Товарищ мэр (СИ) - Муха Руслан

— И у меня такие подозрения есть.

Глава 10

Гена какое-то время молчал, а после продолжил:

— Честно говоря, странная смерть. Мишка особо не бухал. Мог, конечно, выпить, но так, чтобы в сопли, я такого не припомню. Да и мужик он был крепкий, его ещё постарайся перепить. А тут вдруг… просто нажрался, даже без повода… — Гена тяжело вздохнул, потер виски. — Но тут ведь и прикопаться-то не к чему. Анализы и вскрытие всё подтвердили. И Корнилыч сказал: смерть естественная, копать нечего.

— Есть догадки, кому бы могло быть выгодно его убрать?

— Да кто угодно, — пожал он плечами. — Врагов у твоего бати было немало. И в политике, и в бизнесе, и просто обиженных. — А подумав, Гена предположил: — Ну, может, ты и правда что-то стоящее нарыл. Передам Корнилычу, короче. Назначу встречу. Пусть приедут пальцы с пистолета снимут, да так с ним побеседуешь за эти восьмидесятые.

Мы довольно долго ехали молча. Из динамиков заиграла странная песня. Парень вроде и по-русски пел, но слова так коверкал, то ли гавкал, то ли заикался, что ни черта не разобрать. Тем временем мы свернули на центральную городскую дорогу и приближались к главной улице.

— А ты куда-то конкретно хочешь поехать? Ресторан там? Киношка? Или опять в клубешник намылился? — Гена взглянул на часы. — Хотя, в клубешник еще рано.

— Нет, я не развлекаться, — мотнул я головой. — Я хочу просто осмотреться. На людей посмотреть, послушать, что говорят. Где у нас тут народу побольше? Может, рынок или универмаг?

— Универмаг? — загоготал Гена. — Да вон же гипермаркет. Хочешь, давай туда. Только неясно, что ты там забыл? Тебе Аркашка вроде сегодня всё привёз.

Я решил не отвечать, молча свернул в сторону огромной парковки и направил машину к большому зданию с красной вывеской «Магнит».

Гена покосился на меня, но вопросов больше не задавал. Только шумно выдохнул и откинулся на сиденье, скрестив руки на груди.

Припарковавшись, я заглушил двигатель. Прохожие удивлённо таращились на «Волгу», оглядывались. Один мужик даже остановился, достал телефон и, по всей видимости, начал делать снимок.

— Да уж, очень неприметно получилось, — протянул я.

— Ну, дык, — усмехнулся Гена. — Я предупреждал.

Мы вылезли из машины. У «Волги» уже скапливалось всё больше народу. Какие-то молоденькие девчонки пристроились у капота и вовсю фотографировались, корча забавные рожицы. Одна из них, заметив наш взгляд, смущённо прикрыла лицо рукой, но тут же снова рассмеялась и продолжила позировать.

— Может, ты машину останешься сторожить, а не меня? — усмехнулся я, кивнув Гене в сторону стоянки.

— Да пускай глазеют, — снисходительно протянул он.

Мы тем временем приблизились к большим стеклянным дверям. Они разъехались в стороны, словно по волшебству, впуская нас в ярко освещённое пространство.

Холодный воздух пахнул на нас прямо со входа. Сначала я увидел стойки с продавцами, очереди людей с маленькими корзинами в руках и большими тележками, заваленными покупками. Продавщицы тыкали в покупки какими-то пищащими приборами и скидывали их на край прилавка, где покупатели уже складывали всё в пакеты.

Но ещё тут были какие-то стойки с телевизорами, где покупатели сами тыкали свои покупки в квадратные окошки, а затем складывали в пакеты. Эта приспособа меня особенно заинтересовала.

Если бы мне довелось попасть сюда в первую очередь, а не узнать заранее о торжестве капитализма, я бы решил, что мы всё же достигли коммунизма, и всё это изобилие продуктов — для народа и бесплатно. Даже грустно как-то стало от этой мысли.

Мы пошли дальше, туда, где высились стеллажи, до потолка заваленные товарами. Да, универсамы и в моё время были, но это… это было их невероятное, мутировавшее потомство. Тысячи упаковок, банок, коробок мерцали ярким глянцем похлеще новогодних игрушек на ёлке. И всё это лежало просто так, народ брал и нёс к прилавкам.

