Интервенция (СИ) - Алексин Иван

— А если с той стороны переправу наладить? — не оставлял я надежды вырваться из западни. Нам бы только до леса добраться. А там Ходкевич со своей конницей не сильно разгуляется. Там совсем по другому битва пойдёт. — Там и нужно всего лишь несколько деревьев свалить да клади через реку сложить.

— Не успеем, Фёдор Борисович, — кивнул Пожарский в сторону показавшихся из леса всадников. — Уже не дадут.

— Не дадут, — нехотя согласился я. — Но ты всё же пошли кого-нибудь из людишек Трубецкого вдоль реки. Может брод сыщут.

Князя Дмитрия Трубецкого я поставил во главе отряда вместо Подопригоры во многом от безысходности. Доверить командование своей лёгкой конницей одному из тысячников, я просто не решился. Слишком свежи ещё были в памяти ошибки Глеба, Кердыбы, того же Якима. А князь Дмитрий, всё же опытный воевода. И теперь, учитывая полученные из Москвы вести, довольно лояльный.

А куда ему теперь деваться, когда у бывшей царицы Марии Шуйской девочка родилась? Может к самозванному Петру податься или на выкликнутого во Пскове королевича Владислава ставку сделать? В общем, нет теперь моему царскому величеству в Русском царстве достойной альтернативы. Поневоле о том, как мою к себе милость вернуть, думать станешь. А всё Тимоха Грязной, будь он не ладен! Напился на радостях, что я его за принесённое известие шубой со своего плеча и чином окольничего пожаловал и давай языком трепать. К утру об этой новости весь Брянск судачил! А я лишь глубокомысленно молчу и эту «новость» никак не комментирую. И Валуев вместе с моими рындами молчит. С брянским воеводой я на этот счёт серьёзный разговор имел, а рындам Никифор строго-настрого об услышанном трепаться запретил. Он хоть и сам трепло страшное, а дисциплина у него железная. Так что ни Трубецкой, ни остальные бояре, потом, когда выяснится вся правда о родившемся ребёнке, меня во лжи уличить не смогут. Сами и виноваты, раз пьяному болтуну поверили!

Бой начался уже на закате, когда Солнце довольно низко опустилось к горизонту, почти касаясь верхушек деревьев. К тому времени Ходкевич уже вывел свои войска в поле и, не став окружать импровизированную крепость со всех сторон, расположил свои силы вдоль берега реки. Первыми в нашу сторону, как и ожидалось, тронулись пехотинцы; медленно, не спеша, неотвратимо.

— Ты погляди, государь! — откровенно удивился Никифор. — Среди них копейщиков совсем нет. Одни стрелки. И не боятся же, что наша конница наскочит и всех порубит.

— Как же, порубишь их, — не согласился со старшим рындой Ефим. Он последний из воевод, ещё не отъехал к своему отряду, затесавшись среди рынд. — Только сунься к пехоте и под удар гусарских хоругвей попадёшь. Наверняка наготове стоят.

Гусар за стеной панцирной конницы практически не было видно, но я тоже не сомневался; стоят. И Ходкевич, верный своей тактике, всеми силами будет стараться выманить нас под их удар. Поэтому преследовать даже «разбитого» и «запаниковавшего» врага, мы не будем. Знаю я эту излюбленную хитрость гетмана. Пусть сам себя преследует. А вот восемь тысяч чистых стрелков — это сильно! И если верить, одетой в начищенные латные нагрудники первой шеренге, они все ещё и колесцовыми мушкетами вооружены. Это где же Ходкевич столько денег взял, чтобы услуги восьмитысячного, прекрасно экипированного отряда наёмников оплатить? Польский сейм настолько расщедрился или из собственных средств доплатил?

Я мысленно заскрипел зубами, гоня прочь дурные предчувствия. Много. Восемь тысяч выстрелов, это очень много. Особенно, если учесть, что мои пехотинцы в ответ только четырёхтысячным залпом ответить смогут. В том преимущество наступающих и состоит, что Ходкевич ничего не опасаясь, всю свою пехоту в одной точке может сосредоточить, а Пожарскому во все стороны кроме реки поглядывать нужно и хоть минимальное число копейщиков со стрелками по всему периметру держать. Иначе обойдут, прячась под дымовой завесой, что накроет поле боя и никакой чеснок с рогатками их уже не остановит. Придётся, видимо, князю Михаилу, сразу с козырей начинать.

Словно услышав меня, одна за другой рявкнули пушки, плюнув в сторону наступающего врага картечью.

