— А как же ее переселить к вам? — Наташа вопросительно задрала бровки.
— Еще не знаю. Но придумаем.
Девушка вздохнула, устроилась у меня на плече. Прикрыла глаза.
— Если честно, — начала она после недолгого молчания, — у меня уже появились дурные мысли. От них душа болела.
— Какие?
— Что… что мы с тобой больше уже не увидимся…
— Почему?
Наташа вздохнула.
— Не хочу я быть геологом. Не по мне это. Да только если признаюсь папе, придется мне уезжать домой. К маме. Нужно поступать. Учиться.
— Нужно, — согласился я.
— Но тогда мы с тобой не сможем видеться…
Я промолчал.
— По правде сказать, я папе не признаюсь только из-за тебя, Саша.
— А кем бы ты хотела быть? — Спросил я.
— Ну… Ну у меня хорошие оценки были в школе. Пятерки по всем предметам. Я думала…
— Связать свою жизнь с медициной?
Наташа удивилась.
— Нет. А с чего ты взял?
— Просто к слову пришлось.
Девушка замолчала, задумалась.
— Я думала о какой-нибудь технической, инженерной специальности. Хотя… Хотя и химия с биологией мне всегда хорошо давались.
— Талантливый человек талантлив во всем, — заметил я с улыбкой.
— Медицина… — Наташа проговорила свои мысли вслух. Потом затихла.
Под орехом мы просто болтали. Разговаривали о том о сем. И не о чем. Шутили. А еще делились, как прошли наши дни в разлуке.
Наташа рассказала, что здесь, у Границы, ее прикрывает знакомая. Что отец считает, будто они пошли в короткий туристический поход, и сейчас Наташа фотографирует красоты Дастиджумского перевала.
— Хитро, — ухмыльнулся я.
— Мне кажется, папа начинает что-то подозревать, — озабоченно проговорила Наташа.
— Что? Что ты ходишь к пограничнику? — Я улыбнулся.
— Нет. Что… что я влюблена.
— Он же отец.
— И то верно.
Мы немножко помолчали.
— Наташ?
— М-м-м? Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала.
— Да, конечно, — девушка выпрямилась, поджав ножки, — я всегда рада тебе помочь. В чем дело?
Я достал из кармана несколько тетрадных листов и ручку. Глянул на Наташу.
— Нужно, чтобы ты написала для меня кое-какое письмо.
Глава 12
— Письмецо? — Удивилась Наташа, — кому?
— Ребятам с заставы — улыбнулся я, — это у нас с ними такая игра. Один другому загадывает.
— Игра?
— Да. Навроде шарад. Если разгадает, чего тут изображено, тогда он победил и следующую загадывает. А если нет…
— А если нет? — Заинтересовавшаяся Наташа приподняла брови.
— А если нет, с проигравшего пять килограммов юбилейного печенья.
Наташа рассмеялась.
— Так вот как вы на своей заставе развлекаетесь?
— А то.
— Ну и что? — Девушка хитровато улыбнулась мне, — уже кто-нибудь хоть раз выиграл?
— Нет пока что. Все разгадывают. Но с твоей помощью, — я тронул Наташину теплую щечку, — я собираюсь выиграть.
Девушка снова захихикала и взяла у меня ручку.
— Ну? Так что писать-то?
— Ну… Скорее рисовать. Сам-то я не мастак. Мой потолок — палка, палка, огуречик. Давай, я тебе буду говорить, а ты рисуй.
— Давай, — разулыбалась Наташа и вытащила из своей сумки томик Ильфа и Петрова, содержащий «Золотого теленка» и «Двенадцать стульев», положила его на колени, чтобы было где разместить лист бумаги. — Рассказывай!
— Чего-то сегодня в наряде ты был какой-то молчаливый, — сказал я Алиму, чистящему автомат на столе для чистки оружия, — ни словечка не проронил.
Алим накрутил на шомпол протирку, взял кусочек ветоши и стал старательно проталкивать его в маленькое ушко, чтобы приступить к чистке канала ствола.
Я встал рядом, устроил на столе и свой автомат, чтобы тоже заняться чисткой после наряда.
Вчерашний выходной кончился. Наташа играючи нарисовала на тетрадном листе все, что я просил. Пусть, получилось очень схематично, но знающий человек все поймет.
