Воин-Врач VII (СИ) - Дмитриев Олег

Пожалуй, если бы душу его супруги принял Аллах или Аху́рама́зда, или кто у них там был сейчас за старшего, несколько лет назад, дед сейчас вряд ли помнил об этом, передавая приветы от неизвестных мне членов семьи. Которая у него не факт, что вообще была. Я представления не имел, как с этим вопросом обстояли дела у персидских магов, и Всеслав тоже об этом ничего не знал.

— Достопочтенный Абу Муха́ммед ибн Джабир ар-Рави́ счастлив приветствовать великого князя Всеслава Брячиславича, — разморозило наконец-то Абрама. Переводил он, если переводил, а не просто целился в контекст, прямо скажем очень вольно.

— И от меня им привет, — продолжил я дожигать последние знания фарси, не обратив внимания на понятливо притихшего иудея. — Как прошло путешествие?

— Жаль, что Вас не было рядом, — ответил старик привычной формулировкой.

Надо же, тысяча лет не так уж и поменяла их язык. Ответ на эту фразу я тоже помнил. Дословно он переводился, как «Ваши друзья с Вами», или что-то вроде того, но означал, что среди тех, кого Вы считаете друзьями, наверняка сплошь люди почтенные, не то, что я, недостойный. Восток был тонким делом задолго до товарища Сухова.

С каждым следующим услышанным словом звездочёт расцветал, будто не простые приветствия слушал на моём корявом афганском, а принимал изящные и неповторимые комплименты от самого́ Омара Хайяма.

— Прошу извинить меня за моё слабое знание Вашей речи, — запас и впрямь подходил к концу.

В Кабульских дуканах я обычно на этих словах переходил на русский. Торговцы там его прекрасно понимали, но уважение, проявленное чужеземцем, вежливое обращение и уважение успевали оценить. Поэтому наши советники очень любили ходить по дуканам и на базар со мной и моей женой. Гораздо выгоднее получалось, чем тыкать пальцем в товар и отдавать стопку денег, чтобы продавец сам взял столько афгани, сколько считал нужным. А жена ещё и торговалась блестяще, совсем по-восточному, поэтому её не обвешивали и не обманывали, а чаще наоборот дарили что-нибудь за приятный и вежливый разговор.

— Ты, верно, довольно долго общался с кем-то с восточных земель Персии, с Хорасана, предполагает достопочтенный Абу Муха́ммед ибн Джабир ар-Рави́, — как-то по-японски коротко и корректно поклонившись звездочёту, перевёл Абрам. — Он восхищён твоими познаниями и рад слышать родную речь так далеко от дома.

— Переводи как можно ближе к сказанному, — велел я. — Увы, мои познания в персидском не заслуживают добрых слов достопочтенного. Язык же я узнавал из учений наимудрейших Абу Бакра Мухаммада ибн Закария ар-Рази, Абу-ль-Касима Халафа ибн Аббас аз-Захрави и Абу Али Хусейны ибн Сины, сведущих в лекарском деле, философии и алхимии.

В которой раз благодаря память за то, что она сохранила имена великих врачей прошлого, я не сводил глаз со старика. Он, едва начав возвращать обратно привычную, видимо, маску степенного превосходства, вытаращился на меня снова. Наверняка знал кого-то из упомянутых, да как бы ещё и не лично. Годы жизни известных учёных коллег я не помнил точно, но зато твёрдо знал, что, например, Абу Али Хусейн ибн Сина, известный в цивилизованном мире под именем Авиценны, по национальности был узбек. Нам так на лекции и говорили: родился в селе Афшана́, Пешкунский район, Бухарская область, Узбекская ССР.

Абрам заговорил что-то, пытаясь не дать деду снова выпасть из беседы надолго. Пора, кажется, было завязывать с наследием будущего генералиссимуса, покорителя Альп. Ещё пару раз удивится так гость, да не ровен час дуба врежет. А начинать добрососедские отношения с мёртвого дипломата, наверное, не самая лучшая идея. Хотя…

— Я поведал достопочтенному о том, что ты преуспел во многих науках, тебя слушаются люди, звери, рыбы и птицы, и ты можешь повелевать металлами. Золото так и липнет к тебе, — объяснил свою речь иудей.

