Шамабад должен гореть! (СИ) - Март Артём

— Шум, вон в тех зарослях, — притворно насторожился я и указал вперед, в большие кусты, растущие у пограничной тропы. — Дима, проверь. Остальным — осмотреть КСП, там и там.

Пограничники разбрелись, куда я приказал. Уткин с парнем по имени Миша Солодов, отправились чуть-чуть назад, стали смотреть КСП. Синицын пошел в кусты, а Сагдиев стал осматривать контрольно-следовую прямо напротив них.

Глянув, как все остальные исполняют мой приказ и внимательно осматривают участок, я присел. Сделал вид, что тоже всматриваюсь в контрольно-следовую полосу. Сам же тихонько достал свернутую бумажку. Положил ее на КСП и прикопал так, чтобы она казалась спрятанной, но в то же время ее возможно было отыскать, если внимательно смотреть на полосу. Так, оставив уголок бумажки торчать наружу, я припорошил свой тайник сухой землей и встал.

— Ну что? — Спросил я у погранцов.

— У нас чисто. Вроде ничего такого, — ответил мне Миша Солодов.

— Я тут тоже ничего не нашел, — отозвался Канджиев.

Через мгновение после того, как пограничники вернулись ко мне, раздался неприятный визг и шипение. Потом, шурша кустами, на тропу выбрался Дима Синицын. Все уставились на него с удивлением.

— Во дает, — рассмеялся Вася Уткин.

Все потому, что Дима нес за шкирку извивающегося и скалящего зубы енота. Зверек пищал и шипел, пытался выкрутиться, чтобы достать руку пограничника острыми когтями.

— Вот он, сукин сын, — ухмыляясь сказал Дима, — он нас переполошил!

Я тоже хмыкнул.

Признаться, на самом деле я не слышал никакого звука. Просто вид сделал, чтобы был повод чем-то занять парней. А енот оказался тут совершенно случайно. Вот и получилось спихнуть мою маленькую шалость на зверюшку.

Все потопали к Синицыну.

— А как ты его поймал? — спросил Вася Уткин.

Дима, сторонясь енотовых когтей, рассмеялся.

— А ты что, никогда енотов не ловил?

— Нет, — озадаченно покачал головой Вася.

— А мы ловили! Прошлой весной меня Мартынов научил, как это делается. Видишь енота, подкрадываешься поближе, а потом кидь в него шапкой! Если попал — он твой!

— Как это? — Удивленно разулыбался Миша Солодов.

— А так. Эта животина, — Дима с гордостью уставился на енота, — очень хитрая. Если что, так сразу мертвой притворяется. Вроде как, он дохлятина. А они же еще и воняют! Вон, Миша, понюхай, как он воняет!

С этими словами Синицын поднес вырывающегося енота ближе к Солодову.

— Нет, спасибо, — поморщился Миша.

— Ну и ладно. В общем, мы таких енотов, если постараться, могли штук по пять, по шесть за раз поймать. Да только летом они жирные, мясистые. А этот какой-то тощий.

— И что вы с ними делали? — Спросил Вася.

— Ой, че только с ними мы не делали: и варежки, и шапки из них шить можно. Были у нас умельцы когда-то. Служил с нами один калмык, Базыром Гаджуровым его зовут. Дембельнулся он. Так тот даже как-то енота сожрал. В одну калитку. Мы тогда в рабочей группе были. Два дня на речке сидели. Ну он костер развел и…

— Ну ладно, — улыбнулся я, — отпусти ты животное, Дима.

— А че? Не нужен? — Удивился Синицын.

— А ты из него умеешь варежки шить? — Спросил я с шутливым упреком.

— Нет, я не умею, — грустно признался Дима.

— Ну тогда отпусти.

Дима почему-то даже расстроился. Сказал:

— Ну тогда разойдитесь подальше. Еноты, они злобливые, что твой черт.

Мы чуть-чуть посторонились, и Димка запульнул енота обратно в кусты. Потом зачем-то приблизился, чтобы посмотреть, куда он упал.

В следующее мгновение, енот со страшным визгом и шипением выскочил из кустов, кинулся на Синицына. Погранец взвизгнул, когда зверек быстро вскарабкался по голенищу и укусил его сапог.

— Уйди! Уйди, зараза мохнатая! — Визжал Дима очень чистым тенором, — уйди-и-и-и!

