Скорость. Назад в СССР 3 (СИ) - Хлебов Адам

— Кто? Комиссаров? — у Марго округлились глаза.

— А то нет! Думаешь, его водитель?

— Его водитель? Да ты шутишь!

Марго начала громко смеяться.

— Что смешного?

— Водитель… — у нее из глаз брызнули слезы от смеха, — ну ты даешь, Каменев! Это не водитель, а Колобанов Георгий Михайлович. Ты говорил с первым заместителем руководителя управления. Вообще он мировой мужик.

Вот это поворот. Неужели я мог так ошибаться.

— Водителем у него, как раз Комиссаров.

— И ты знала, что они пришли меня вербовать?

— Нет, что ты? Конечно, нет. Для меня самой это полная неожиданность. Гергий Михайлович и Виктор Иванович должны были обсудить с тобой поступление Генки в спортивный интернат.

— Они удивительным образом забыли это сделать.

— Клянусь тебе, я ничего не знала.

«Не приучай уст твоих к клятве, ибо в ней великое несчастье». Вспомнилось мне откуда-то. Я почему-то теперь внутренне не доверял Марго.

— Ну не знала, так не знала. Всякое в жизни бывает. Я например давно убедился, что смешивать разные компании друзей — дурацкая затея. Тебе хочется общего единения, но этого почти никогда не происходит. Дружба дело интимное, а не общественное.

— Что ты им ответил если не секрет?

— Не секрет, сказал, что подумаю.

— А ты никогда не думал, о том, чтобы поступить в школу КГБ или милиции?

— Неа, мне свободная жизнь нравится.

— Да? Ты серьезно? И о какой свободе ты говоришь? Если так подумать, то человек у нас, конечно, более свободен, чем на западе, но все равно. Учишься ты не по своей воле, служишь в армии. У тебя нет особого выбора, где и как работать. Куда пошлют после ВУЗа по распределению, туда и поедешь как миленький. Человек становится свободнее, лишь когда приближается к власти. Вот где сила и свобода. Разве ты не понимаешь?

— Для меня все по-другому.

— Как по-другому? Расскажи.

— Чем дальше я от власти, тем я более свободен. В гонках вся моя свобода, только я решаю, как и куда ехать. Я сам сила и свобода одновременно. Нее, мне твой вариант не нравится.

— Гонки рано или поздно закончатся, чем займешься тогда?

— Вот когда закончатся, тогда и подумаю. Буду чинить машины или стану директором автобазы, а может буду на рынке в Южном порту спекулировать импортными запчастями.

Марго сморщила свой носик.

— Мне кажется, что ты способен на большее. Мечтать нужно о великом.

— На что, например?

— Неужели тебя не влекут дальние страны, работа разведчика, когда ты рискуя жизнью, добываешь секретную информацию врага. Ну или наоборот ловишь шпионов?

— Неа, не влекут.

— Я думала всех мужчин влечет такое. Ты же не серьезно мечтаешь барыжить или как там на жаргоне, утюжить, прости за мой французский, запчастями на рынке? Ты же наверняка о чем-то другом мечтаешь. Ну там, стать чемпионом, побить рекорд, развить самую высокую скорость на автомобиле?

— ‎Если хочешь разрушить собственные планы — расскажи о них всему миру… — философски подытожил я, — мне пора, хочу найти Генку и попрощаться с ним.

Планов на будущее у меня действительно было много, но работа на КГБ в них не входила.

С Генкой мы распрощались как старые хорошие друзья. Я подарил ему целую коллекцию значков с изображениями наших гоночных автомобилей «Эстония», купленной специально для него у спекулянтов на трибунах автодрома в Риге.

Как оказалось, пацан действительно не против поступления в спортивную школу интернат.

От него я узнал, что их в Москве две: хоккейная и гребная. Генка в моему изумлению самостоятельно выбрал вторую.

Но вскоре все прояснилось. Секрет прост.

Комиссаров дал Генке подержать в руках и поиграть настоящим пистолетом, предварительно разрядив и вытащив магазин.