Конечно, я мог нарисовать и сам, однако подстраховался. Не хотел, чтобы мое послание было нарисовано рукой хоть кого-то с заставы. Исключением стал Алим. Но от него мне требовалась специфическая помощь.
Наряд был ночным, впятером мы ходили на правый фланг. Вернулись в половину четвертого утра.
Чтобы не толпиться у стола, мы с Алимом немного подождали, когда остальные ребята закончат со своими автоматами. Как только они вернули автоматы и вышли из оружейки, мы с Алимом взялись за свое оружие.
— Ты заметил, какая тишина нынче была на Границе? — Настороженно спросил Алим. — Ни звука неслышно. Будто вся природа вокруг замерла. Ни шороха. Даже Пяндж будто бы притих.
— На Границе часто тишина, — ответил я, — особенно на тех участках, что повыше.
— Нет, — убежденно сказал Алим, — это была другая. Мертвая. Какая-то нехорошая.
Я хмыкнул. В голову мне тотчас же пришла интересная мысль, как убедить Алима мне помочь. Быстро сообразив, я сказал суеверному Канджиеву.
— Ты знаешь, я что-то тоже беспокоюсь в последнее время.
— Почему?
— Дурной сон приснился. Веришь в вещие сны?
Алим помрачнел.
— Моей бабке раз приснилась мертвая коза. Спустя месяц она и сама умерла.
— Неужели ее коза так? Прямо насмерть? — Спросил я, приподняв бровь.
— Нет. Врачи с города сказали, что от инсульта. Но мертвая Коза — знак недобрый. Сразу понятно — жди беды.
— Согласен, — кивнул я.
Нахмурив брови, Алим спросил:
— А что тебе снилось-то?
Я глянул на Канджиева.
— Горящий Шамабад.
В глазах Алима вспыхнул настоящий страх. Он быстро-быстро заморгал.
— Приснилось, что враги его сожгли. Причем сон был очень красочный и подробный. Как наяву.
— Не к добру это, — сказал Алим, задумчиво насупившись.
— И я думаю, что не к добру. Думал даже Тарану рассказать…
— Расскажи, — кивнул Канджиев, — он мужик умный. Вдруг, что посоветует.
— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Он же коммунист. В такое не верит.
— Это он зря. А если нам правда грозит какая-то беда? Вон, как с моей бабушкой было. Коза — это тебе не шутки. А тут целый пожар. Да еще и на заставе.
— Думаешь, стоит как-то предупредить шефа? — Подыграл я Алиму, сделав совершенно серьезное лицо.
— Конечно, — убежденно покивал он.
— Да ты прав, — я изобразил задумчивость. — Но как? Если прям так рассказать — не поверит. Если послать анонимку, наши решат, что провокация.
— Тут надо хитро, — поджал губы Алим. — А с хитростью у меня, Саша, сам знаешь, не очень. Я привык, что б все прямо.
— Знаю. Но у меня есть одна идейка.
Алим наградил меня заинтересованным взглядом.
— Это какая же?
— Скажи, Алим, а ты на пушту писать умеешь?
— Немного, — признался он, а потом вдруг застеснялся, — и… и с ошибками.
— Нормально. Значит, смотри, что нам нужно сделать.
Я достал из кармана и развернул бумажку с Наташиным рисунком.
Следующим днем я с нарядом шел по левому флангу дозором. Участок был дальний, и путь пролегал аккурат через то самое место, где не так давно мы взяли афганцев с овцами. Там мне и предстояло осуществить следующую часть плана. Была только одна загвоздка. Нужно было все сделать тайно, чтобы остальные ребята из наряда не заметили моих действий.
А шло нас, привычным делом, пятеро. Я был старшим отряда и двигался первым. Остальные четверо следовали за мной. Четвертым был и замыкал группу Вася Уткин, которому доверили сегодня целый РПК.
В общем, это был отличный шанс передать мое послание. Надо сделать все правильно.
Минут через десять мы достигли того самого места, где задержали «пастухов». Я замер. Наряд выстроился за моей спиной.
— Саша? Чего такое? — Проговорил Дима Синицын.
— Всем тихо.
Пограничники как по команде стянулись ко мне, замерли, ожидая приказа. Стали прислушиваться, внимательно смотреть по сторонам.
