Нашествие (СИ) - Старый Денис

Хозяин леса зарычал так громко, что казалось, сейчас не ветер шатает деревья, а один лишь его грозный рык. Медведь, встав на задние лапы, пошел в сторону, откуда прилетел болт.

Вот только арбалетчика там уже не было. Он сейчас, быстро сместившись, перезаряжал свою «базуку» сильно правее.

— Может, в рогатины возьмём? — словно бы ребёнок, умоляющий родителя разрешить поиграть в телефоне, спрашивал Мстивой.

Я не разделял его рвения пощекотать себе нервы. Может быть, в других условиях и можно было развлечься, но не сейчас. Не говоря о том, что лишиться лучшего воина общины я себе позволить не мог.

— Эх, только никому не говори, голова, что медведя берём вот так, стрелами и самострелами, — явно нехотя, Мстивой стал натягивать тетиву на лук.

— Вжух! — второй арбалетный болт уже впился в бочину зверя.

Следом полетела стрела. Пусть она и пробила шкуру мишки, но глубоко не вошла.

И тут медведь ломанулся в нашу сторону. Я уже было хотел бежать, но воин рядом со мной отбросил в сторону лук, схватился за большое копьё, называемое здесь рогатиной, и приготовился встречать зверя.

Что ж… Мало нам адреналина, подавай еще.

Глава 10

31 декабря 1237 года (6748 от сотворения мира)

— А-а-а! — закричал Мстивой, раззадорив себя, и побежал на медведя.

Я без крика, но последовал за ним. Мстивой направил свою рогатину в сторону медведя, но тот необычайно резво махнул лапищей, отбрасывая в сторону оружие человека, словно бы спичку какую. Медведь заревел, всем своим видом показывая, что сейчас будет рвать на куски посмевшего напасть на него прямоходящего.

Зверь не сводил взгляда черных глаз со Мстивоя, и это позволило мне подойти близко к хозяину леса. Беру разгон и, стараясь не шуметь, стремительно приближаюсь к медведю.

— Вжух! — совсем близко от меня пролетает арбалетный болт, также впивающийся под лопатку хищника.

— И-ух! — на выдохе втыкаю рогатину в спину животному.

Встречаюсь с необычайным сопротивлением, но, вроде бы, всё-таки наконечник входит в тело грозного животного.

Мишка издаёт протяжный рёв, переходящий в вой. Он поворачивается ко мне и делает два взмаха своими лапами. Но, видимо, сил, чтобы приблизиться, у лесного исполина уже нет. Медведь падает на передние лапы, пытается сделать шаг в сторону. Он уже не нападает, он уже хотел бы лишь убежать, признавая своё поражение. Но льётся кровь, уходят силы — и медведь припадает к земле. Встать он уже не сможет.

Но ещё лежит и дышит, пустыми глазами глядя вперёд себя.

— На! — подобрав, своё копьё, с криком Мстивой вонзает его туда, где ещё только что билось сердце.

— Матёрый хозяин! — довольно, с улыбкой маньяка, наблюдая, как животное испускает последний дух, сказал Мстивой. — И снова ты, десятник, наносишь главный удар. Любит тебя Господь Бог, да и старые боги жалуют.

Воин посмотрел на меня с предельной серьёзностью.

— Я ведь и пошёл за тобой, потому что вижу — направлена на тебя любовь богов. Знаю я о той сече, что была в Рязани уже с половцами. Видел я, сколько их полегло и сколько тел кипчаки выносили. А ты выжил… И ещё участвовал в бою и победил… Потому-то я с тобой, — признался мне Мстивой.

— И я рад, что такой могучий воин рядом. И ты должен знать, и другим сказать, если спросят, что мы не сбежали от войны. Мы лишь попросили у Господа Бога время, чтобы подготовиться и воевать дальше, — решил я сделать своё признание.

Неожиданно воин подошёл ко мне, обнял за плечи, троекратно поцеловал. Да, в этом времени люди не стесняются выражать свои эмоции. Но это если только дело не касается женщин. Хотя и здесь немало отличий от того, что происходит в будущем.

Я подошел к зверю. Да, матерый. Откормился медведь знатно. Может и у нас получится с голоду не помереть? А еще…

— Мстивой, поди сюда! — сказал я, заместитель тут же оказался рядом. — Посмотри…

Я указал рукой в сторону медведя. Объяснять, на что именно нужно обратить внимание, не пришлось.

