Мечников. Битва умов (СИ) - Алмазов Игорь

— Лимфатические узлы — это место, где происходит созревание лейкоцитов, — ответил я.

Проклятье… Так ведь он даже не знает, что такое клетки!

— В общем, эти органы отвечают за иммунитет человека. За его способность бороться с простудами, пневмониями, циститами и прочими заболеваниями, вызванными вирусами или бактериями, — максимально просто постарался объяснить я.

Можно было углубиться ещё сильнее, но тогда у главного лекаря в голове возникнет каша. А ведь он даже не догадывается, что у нас в организме гораздо больше сосудов, чем думают местные лекари. Артерии и вены знают все. Но про лимфатические сосуды пока что никто ничего не выяснил. А это — очень важные каналы. В норме они транспортируют лимфу и иммунные клетки.

А в случае, если у человека возникает онкология, по этим сосудам «путешествуют» кусочки опухоли. Так и происходят первые этапы метастазирования.

— Всё, — выдохнул я. — Часть желудка убрали, лимфатические сосуды удалили.

— Можем завершать? — с надеждой спросил Разумовский.

— Не совсем. Мы не можем быть уверены, что опухоль не дала отдалённых метастазов, — ответил я.

Плюс ко всему, я не удалил весь желудок, так что в оставшихся тканях запросто могли сохраниться злокачественные клетки.

— Сейчас я проверну трюк, который уже делал с братом господина Кораблёва, — сказал я, затем снял одну перчатку и коснулся опухоли, что лежала на нашем хирургическом столе.

Заставил магию опознать эти клетки. А затем дал команду обратному витку уничтожить в организме дяди всё, что сходится с этой опухолью.

И почувствовал, как моя мана сильно сократилась.

Ага! Не зря я это сделал. Видимо, метастазы всё-таки уже успели попасть в кровоток. Но теперь дяде больше ничего не грозит. Я сделал всё, что мог. Ему остаётся только восстанавливаться.

Сшивать разрезанный желудок, благо, не пришлось. Достаточно было подтянуть его концы друг к другу и «спаять» их лекарской магией. Да и все остальные повреждения, нанесённые организму в процессе операции, мы с Разумовским убрали за счёт своих сил. В том числе и операционную рану.

После этого мы перенесли Олега Мечникова в одну из палат и прошли в кабинет главного лекаря, чтобы подвести итоги.

— Милостивый Грифон… — массируя себе виски, произнёс Разумовский. — Я думал, что не переживу эту операцию. Мне как-то мой учитель предлагал стать патологоанатомом. Не стану юлить, Алексей Александрович, мне в морге сразу же стало плохо. Как только он начал вскрывать тело, я сразу же потерял сознание. Понимаю, хвалиться тут нечем, но факт остаётся фактом.

— Однако сегодня вы очень хорошо держались, — подметил я. — А наблюдать за тем, как режут живого человека, гораздо страшнее, чем присутствовать при вскрытии мёртвого.

Хотя многие со мной поспорят. Когда я учился в медицинском университете, трупы меня совсем не пугали. Анатомичка, препарирование, вскрытия — всё это мелочи. Но на операциях в те времена мне и самому порой было не по себе. Труп-то ничего не чувствует. Но когда понимаешь, что на столе лежит живой человек и его жизнь зависит от мастерства хирурга и его скальпеля… Это заставляет многое переосмыслить. Чтобы быть хирургом, нужно иметь стальные нервы. Не каждый на это способен.

Я, если честно, никогда не думал, что буду оперировать людей. Но в этом мире всё перевернулось с ног на голову. Приходится на ходу обучаться тому, что я никогда не делал.

— Алексей Александрович, не хочу наглеть, но всё же попрошу вас хотя бы час понаблюдать за отделением вместо меня, — произнёс Разумовский. — Мне надо собраться с мыслями. Отдохнуть и прийти в себя. Не думал, что это окажется таким трудным мероприятием.

— Без проблем, отдыхайте, Александр Иванович, — кивнул я.

А я заодно оставшиеся часы отработаю. Время у меня ещё есть.

С пациентами этим вечером ничего экстренного больше не происходило. Казалось, что всё отделение замерло вместе с главным лекарем. Оно и к лучшему. Не всегда же дежурить в самый разгар, когда пациенты готовы разорвать лекаря, нуждаясь в его внимании.