— Абраша, шоб у тебя под обоими глазами по мешку вылезло с голову размером и сзади ещё два, разве ж я не говорил тебе переводить только то, шо скажут, и не лазить своим языком в разговор других людей? Ещё слово от себя, и Рысь тебе язык узлом завяжет, — мило улыбаясь Абу Муха́ммеду, светским тоном сказал Всеслав. Я всё равно сказал почти всё, что знал, поэтому «отступил назад» без споров. Которые были бы вообще некстати, надо думать, и напугали бы не только перса.

— Ты прав, о могущественный повелитель северных земе́ль, — выдал вдруг звездочёт вполне сносно по-нашему, отчего вся Ставка разом дёрнулась. — С каждым лишним звеном цепь становится всё ненадёжнее. Я благодарю Вечный Огонь за то, что мне довелось немного общаться с выходцами из ваших краёв. И признателен многоуважаемому Абраму за помощь при знакомстве. Полагаю, она теперь ни к чему.

Я сперва только что не икнул внутри, услышав, как он благодарил Вечный Огонь. Кто следующий? Родина-мать? Могила неизвестного солдата? И только потом понял, что дед и вправду неплохо шпарил по-нашему. Медленно, явно обдумывая и подбирая слова, но вполне понятно.

— Достопочтенный Абу Муха́ммед ибн Джабир ар-Рави́ превзошёл нашу речь несравненно лучше. Мне стыдно за свои более чем скромные познания в персидском, — чуть поклонился ему Всеслав. — Из каких мест, если не тайна, были те, кто учил тебя, о достопочтенный…

— Я вижу, что нахожусь в кругу друзей, среди мужей, убелённых сединами, облечённых властью и знаниями, редкими даже на моей Родине. Не будет ли обидой великому князю, если я предложу обращаться друг к другу по именам, сберегая время? — перебил, но как-то на удивление деликатно, перс. И протянул ладонь через стол, вставая со словами, — Абу!

— Всеслав, — поднялся ему навстречу Чародей и пожал протянутую сухую, узкую, но твёрдую, как дамасская сталь, руку. — Я за беседой едва не позабыл законы нашего гостеприимства, уважаемый Абу. Маланья!

На зов открылась бесшумно дверь, запуская «лебёдушек» с блюдами, кувшинами и мисками. Запахло банкетом.

Дорогой непростой гость ломаться не стал. С видом заинтересованного путешественника он отдал должное и мясу в нескольких вариантах исполнения, и рыбе, и птице, дикой и домашней. Особо выделив чёрную икорку, в этом времени не такую редкую и дико дорогую. Я вспомнил, что в финале моей прошлой жизни банка стоила примерно столько же, сколько моя пожилая «ласточка-семёрка».

Звездочёт красиво и многословно благодарил принимающую сторону за угощение, задавая вопросы, выдававшие личную заинтересованность. Любил дед и умел вкусно покушать. Утка же с яблоками и черносливом и вовсе вызвала у него гастрономический восторг. Не знаю, ничего необычного, вроде, кроме яблок, я в Маланьин рецепт не привнёс, но нашим тоже всем понравилось, не делали так раньше. На Востоке, помнится, уважали гусей с рисом или пшеничным зерном. Но яблочный аромат и кисловато-сладкий привкус явно пришлись посланнику по душе.

Не преминул он угоститься и всеславовкой, бросив предварительно привычный взгляд на ставни, что были закрытыми. Не знаю, что там думал про спиртное Ахура Мазда, но Аллах его, точно помню, не одобрял. От чего некоторые правоверные были вынуждены пить из чайников, в темноте или в закрытых помещениях. Меня это всегда удивляло. Кого ты пытаешься обмануть, считая дурачком, Всевышнего или себя самого́? И зачем?

А персидский маг отдал должное и огурчикам, подхватив один и захрустев им с видом полного счастья. Проделано всё это было так филигранно, будто он, как говорили когда-то давно в моём прошлом будущем, пить учился ещё при Сталине. Стоислав не подвёл — кто-то из многочисленной Буривоевой родни взялся поставлять ко княжьему столу разносолы именно того качества и вкуса, какими довелось угощаться на Арконе. Там и капусточка была дивная совершенно, в чём звездочёт тоже убедился лично, с видом полного благодушия и умиротворения.