Погранцы грянули дружным смехом. Дима с трудом отодрал зверя и снова кинул в кусты. Тот тут же выскочил обратно, и Синицын отпрянул от него как ошпаренный.

— Брысь! Брысь! — Опомнившись, крикнул он.

Енот оскалился, низко заурчал и уставился на пограничника настоящим волчьим взглядом. Потом сделал хвост трубой и медленно попятился к кустам. Затем быстро юркнул в заросли и зашуршал где-то внутри них.

— От зверюга, — сказал Синицын, с досадой осматривая свой яловый сапог, — голенище мне попортил! Гляньте! У меня тут вмятины от его зубов остались!

— Еще чуть-чуть, и он бы сам из тебя шапку сделал, — хмыкнул я.

Погранцы рассмеялись.

— Из меня бы вышла плохая шапка. Холодная, — растерянно улыбнулся Дима.

Пограничники развеселились и, обсуждая всю эту забавную ситуацию, хотели было уже двинуть дальше.

Хотя я рассчитывал, что кто-то из парней найдет бумажку, у меня даже появилась мысль «отыскать» ее самому. Однако выручил Вася Уткин.

— О, а че это там? — Удивился он, зачем-то обернувшись.

— Где? — Спросил Миша Солодов.

— Вон там, на КСП.

— Мусор какой-то? — Предположил Сагдиев, глядя на уголок бумажки, которую трепал легкий ветерок.

— Надо проверить, — сказал я строго.

Вася кивнул и потопал к ней. Потом достал, отряхнул от земли и развернул. Мы все приблизились к Уткину. Любопытные погранцы стали заглядывать ему через плечо.

— Какая-то схема рукописная, — задумавшись, сказал Дима Синицын.

— И что-то по-нерусски, — добавил Вася, — какие-то пометки. Какие-то цифры…

— Даты… Время… — дошло до Синицына.

— Это ж наш участок, — с осознанием проговорил Сагдиев, — участок нашей заставы!

Глава 13

— Не кажется ли вам, что это слишком подозрительно? — Проговорил замполит Пуганьков, всматриваясь в мою бумажку.

— Кажется в высшей степени, — ответил задумчивый Таран.

После того как Вася Уткин отыскал записку, мы доложили о ней на заставу. Дежурный по связи и сигнализации связался с шефом, и тот велел оберегать бумажку как зеницу ока и, окончив дозор, немедленно доставить ее на заставу для изучения.

Большинство погранцов из моего наряда практически единогласно сошлись во мнении, что это какой-то секретный план духов, что обронил один из «пастухов» несколько дней назад. А может быть, и не обронил, а спрятал целенаправленно, чтобы пограничники до него не добрались.

В сущности, мой план пока что работал как надо. Но одно дело — пограничники, простые молодые парни с простыми мыслями. Другое дело — офицеры, которые могут подойти к написанному достаточно критически.

Вероятность эта была невысока, и принцип «пускай начальство разбирается», должен был сработать и тут. Однако определенный риск был. Ну ничего не поделать. Без риска нет победы.

Главное, чтобы бумага дошла до разведотдела. А там разведчики уже все проверят как надо. И обязательно наткнуться на зацепки, что приведут их к правильным выводам.

Когда я передал бумагу Тарану, он вызвал к себе Черепанова и Пуганькова. Это показалось мне странным. Зачем ему какое-то совещание, если все и так очевидно?

Не прошло и десяти минут, как дежурного по заставе послали за Канджиевым, чтобы тот перевел им написанное.

Я понимал, что Алим не подведет меня. Он знал о нашей задумке и свято верил в правильность того, что мы делаем.

Еще через десяток минут дежурный пришел и за мной. Видимо, у Тарана были какие-то вопросы.

Пуганьков критически осматривал грязноватый и помятый листок. Он стоял у стола Тарана, сложив левую руку на груди и подперев ею правую.

— Товарищ старший лейтенант, — отрапортовал я, когда вошел в канцелярию, — младший сержант Селихов по вашему приказанию прибыл.

— Прошу садитесь, Селихов. Возьмите себе стул.

Я взял один из двух стульев, что стоял у стенки. Другой уже занял мрачный как туча Черепанов.

Поставив стул на середине комнаты, я сел.

— У нас к вам несколько вопросов, относительно найденной вами бумаги, — проговорил Таран, внимательно глядя на меня. — Ну, вернее, даже не у нас, а у товарища лейтенанта. Прошу вас.