— Рано, — выдохнул я, пытаясь хоть что-то рассмотреть, сквозь поднявшуюся пелену густого дыма. — Поспешил Мизинец. Ближе нужно было подпустить.

— Ничего, — не согласился со мной Никифор, провожая взглядом отъехавшего Ефима. — Пока пушки перезарядят, они как раз ближе подойдут.

— Перезарядят! — зло передразнил я его. — А то, что картечных зарядов едва по десятку для каждой пушки осталось, забыл? Всё на пехоту истратим, чем конницу будем встречать?

Я в сердцах махнул рукой, не в силах сдержать рвущегося наружу раздражения густо замешенного на волнении и тревоге. До чего же всё же трудно, вот так почти со стороны за начинающимся сражением наблюдать. Наверное, гораздо проще самому в схватку кинуться!

Дым, наконец, рассеялся, открыв картину продолжающей движение пехоты. Если первый пушечный залп и нанёс какой-то урон врагу, то неудачники остались где-то там, позади сомкнувших ряды товарищей. И вновь им навстречу рявкнули пушки.

В этот раз вслед за залпом донеслись многочисленные крики раненых. Но наёмники не остановились, продолжая быстро сближаться и сквозь начавшийся рассеиваться дым я увидел изготовившись к стрельбе стрелков. Слитный залп полутысячи мушкетов опередил их буквально на мгновение, практически выкосив первую шеренгу. Место отстрелявшихся тут же заступили другие, ставя мушкеты на сошки. Вот только и враг не дрогнул. Пережившие за свою жизнь не одну битву, бывалые наёмники сделали шаг вперёд, оставляя за спиной погибших товарищей и, в этот раз, в этой своеобразной дуэли опередили они, ударив свинцовым шквалом уже по моим воинам.

В дальнейшем сражение превратилось в перестрелку незрячих. Всё более нестройные залпы, грохот пушек, стоны, всхлипы, проклятия, всё это потонуло в плотной дымовой завете не дающей никакой возможности хоть что-нибудь рассмотреть. Сражающиеся стреляли наугад, просто направляя оружие в сторону, где предположительно находился противник и затем либо отступали назад, уступая место другим, либо падали, возводя уже третий оборонительный барьер из собственных тел.

— Пушки смолкли, государь, — проорал, пытаясь перекричать грохот выстрелов Никифор. — Неужто всех пушкарей побили⁈

— Да нет, — отмахнулся я, кусая до крови губы. Когда же этот ад кончится? Кто-то же должен первым дрогнуть? — Мизинец и так половину зарядов уже израсходовал. Видимо, оставшееся решил поберечь.

Бешеный рёв, тут же сменившийся жалобным ржанием лошадей и воплями раненых, заставил развернуться в сторону южной части нашей импровизированной крепости. Как и ожидалось, воспользовавшись клубящимся над полем пороховым дымом, лёгкая конница врага сместилась в сторону, решив зайти с другой стороны. И тут же налетела на разброшенный перед рогатками чеснок.

— Что, не нравится! — скривил я губы в злорадной усмешке. — Вот только лошадок жалко!

Впрочем, чеснок рвущегося к телегам врага не остановил. Всадники продолжили напирать, осыпая защитников градом стрел и пистолетных выстрелов, из-за их спин выскочил несколько сотен разномастно вооружённых воинов, кинулись к испанским козлам, пытаясь сдвинуть их в стороны. Слитный залп из сотни пищалей опрокинул их, заставив откатиться прочь, но возле рогаток уже закрутились всадники, в упор расстреливая копейщиков.

— Как бы не прорвались, государь, — оглянулся на меня Никифор, сжимая саблю в руках. Было видно, что если бы не обязанности по охране меня любимого, рында с готовностью бросился бы туда, в самую гущу боя. — Тяжко ратникам приходится.

Я в ответ промолчал, скрежеща зубами от бессилия. А что тут можно сказать? Не я этой битвой руковожу. Князь Пожарский, в отличие от меня, воевода опытный. Раз помощь не посылает, значит, могут ещё держаться, не пришёл ещё момент новые силы в бой вводить.

Впрочем, словно опровергая мои же доводы, в западной, ещё не атакованной части лагеря, раздвинули обозы и обогнув его по дуге, в тыл нападающим ударила тысяча Ефима. Пистолетные залпы закрутивших привычный караколь рейтар, изрядно проредил не ожидавших такой подлости казаков, заставил их дрогнуть, резко снизив напор на рогатки. Но закрепить успех не удалось и рейтары поспешно ретировались, избегая столкновения с надвигающейся панцирной конницей противника.