Для пацана такое событие запоминается на всю жизнь. В спортинтернате должны были ввести спортивное пятиборье и Генке пообещали, что он сможет тренировать и стрелять в тире столько, сколько его «душе влезет».

Комитетчики использовали 'запрещенный прием для убеждения.

Мальчишка уже ждал, когда его отвезут в Интернат, чтобы приступить к занятиям.

Он его успел посетить учебный корпус, познакомиться с другими детьми, тренерами и педагогами.

Он восторженно рассказывал, как ему удалось покататься с другими на лодке во время тренировки по академической гребле.

Его глаза горели, а еще он тихонько признался, что ему надоело в хоромах у Марго, но он не хотел ее обижать этим признанием.

У Марго его заставляли читать и учиться, делать кучу других неприятных вещей. Например стричь ногти, умываться утром и вечером, чистить зубы, производить уборку в своей комнате.

Генка не будь дураком, навел справки у ровесников насчет чтения и учебы и выяснил, что если ученик показывает хорошие спортивные результаты, то учиться можно спустя рукава и вовсе не читать.

Глядя на него я понял, что учеба в спортинтернате оптимальное решение для всех нас. Я действительно не сумел бы дать все необходимое, по крайней мере сейчас.

Ему нужна была если не полноценная семья, то хотя бы общение со сверстниками, возможность развиваться и вырваться из криминальной вокзальной среды алкоголиков и бичей.

Парень он не плохой. А спорт — то что надо. Он дисциплинирует его. Внутренне согласившись с поступлением Генки в спортинтернат, я перестал злиться на Марго.

Да, безусловно, она мне здорово «удружила» с тем, что я оказался на примете у КГБ.

Я точно знал, что они просто так от меня не останут. И если я не соглашусь а сотрудничество, то начнут всячески вставлять палки в колеса.

А их возможности с моим абсолютно несоизмеримы. Конечно, в свои восемнадцать лет, я убежденным советским патриотом и беспартийным большевиком. По другому и быть не могло.

Но все же я понимал, что КГБ не всегда поступает по закону, и может использовать людей в не совсем благовидных целях.

Хотя вокруг было полно людей, мечтающих оказаться на моем месте и обожали КГБ и ее сотрудников, как самую достойную часть Советского государства.

Расставались мы с Марго, ее гостями и Генкой в приподнятом настроении. Я уезжал с Надеждой, что у мальчишки все сложится так, что ему не захочется сбегать из спортинтерната.

У меня оставалось еще одно важное дело. Разговор с отцом и вручение ключей от нового ВАЗ 21061 цвета дипломат.

Я хотел сделать сюрприз родителям и не стал их предупреждать.

Раздобыв с Серегой белую тесьму, я пригнал машину к родительской квартире под окна.

Обвязав ее, как коробку с тортом, я постарался сварганить на крыше бант. Так, чтобы машина выглядела, как подарок.

Кто-то из соседей с интересом выглядывал из окон и наблюдал за действом. Я очень волновался испытывал неловкость и переживал, что меня будут осуждать.

Все же далеко не каждый мог позволить себе такую покупку. А если кто-то и покупал, то старался ею не светить, чтобы не вызывать зависть у окружающих.

Я отошел на несколько шагов назад и посмотрел на ленточки. Попробовал представить, как будет выглядеть машина сверху, когда мои домашние выглянут в окно.

Бант получился так себе, и немного повозившись с ним я передумал его исправлять.

Сорвав с чернильного автомобиля тесьму и запихав ее в салон, я с большим облегчением забрал цветы и направился в подъезд.

Все это происходило вечером, часам к семи, когда мои домашние уже все вернулись с работы и учебы должны были быть дома.

Я стоял с букетами роз для мамы и Натки на лестничной клетке перед дверью.

С тех пор как отец жестко указал мне на дверь и фактически выгнал из дома, я ни разу здесь еще не был.

Испытывая очень необычные чувства, я позвонил в звонок.

Здесь все вокруг было уже не мое, и в то же время все очень родное: запахи готовящейся еды, звук едущего лифта, темень от слабого подъездного освещения, теплый воздух после промозглой улицы.