Нашествие (СИ) - Старый Денис

Старшины уже знали, что делать. Это — мой Совет общины. И пусть я и собирался выстраивать что-то вроде самодержавия, но был бы я всезнайкой, понимал бы все расклады жизни этих людей — так, может, и не нужны мне были бы советы от них.

А так… Опыт людей нужно использовать, и обязательно. И соединять его с моими прогрессивными знаниями — а то, не имея подспорья всей цивилизации, можно и в лужу сесть с открытиями двадцать первого века.

— А теперь я буду вас учить, как пользоваться выгребной ямой. Только чтобы без смеху! — сказал я и повёл старшин к первому в нашем поселении туалету.

— Вот тут всегда должна быть кадь с водой. И всем руки мыть, да золой их сперва вымазать, — наставлял я.

При этом сам и золу взял и ополоснул руки.

Пришлось и рассказывать, и показывать. Даже приседал на бревна, чтобы уж все было наглядно. А потом я понял, что эти люди впервые улыбаются. Действительно, когда я вскочил на жердину, пусть в портках, то вышло комично. Мужики, конечно, не гоготали, а похмыкали в кулак, но мне так понравились улыбки на этих вечно хмурых лицах, что на землю я уже спрыгивал с нарочитым артистизмом.

— Ну, хороша ли задумка?

— Хороша! Только вот с седалища занозы девкам сам вынимать станешь, — смеялась Видана, смеялся и я.

— Все, будет вам. Давайте спать. Завтра много работы, — сказал я отсмеявшись.

Спать на новом месте, на уже конкретном месте, в поселении, было слегка тревожно. Я то и дело открывал глаза и хватался за меч. То ветер покачнет конструкцию моего шалаша-юрты, то что-то хрустнет. Но ничего, со временем пройдёт. Одна ночь спокойно пройдёт, следом будет другая.

Конечно же, мы договорились о дозоре. И дежурил даже не воины, а двое из старших детей. Парням было по тринадцать-четырнадцать лет. Их вовсе пора бы, с учетом кадрового голода, привлекать ко всем делам и учить, прежде всего воинскому искусству.

Не спешил ли я доверять жизнь и спокойствие зарождающегося поселения детям? Нет, ведь вместе с тем я поручил Мстивою тайком присмотреть за парнями. Охране нужны были помощники. Я не говорю о том, что эти пацаны должны были вступать в бой. В их обязанности лишь входило служить сигнализацией: они были проинструктированы первым разбудить меня, если вдруг что-то произойдет или даже просто покажется подозрительным.

И вот же… Если что-то плохое должно случиться, то это непременно произойдёт.

— Голова, — подойдя к моему шалашу, шёпотом говорил один из них, по имени Волк. — Шум на берегу, ветки трещат.

Я и сам это слышал, но всеми силами пытался убедить себя, что это так шалит ветер. Действительно, к вечеру стало ветрено, и белый снег косо нёсся даже и тяжёлыми хлопьями.

Я тут же вылез из шалаша, снял шубу, облачился в стёганую куртку, натянул кольчугу поверх. Всякое может быть.

Тут же подошёл Мстивой.

Сквозь снежную вуаль я посмотрел на своего заместителя.

— Хозяин пришёл. Кто-то потревожил его. Не к добру, — сообщил мне воин. — Будем брать?

Полусонный, я не сразу понял, о чём идёт речь. Но после догадался. Хозяин — это не кто иной, как медведь. И это удивляло.

— С чего ему не спать? Зима в разгаре, — спрашивал я.

— Так и говорю я, что потревожил кто-то. С нами рядом есть люди, это уже точно. А не возьмем медведя, так шатун и сам придет. Он злой, что спать не дали, еще кого задерет. Надо брать! — высказался Мстивой.

И я был с ним согласен. Во всем.

Скорее всего, медведя разбудили, и это произошло не так и далеко от нас. Вряд ли шатун, сонный и злой, решит побегать на марафонские дистанции спросонья, в километров сорок.

Ночью не впору было охотиться. Да и я ещё не до конца отошёл от той схватки с вепрем. Однако у нас и мясо заканчивалось, и шкура медвежья пригодилась бы. А ещё Власт рассказывал про то, что он может сделать очень много интересного из костей. Например, коньки. На удивление, но люди этого времени знали подобную забаву.

Но дело даже и не в этом. Если медведь повадился сюда приходить, а на реке ещё стоит лёд, то это непосредственный вопрос безопасности. Мишку, допустим, жалко. Но, как говорила моя мама: «Жалко у пчёлки», и в том числе из-за пчёлок Мишку нужно брать. Но прежде из-за безопасности общинников.

— Готовься! — решительно сказал я.

А сам пошёл к одной из кибиток. Шёл с такой злорадной усмешкой. Сейчас помешаю Лучано миловаться с Любавой. А то что ж они… Ничего же так не радует, как нарушить чье-то счастье? Нет, конечно, я не такой. Или такой? Мне же радостно, даже не отправил кого, а сам пошел тревожить голубков.

Глупо, конечно, но всё же некоторая ревность меня брала. И ведь задайся я целью, Любава была бы моей. Недвусмысленно об этом намекал и Макар, воспитатель Любавы и Митрофана. А Митроха так и прямо говорил, чтобы я взял его сестру себе в жёны, да ещё расхваливал, какая Любава умница и красавица, и вообще дочь боярская, так что это я бы ещё должен упрашивать их, чтобы было дозволение. Причём дозволять должен был Митрофан, как оставшийся старший мужчина в семье.

Вот только я не питал каких-то особенных чувств к этой девушке, будь она хоть сто раз писаной красавицей. А тут еще мой психологический возраст, а мне как-никак семь десятков годков. Так вот, мальчики в семьдесят лет ведут себя несколько иначе, чем такие же мальчики, но лет семнадцати.

Мне есть разница, с кем спать и строить отношения. И портить девку лишь только потому, что у меня проснулся природный зов, я не стану. Но, видимо, я уже несколько иной, так как иду портить ночь Лучану.

— Лучан! Лучан! — подойдя к кибитке, в которой думал застать ещё и Любаву, почти в полный голос говорил я.

— Ратмир, ни стыда у тебя, ни совести, — послышался женский голосок. — Оставил бы ты нас.

Толстая шерстяная ткань отогнулась, показалось довольное лицо итальянца. Так и распирало спросить: «Ну что там? Перепало хоть чего?»

Впрочем, что спрашивать — на правах головы общины я взял да и заглянул. Внутри кибитки лежала Любава — одетая, и всё спальное место было разделено большой и высокой доской, явно выдернутой из какой-то повозки.

Отличная, получается, контрацепция. Между двумя влюблёнными положить доску или бревно, чтобы они даже не видели друг друга. Наверняка это постарался дед Макар. Между тем, я был уверен, что припёрло бы, так влюблённые нашлись бы, как подвинуть дощечку, или продолбить в доске нужные, прости Господи, отверстия. И вообще — тратить драгоценные доски вот на такое… Да пусть плодятся и размножаются, а доска пусть лучше пойдёт на нужное дело.

— Бери свой арбалет, болты. Пойдём медведя брать, — сказал я и отошёл в сторонку.

Лучан поцеловал красавицу, та зарделась, видимо, поняв, что мне всё видно, — и уже скоро во всеоружии мы шли за медведем.

— Десятник, как думаешь поступить? — спрашивал меня Мстивой.

Хотелось пожать плечами и даже признаться, что на медведя я ещё никогда в жизни не охотился… ну или не помню об этом. Вот только, если я голова поселения, так должен соответствовать званию лидера если не во всём, то во многом.

— Лихость свою мы и в бою покажем. А теперь нужно только добыть зверя, — сказал я и указал на большой и убойный арбалет Лучано. — Издали Лучан пусть бьёт. А мы добьём.

Воин пожал плечами, мол, хозяин — барин. Я же понял главное — что ничем не попрал их взглядов на охоту в целом, и на косолапых в частности, так как моя стратегия была принята.

— Вжух! — в полёт отправился первый снаряд.

Арбалетный болт впивается прямо в шею могучего медведя. Мы же с Мстивоем стоим в тридцати шагах от грозного зверя. Копья выставили в его направлении, но отчего-то нет полной уверенности, что если хозяин леса сейчас рванёт в нашу сторону, то мы отважно останемся на своих местах.

Действительно, зверюга был исполинских размеров. Нет, в прошлой жизни я медведей видел. И детей возил в зоопарк, и цирк мы редко, но всё же посещали. И мишки там казались милыми, дружелюбными. А этот зверюга, клыкастый, передними лапами угрожает…