Сирийский рубеж 3 (СИ) - Дорин Михаил

Я оставил сумку на проходной, дежурный записал мои данные, и мы отправились с Красновой сделать круг по Наташинским прудам.

Осенний парк, окружавший пруды, действовал на меня умиротворённо. Немногочисленные оставшиеся листья на деревьях создавали слегка унылый, но такой приятный фон. Есть ощущение, что природа готовится перейти в своё новое состояние. Вдыхая свежий воздух, я понимал, что это именно то, что мне нужно для перезагрузки.

Вопросы Анна задавала обо мне и моей службе.

— Как так вышло, что вы уже имеете такое количество наград? У вас я думаю уже места на кителе скоро не будет, Александр.

— Это всё заслуги моих экипажей, техников и подразделений обеспечения, отцов-командиров…

— Вот вы мне напоминание одного моего знакомого. Тоже лётчика, участника войны в Афганистане и Анголе. Но вы же не такой скромный, каким кажетесь?

— Я могу и покутить, и посмеяться. А уж некоторые командиры вам скажут, что я невыносим и чересчур умный, — ответил я.

— Вообще-то, мне сказали, что вы порой «совсем без царя в голове». Или вот — «не знает страха и не видит краёв». Это как понимать? — спросила Анна с серьёзным выражением лица.

— Да так и понимайте. Вы ж знаете, что на войне главное — не ссать. Кто ссыт, тот гибнет, — улыбнулся я.

— И вы ничего не боитесь, верно? О многих ваших вылетах говорят, что непонятно как вы вернулись. Например, спасение Басиля Асада. Это вы выполняли его эвакуацию?

— Кто ж его знает, — ответил я.

Анна кивнула и убрала в сумку блокнот.

— Вы хотите про страх услышать? — спросил я.

— Да. Интересно узнать ваше мнение и ощущение в моменты, когда, кажется, уже всё.

Давно… а может и никогда мне такие вопросы не задавали. Мы уже вышли из парка и направились к проходной. Анна ждала моего ответа, а я пытался вспомнить ощущения в моменты большей опасности.

— Время останавливается в такие моменты. Организм мобилизуется. Ты видишь всё от положения стрелок на приборе до песчинок пыли в кабине. Страшно? Конечно. Не боятся лгуны и дураки. Но ты просто берёшь ручку управления, отклоняешь педали, поднимаешь или опускаешь рычаг шаг-газ. Потому что за тобой люди, которые тебе верят. Потому что кроме тебя эту работу никто не сделает.

Краснова молча кивнула и ещё раз пожала мне руку.

— Благодарю. Номер «Правды» с вашим интервью я вам пришлю. Обещаю.

У самой проходной мы попрощались, но Краснова меня остановила.

— Будьте внимательны на совещании. Не всё так хорошо в авиационной промышленности. Ждите очень непростых вопросов. Особенно от руководства Авиапрома.

— Спасибо.

На территории завода меня встретил один из инженеров и сопроводил в зал для совещаний. Здесь уже собралось много людей. Были и представители армии.

Я подошёл к генерал-лейтенанту, который являлся начальником управления армейской авиации, и представился ему. Он меня достаточно сдержанно поприветствовал и спросил как моё состояние после катапультирования.

— Как вообще прошёл этот процесс? — спросил генерал.

— Необычные ощущения, — честно ответил я и пересказал, как всё проходило.

Генерал внимательно прослушал и сказал, чтобы я был готов рассказать об этом на совещании. А также об опыте применения как Ми-28, так и Ка-50.

Уже подойдя к большому столу, он бросил не самую обнадёживающую фразу.

— Основная борьба сейчас именно состоит в том, кто останется, — сказал начальник армейской авиации.

— МинАвиапром противник сейчас двух вертолётов, — сказал ему сидящий рядом полковник.

Двери в зал для совещаний открылись, и вошла делегация в составе пяти человек. Среди них я сразу выделил одного человека, который шёл в середине.

У него были светлые волосы. Уложены аккуратно. Глаза симметричные настолько, что их местами поменяй и ничего не изменится. Нос слишком узкий и выпирает вперёд. Так и норовит им проткнуть собеседника. Плечи широкие, а бёдра узкие. Ну и походка такая, будто передо мной минимум президент.

Судя по одежде и выправке, а также надменному взгляду, гость себя здесь чувствует хозяином.

— Вы чем здесь занимались? Почему сюда этот доклад принесли? — елейным голосом спросил блондин.

Пока он слушал какой-то доклад от коллеги, я столкнулся с ним взглядом. Даже на таком неблизком расстоянии я заметил стальной блеск в его голубых глазах.

— Нет, это не нужно. Мы и так сейчас всё бросили на помощь морякам, — ответил он коллеге, отдавая ему обратно документ.

Голос этого «начальника» звучал приторно ласково и, одновременно, угодливо. Будто маньяк жертву завлекает.

— Поймите, что эти изделия необходимы для развития транспортной авиации…

— Не понимаю. Свободны. Итак, добрый всем день! Мы с вами собрались по важному для… вас вопросу.

Когда все начальники сели за центральный стол, я занял своё место у стены вместе со многими другими инженерами и военными.

— А это кто? — спросил я у сидящего со мной рядом.

— Чубов. Он же Егор Алексеевич. Он же — министр авиационной промышленности.

Видно, что парень дикорастущий. Слишком молод для своего поста.

— Основная наша проблема — какой боевой вертолёт оставить для нашей армии? — спросил Чубов у присутствующих.

Глава 11

С первых же минут начались выступления представителей конструкторских бюро. Перед официальными лицами были представлены макеты вертолётов, плакаты со схемами и даже транслировались записи полётов.

Становилось всё жарче. Самые «крупные» функционеры начинали потеть больше всех. Но главные действующие лица оставались свежими и старались как можно больше услышать информации.

На большом экране закончилась очередная видео запись с камеры, закреплённой на Ка-50. Как раз на плёнке был запечатлён момент маневрирования среди вершин хребта Джебель-Ансария. Просматривая эти съёмки, невольно пришлось вспомнить эти боевые вылеты. Даже слегка во рту пересохло.

— Впечатляет. Красивый полёт, хорошая картинка. Но я увидел достаточно. А вы, товарищ генерал? — обратился к начальнику управления Армейской авиацией Чубов.

— Да. Полный доклад о работе Ка-50 в Сирии у меня уже есть, — ответил генерал.

В кабинете включился свет, а экран проектора погас. Помощники быстро свернули белое полотно экрана, пока участники совещания собирались с мыслями, перекладывая бумаги.

— Иван Ивановича не будет? Он ведь сам был инициатором этого совещания, — спросил Чубов у начальника Армейской авиации.

— Состояние здоровья маршала оставляет желать лучшего. Нам с вами нужно будет решить вопрос о принятии на вооружение сразу двух вертолётов, — ответил генерал-лейтенант.

Чубов надул губы и кивнул сидящему рядом с ним человеку.

— По поводу двух вертолётов. К сожалению, программа вооружения утверждена. Вам сейчас её представят.

Слово взял заместитель товарища Чубова. Он встал и зачитал подобие выдержки из документа.

— Ещё в мае прошлого года, по результатам напряженной работы начальника вооружения Министерства Обороны Советского Союза совместно со специалистами Генерального штаба, видов и родов войск, оборонной промышленности и Госплана СССР, были разработаны, согласованы и утверждены постановлением Совета Министров «Основные направления развития вооружения и военной техники», а в сентябре 1984 года другим постановлением впервые одобрены на высоком уровне «Программы вооружения на 1986–1995 годы». И в этой программе есть вот такой раздел.

Заместитель Чубова положил перед начальником Армейской Авиации лист.

— Это «Контрольные цифры расходов на оборону». Вы хотите сказать, что здесь нет средств на разработку и выпуск двух вертолётов, так?

Чубов и его заместитель молча кивнули. Ситуация, конечно, интересная. Оказывается никто не задумывался о постройке даже Ми-28 в прошлом году. А теперь решают, кого выкинуть.

Что-то это мне напоминает. Неужели вот так начинались изменения в советском строе?

— С одной стороны, одноместный Ка-50 будет сложен для простого лётчика. Он только-только прошёл «боевое крещение», — предположил один из присутствующих генералов.