— Стрела. Вот тут… — Мстивой указал на заднюю лапу зверя. — Прошла по касательной. А вот тут, в боку не наши раны, рогатиной уже кто-то хозяина тревожил.

— Вот и я о том же, — сказал я. — Смотреть нужно, искать людей. Видимо, что нас уже нашли и увидели. Что рассмотрели — вопрос. Так что, Мстивой, ты займись этим. Хоть что делай, но я знать должен, кто живет около нас, кто этого медведя подранил и разбудил, скорее всего.

— Узнаю! — пообещал мне ратник.

Возвращались в поселение мы без добычи. Мстивой сказал, а я с ним согласился, что мы и так работу проделали большую и обезопасили поселение от медведя. Так чего нам ещё напрягаться и тащить его.

Община уже не спала, хоть рассвет ещё и не забрезжил. Кстати, я оценил меткость арбалетчика. И пусть на белоснежном покрове тёмная громадная фигура медведя была отчётливо видна, всё же стрелять в ночи и попадать — это уже признак мастерства. Лучан становится очень полезным. С таким-то оружием, что броню бьет, ну и толстую кожу медвежью с шерстью.

А у нас начинался новый рабочий день. И не важно, что ещё ночь. Можно работать, если уж проснулись. Днём будет возможность поспать час-полтора. А пока… На зарядку становись…

— Чего удумал, голова? С чего руками и ногами дрыгать нам? Духов звать? — возмущалась Акулина, но упражнения делала.

— А вы, девки… фух… уже бы кто согрел голову нашего собой, а то… фух… загоняет нас он, — пыхтя, кряхтя, но выполняя сказанное, говорила старая Ведана.

— Так уж пусть бы и выбрал кого… не меня, так Любаву, всяко девица боярская ладная. А то неча ей с латинянином полежалки устраивать, — съязвила Акулина.

— Я космы-то тебе повыдёргиваю! — выкрикнула Любава и даже направилась к Акулине.

— А ну, стоять! — жёстко сказал я. — Упражняться будут все! И молча, не сбивая дыхание. Пять деревьев спилить не можете, уже задыхаетесь, да за бока держитесь. А скоро самострелы ладить станем, так и лёгкий самострел не подымете. Будет достаточно мужей, так и зарастайте жиром. Видане, да старикам только позволяю не упражняться.

— Это с чего еще? — возмутился дед Макар. — Я еще муж добрый.

Видана аж руками всплеснула, деланно удивляясь.

— Ты? Пень трухляв…

— А-ну замолчали оба! — приказал я.

— Так Видана жа…

— За завтрак без мяса остаетесь! — сказал я.

Что Макар, что Видана посмотрели не на меня, а на друг друга, да с таким укором. Наверное, только самые близкие люди так смотрят, как будто на того, кто обещал вечную любовь, но предал. Еда сейчас ­– самый деятельный инструмент принуждения, ну или убеждения.

— Следующее упражнение. Взять камень и вытянуть с ним руку, — указывал я.

Да, нет у нас вариантов, нужно создавать отряд амазонок. Но чем они воевать могут? Холодное оружие? Нет. Я думаю, что только арбалеты и помогут. Не такие мощные, как у Лучана, но все же…

А значит, нужна хоть элементарная физическая подготовка. И детей тоже. Десятилетний парень в этом мире уже немало работы делает. Так что…

— Закончили! — скомандовал я.

— Вух… Утомил. И с чего это мы не подымем самострел? Вона, Любава быстро подымает самострел Лучана! — сказала Акулина, и все бабы заржали.

Любава же так покраснела, что тот помидор зрелый. Пару раз она было открывала рот, чтобы ответить, но вымолвить ничего не получалось.

Вот он — дружный женский коллектив во всей красе! Мужики спокойно делают упражнения, подчинились, не ропщут. А женщины же, особенно Акулина… И знаю ведь, что если пересплю с ней, то станет на вид кроткой и даже в помощь будет. Но нет…

— Акулина, а ну-ка поди ко мне! — приказным тоном сказал я.

Смиренно, опустив глазки, мол, вся такая невинная и чистая, подошла.

— Ещё раз будет такое… Детей заберу, тебя на цепь посажу в сани, самые дальние, — я серьёзно посмотрел в глаза молодой женщине.

Она посмотрела на меня осуждающе. В ярко-голубых глазах читались грусть и горе. Да, она потеряла мужа, который был десятником в старшей дружине князя Юрия Ингваревича. Он погиб ещё в битве при реке Воронеже, кстати, не так чтобы сильно далеко отсюда.