на ней не было, и ей ничего не оставалось, кроме как привалиться к двери спиной, чтобы никто больше не смог ворваться внутрь. Тем самым обстановка в гримерке стала еще напряженнее, словно этих двоих голышом застали в постели.

Юань Сяоди так и застыл с поднятой в руке кистью, продолжи он подводить Юй Цин брови, это выглядело бы бесстыже; однако опустить руку и бросить кисть – значило признать, что совесть у него нечиста, дать повод для пересудов, и он растерянно выдавил:

– Шан-лаобань, приветствую вас.

Тут неожиданно смутился Шан Сижуй, опустив голову, он принялся разглядывать паркет, словно ему неловко наблюдать такую неоднозначную сцену между мужчиной и женщиной. Юань Сяоди зарделся вслед за ним. Сяо Лай подумала уже, не следует ли ей открыть дверь и отыскать для Юань-лаобаня предлог, чтобы тот скорее удалился.

– Юань-лаобань, – стыдливо начал Шан Сижуй, – вы пришли сегодня, а мне и не сообщили. Я оставил бы для вас хорошее место.

Прежде он, не без помощи Чэн Фэнтая, отобедал с Юань Сяоди за одним столом, правда, назвавшись выдуманным именем – Тянь Саньсинь, а затем на одном из собраний общества «Грушевого сада» Юань Сяоди столкнулся с ним и все же разоблачил его истинную личность. Вот почему при следующих встречах Шан Сижуя грызла совесть, как какого-то мошенника. Отсюда и происходило его смущение. Увидев, как Юань Сяоди подводит Юй Цин брови, он не подумал даже ни о чем романтическом. В его представлении они с Юань Сяоди были людьми разных поколений, да еще и талантливыми, а такие должны держаться друг друга. Юань Сяоди и Юй Цин – одаренные актеры, так что наверняка без умолку болтали об опере.

Договорив, Шан Сижуй взглянул на кисть в руке Юань Сяоди, а затем с завистью посмотрел на Юй Цин. За эти дни, проведенные подле Шан Сижуя, Юй Цин успела хорошо его изучить и почти всегда могла предугадать ход его мыслей. Шан Сижуй и в самом деле был человеком простым, другие видели его насквозь, сердце у него было словно хрустальное, душа открытая и честная. Он всегда говорил и действовал откровенно, сама простота и наивность. Никогда его мысли не шли в дурном направлении, он не надумывал многого. Завидев выражение его лица, Юй Цин тут же догадалась, что у него на уме. Вот почему она решительно улыбнулась великодушной улыбкой, вскинув голову, бросила взгляд на Юань Сяоди и легонько кивнула, давая понять, что он может продолжать гримировать ее, а сама сказала:

– Говорят, у Юань-лаобаня получаются самые красивые брови, сегодня я насилу его поймала и привела сюда. Прошу, Юань-лаобань, из уважения ко мне, нарисуйте брови и Шан-лаобаню, вы согласны? Наш Шан-лаобань сегодня выступает в амплуа шэна  [57], играет самого императора! – Юй Цин провела несколько дней в труппе «Шуйюнь», и когда произнесла имя Шан-лаобаня, то сделала это в той же манере, что и дети из труппы.

Шан Сижуй был так счастлив, что едва не начал пускать пузыри, тут же принялся повторять: «Хорошо, хорошо!» Он боялся, как бы Юань Сяоди не передумал. Охваченный беспредельным восторгом, он нанес основу грима, надел повязку на голову и вытянул шею в ожидании Юань Сяоди. Ему всегда казалось, что брови, нарисованные Юань Сяоди для цзиньшэнов  [58], самые изящные. Юань Сяоди, завидев воодушевление Шан Сижуя, мало-помалу начал осознавать, что тот вовсе не притворяется невежественным, чтобы снять с них вину, а и в самом деле невежественен, по-настоящему простодушный человек. Неясно было, откуда взялись слухи о романтических похождениях Шан Сижуя. Невольно улыбнувшись, он все же расслабился и спокойно подвел брови Юй Цин, послав ей подбадривающий взгляд. Затем он снова окунул кисть в краску и с улыбкой обратился к Шан Сижую: