Барин-Шабарин 9 (СИ) - Старый Денис

— У тебя язык хорошо подвешен, Джеймс, — начал капитан, не оборачиваясь. — Слишком хорошо. Мои люди хоть сейчас готовы штурмовать не те берега.

— Капитан? — голос «Макферсона» выражал искреннее недоумение. — Я просто делюсь тем, что знаю. Люди нервничают. Хотят верить, что не зря мы маемся во льдах. А русские, сами знаете, народ хитрый…

— Знаю, — резко обернулся Клэйборн. Его глаза впились в глаза «Макферсона». — Знаю их хитрость. И знаю, как легко разжечь золотую лихорадку в головах дураков. Твои байки про русские шхуны и самородки с кулак, Макферсон… откуда они? Конкретно. Имя приказчика. Дата. Название шхуны. Хотя бы одной!

«Тень» не дрогнул. Его лицо оставалось открытым, чуть обиженным.

— Капитан, в кабаке, когда ром льется рекой, не до записей. А имена… русские имена все одинаковые, как и они сами. Иван да Степан… Шхуна «Святой кто-то»… Да у них там десятки всяких посудин! Разве упомнишь?.. Я же не шпион, чтобы все записывать. Я делюсь слухами, которые витают в воздухе на Аляске. Люди верят, потому что видят — русские что-то скрывают. Зачем им иначе всю эту шумиху вокруг реки Маккензи поднимать?

Клэйборн подошел к нему вплотную. От него пахло холодом, табаком и опасностью.

— Вот в чем вопрос, Джеймс. Зачем тебе это? Может, русские как раз хотят, чтобы такие, как ты, отвлекли нас от устья Маккензи? Направили на дикий берег, где нас либо льды раздавят, либо русский патруль возьмет тепленькими? Ты не находишь это… удобным?

«Макферсон» засмеялся, коротко и грубо.

— Не туда смотрите, капитан! Русским до нас тут, как до луны! А золото… золото пахнет, его не скроешь. Я просто предлагаю проверить. Для блага экспедиции. И для кошелька команды. Разве это плохо?

— Это подстрекательство к бунту, — холодно произнес Клэйборн. — Я предупреждаю тебя в последний раз, Макферсон. Заткни свой золотой фонтан. Держись подальше от команды с этими сказками. И сосредоточься на своем деле — быть переводчиком и проводником. Проводником к устью реки Маккензи! Понятно?

Глаза «Тени» на мгновение сузились, в них мелькнуло острое, хищное выражение, совершенно не вязавшееся с обликом добродушного старого китобоя. Миг — и оно исчезло, сменившись обычной ухмылкой.

— Как прикажете, сэр. Ваш корабль. Ваши правила. Но люди… люди сами решат, что для них выгоднее. — Он кивнул и вышел, оставив Клэйборна в каюте с гнетущим чувством. Капитан знал — он не убедил Макферсона. Он только загнал змею глубже в нору. И змея эта была ядовита.

Выйдя на палубу, «Макферсон» тут же был окружен группой матросов.

— Ну что, Джеймс? Что капитан?

«Тень» вздохнул театрально, разводя руками.

— Боится, ребята. Боится льдов, боится русских, боится Комитета. Говорит, идти нужно только до Маккензи. Никаких «самоволок», но… — Он понизил голос. — Разве мы рабы? Разве мы не вольные моряки? Разве у нас нет права на золото, которое валяется под ногами? Он думает, что привезет свой ил, получит свой орден, а мы? Мы что, тут гнить должны за гроши? — Он видел, как загораются глаза у слушателей. Семена дали всходы. — Подумайте об этом, парни. Когда будет шанс… настоящий шанс… — он многозначительно посмотрел на юг, где за горизонтом лежали вожделенные долины, — надо быть готовыми его взять. Тихо. Без лишнего шума. Как настоящие джентльмены удачи.

Он отошел, оставляя за собой ропот предвкушения. Его работа была сделана. Золотая лихорадка, тлеющая под палубой «Персеверанса», была раздута до опасного жара. Теперь нужно было только ждать удобного момента — льдины, которая отрежет шлюпку от корабля, тумана, который скроет уход, или просто отчаяния команды, готовой на бунт. А когда они ринутся на юг, к «настоящему» русскому золоту, они невольно станут живым доказательством «правды», которую позже обнародует Шабарин. И капитану Клэйборну, со всей его подозрительностью, уже не удержать свой корабль на курсе к устью Маккензи. «Персеверанс» уплывал прямо в расставленную русскими ловушку, а его капитан, стиснув зубы, чувствовал это, но был бессилен остановить. Ледяной змей заполз на борт, и его яд уже действовал.

«Макферсон» хоть и держался крайне нагло, на самом деле прекрасно понимал, что танцует на лезвии ножа. Стоит Клэйборну приказать и его люди схватят смутьяна, а дальше может произойти, что угодно. Капитан на корабле первый после Бога. Он представляет на борту органы правосудия. Имеет право казнить и миловать. Так что путь у «старого китобоя» был только один — мутить воду на борту «Персеверанса» до конца.

Чем он и продолжил заниматься, но уже более тонко, стараясь не попадаться лишний раз Клэйборну на глаза. Шахову стало немного легче, когда однажды его пригласил в свою каюту мистер Фок — минералог. Он сделал это молча, щелкнув по горлу и кивнув на дверь, ведущую в тесный закуток, больше похожий на канатный ящик, нежели на полноценное обиталище.

«Макферсон» кивнул и скользнул внутрь. Фок плотно притворил дверь. Показал гостю на койку, а сам остался стоять. Шахов украдкой осмотрелся. Каюта минералога не примыкала к борту и потому не имела иллюминатора. Кроме койки, узкого шкафа для одежды и намертво привинченного к переборке столика, здесь не было ничего.

Обитатель каюты открыл походный саквояж, вынул фляжку и два складных металлических стаканчика. Раскрыл их, наполнил шотландским скотчем, и когда «Тень» поднял свой стаканчик, спросил шепотом:

— Вы ведь русский, верно?

Невозможность получать из Арктики донесения в сколько-нибудь реальные сроки стала для меня сущим кошмаром. Сначала «Святая Мария» пропала без вести. Теперь я не знал, что происходит на борту «Персеверанс», правда, там меня интересовал только один человек — Шахов. Жаль, что никакие деньги не могут ускорить процесс создания беспроволочного телеграфа, отнимая славу у не родившегося еще Попова, а заодно и у Маркони. Впрочем, какая разница. Все равно — это совершенно другой мир с иной историей.

Подошел к окну. За Невой, на Стрелке, белели колонны Биржи. Снег, выпавший ночью, уже превращался под колесами экипажей и ногами прохожих в серую кашу. Зима в Петербурге завершалась с привычной, почти бюрократической неспешностью. Совсем иное дело там, за Полярным кругом.

В отступающей тьме, под бледным, едва поднимающимся над горизонтом солнцем, разыгрывался финальный акт нашего рискованного предприятия. Клэйборн с его геологами копался в мерзлоте, ища подтверждение пустоты. А Шахов, под личиной старого китобоя Макферсона, методично подливает масло в костер разочарования, направляя взгляды матросов туда, где мы уже раздули пламя «золотой лихорадки».

В этом я был уверен, как и в том, что «Тень» сумеет вывернуться из самого отчаянного положения. И покуда он или Иволгин или оба не выйдут к ближайшему нашему форпосту в Русской Америке, нечего было и мечтать о том, чтобы узнать об их судьбе. Да и после этого пройдет как минимум несколько недель, прежде чем курьер с депешей доберется до Казани, куда мы с огромными усилиями протянули телеграфную линию и прокладывали теперь железнодорожную ветку.

Впрочем, сожалеть о том, что все равно нельзя пока изменить, пустое дело. Поэтому я отмахнулся от мысли об Аляске, золоте и той буре, что бушевала сейчас не только на Британских островах, но и на континенте. Даже двух, если считать Северную Америку. Шанс, что англичане попытаются не пустить нас на свою территорию был не велик. Правда, у нас там было не больше войск, чем у них, а если джентльмены из Лондона начнут усиливать свое вооруженное присутствие в Канаде, это может не понравиться джентльменам из Вашингтона. И, думаю, в Форин-офисе это превосходно понимают.

Ладно, хватит пока об этом. Сосредоточимся на том, что под боком. «Игла», моя агентесса в высших кругах петербургской знати и чиновничьей элиты, выявила Фитингофа, завербованного Андерсоном. От министра финансов ниточка тянулась к Чернышёву и Нессельроде. Эти двое притихли после того, как сумасшедшая Шварц убила Лавасьера-Левашова, а особенно — после того, как «Щит» выявил и ликвидировал главарей «Народного действия», этих псевдореволюционеров на британские деньги.