Разумовский задремал, поэтому я решил подежурить чуть дольше. Уселся в своём кабинете и принялся обдумывать план обследования Павла Романова. Камера Горяева у меня теперь есть. Я могу изучить его кровь.

Но… Как кровь-то достать? Не могу же я разбить стекло, достать его голову и извлечь материалы из его ярёмной вены, которая проходит через единственный сохранившийся участок шеи.

Чтобы извлечь кровь, придётся найти ту часть колбы, которая заменяет Павлу Петровичу сердце. Вот оттуда и возьму себе образец.

Вскоре Разумовский проснулся, а я направился в свою служебную квартиру, где меня уже ждал Доброхот. Домовой лопал пирожки, которые я оставил ему сегодняшним утром, и запивал их свежим молоком, купленным у местных скотоводов.

Выглядела эта картина очень чудно, поскольку Доброхот, получив повышение, переоделся в официальный костюм, но вёл себя при этом как обычный простецкий мужичок. Крошил на себя тесто, пачкал бороду и воротник молоком. В общем, совершенно не походил на аристократа, под образ которого он с недавних пор решил косить.

— О! Хозяин! Как раз вовремя! — с трудом прожевав пирожок, прокричал домовой. — У меня для вас новости.

— Хорошие или плохие? — спросил я.

— Для вас плохие. Для меня хорошие, — уклончиво ответил он.

Отличное начало. Надеюсь, он нигде не набедокурил. Ведь пару недель назад главный домовой Лихой сделал Доброхота «хозяином» нашего этажа. Теперь у него гораздо больше власти, чем было. А значит, и ошибок он может допустить куда больше, чем прежде.

— Ну, рассказывай, — присев рядом с домовым, произнёс я. — Уже предвкушаю масштаб катастрофы.

— Да никакой катастрофы нет! — отмахнулся он. — Просто хозяин первого этажа хочет уйти от Лихого. И обещает, что передаст мне свой этаж. Таким образом я получу под свой контроль половину здания.

— Это, как я понимаю, хорошая новость, — заключил я. — Только в толк не возьму, как домовой может уйти от Лихого? Вы же вроде заключаете сделку навсегда?

— С разрешения Лихого можно покинуть службу, — ответил Доброхот. — Вот только энто… Этот домовой сказал, что отдаст мне свой этаж только в том случае, если я попрошу своего хозяина, то бишь тебя, помочь ему со здоровьицем. Зараза какая-то к нему прилипла. Это и есть плохая новость. Я нашёл тебе работу.

Доброхот ехидно улыбнулся.

Что ж, не такая уж эта новость и плохая. Я рад, что Доброхот ищет способы пробиваться наверх. А оказать помощь одному домовому — сущий пустяк.

— Скажи своему другу, чтобы пришёл ко мне завтра вечером, — произнёс я. — Сделаем всё в лучшем виде. Кстати, Доброхот, а ты так и не отказался от своей затеи? До сих пор хочешь свергнуть Лихого?

— А с какой стати я должен передумать? Не нравится он мне. Никому не нравится. Держит всех в страхе, налоги задирает, — принялся перечислять недостатки своего начальника Доброхот.

Налоги? Вот уж не думал, что у домовых такая продуманная система.

— Кроме того, ты ведь собираешься переезжать в новый дом, верно? — произнёс он.

— Особняк ещё даже строиться не начал. Рано пока что об этом говорить, — ответил я.

— Всё равно! Вот выстроишь ты свой особняк, и что дальше? Возьмёшь себе другого домового? Меня-то Лихой не отпустит. Я ему ещё пятьдесят лет не отслужил. А если я стану главным, то смогу в любой момент отсюда уйти. Или вообще займу сразу несколько домов!

— Смотри не разорвись, — усмехнулся я.

Аппетиты у Доброхота под стать хозяину. Я тоже пытаюсь успеть всё и сразу.

На следующее утро я первым делом рванул на свой завод, поскольку там намечалось много дел. Синицын пообещал найти мне новых сотрудников, и как раз сегодня они должны были прибыть на собеседование. Кроме того, мы с графом Давыдовым договорились, что в этот день начнётся обустройство ткацкого цеха.

А мне ещё в основном нужно расставить и настроить привезённое оборудование, с которым будут работать мои сотрудники. В общем, дел невпроворот.