— Неужели не воруют? — не удержался я. В наших-то универсамах за таким изобилием нужен был бы глаз да глаз.

— Да воруют, конечно, — усмехнулся Гена. — Но большинство конечно, боятся. Тут же камеры везде, охрана и все дела. Так это? Ты здесь что именно собрался смотреть?

Я не ответил, а направился вглубь магазина, попутно изучая содержимое бесконечных стеллажей.

Я шёл между рядов, рассеянно скользя взглядом по ценникам и разноцветным упаковкам. Мозг упорно не хотел принимать реальность: всё это изобилие, блеск пластика и фольги, аккуратные ряды товаров казались декорацией к какому-то фантастическому фильму.

Гена шагал рядом, засунув руки в карманы, то и дело поглядывая по сторонам.

— Чего ищешь-то? — снова спросил он, заметив, что я то и дело останавливаюсь.

— Мне вот что непонятно, — задумчиво протянул я. — Вот молоко и вот молоко. Здесь литр и здесь литр. Это в пластиковой бутылке, и это тоже. Только это стоит девяносто рублей, а это — сто тридцать. В чём разница?

— Ну дык, производитель же разный, — развёл руками Гена.

— И что, у другого производителя какие-то особенные коровы?

— Да какие там коровы, Женек? Ни здесь, ни здесь настоящего молока нет. Просто у одних бренд больше раскручен, а в дешёвое, поди, воды больше налили.

Я поставил обе упаковки на полку, разглядывая этикетки. Шрифты, названия, обещания «натуральности» и «свежести» — всё это выглядело как игра в поддавки с покупателем.

— То есть человек платит не за продукт, а за название? — подытожил я.

— А ты как думал? — хмыкнул Гена. — Это рынок. Кто громче крикнет, что у него лучше, тот и продаст.

Я покачал головой:

— Но ведь кто-то же должен делать по-настоящему хорошее молоко? Без воды, без добавок…

— Разумеется. Фермерские продукты никто не отменял. Там тоже иногда халтурят, но по крайней мере можно быть уверенным, что натуральный продукт. И ты бы не заморачивался, Аркаша тебе такую дрянь не покупает, это всё вон, для людей.

Как-то уж слишком буднично и цинично прозвучало это из его уст. Вот она грань, разделяющая бедных и богатых. И даже не сам факт денег, а это пренебрежительное отношение к простому народу.

— Они, значит, просто люди, а мы кто тогда, получается? — нехорошо взглянул я на Гену. — Сраные небожители?

Гена замер, явно не ожидая такого тона. Его расслабленная поза сменилась едва уловимой напряжённостью. Он потёр подбородок, поправил маску, словно подбирая слова, потом медленно произнёс:

— Женек, ты чего? Никто тут небожителями себя не мнит. Просто… ну, такова жизнь, так всё устроено. Ничего не поделать.

Я решил промолчать. Уж слишком большой разрыв между нашими ценностями, принципами и мировосприятием. Он — продукт своей эпохи. И как бы всё это меня ни возмущало, другой реальности у этого будущего для меня нет. Значит, придется привыкать.

Мы вышли в просторный зал с холодильными витринами. За стеклом мерцали мясные деликатесы, сыры разных видов и с разными дырками, морепродукты, выложенные на лед как драгоценности. Молодая пара долго стояла перед витриной с красной рыбой, шепталась, но в итоге ушла с одной упаковкой куриного филе.

— Видишь? — Гена явно решил, что разговор не окончен. — Не все могут. Но хотят. И это нормально. Хотеть не вредно, вредно, как говорится, не хотеть.

Он гоготнул, я же решил не отвечать.

Взгляд наткнулся на бабульку, согнувшуюся над нижней полкой и подслеповато изучавшую что-то на ценниках. Она пыталась сравнить две одинаковые пачки гречки, но с разной ценой, видимо, тоже не понимая, в чём разница.

Я подошёл ближе. Бабушка вздрогнула, заметив, что я стою позади, удивлённо взглянула на меня через толстые линзы очков и прижала кошелёк к груди.

— Помочь вам? — спросил я, приседая рядом. — Не разобраться, какая крупа лучше?

Она кивнула, показывая пальцем с распухшими суставами на одну из упаковок: