Князь Серебряный (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Нет. Не каппелевцы. Гораздо хуже. А форма на тех какая красивая бело-чёрная была.

А ведь и некаппелевцы молодцы. Там сразу пару десятков всадников грохнулось, окончательно проход из ворот перегородив. Эх, сейчас бы подзорную трубу. Ничего не видно. Юрию Васильевичу казалось, что бой идёт уже часа два, и солнце склоняясь к югу должно осветить проём ворот. Он повернулся, ища светило за спиной. И… увидел его на том самом месте, что и в начале боя. Солнце было на востоке и лишь чуть оторвалось от горизонта.

Ратники вернулись довольные и, надо отдать им должное, сразу принялись свои ручницы заряжать, а не опять обниматься. Боровой хотел это остановить. Больше никто из ворот не выезжал, либо желающие кончились, либо само желание, получить несколько граммов свинца в свою тушку, у татаровей пропало. Разбилось о нестройные ряды его ратников.

У русских бояр и прочих князей ходить пешком невместно. Они и в нужник пять метров на коне проехать должны, чтобы чести не уронить. Но в этот раз не выйдет. Приплыли на лодках и нет ни у кого коней, даже у воевод. Князь Василий Семёнович Серебряный вперевалочку, вразвалочку подошёл от группы воевод и стал чего-то втирать князю Репнину Петру Ивановичу, постоянно оглядываясь на князя Углицкого. Потом и к нему немного бочком эдак пробрался.

Юрий Васильевич кивнул брату Михаилу, мол, приготовься записывать.

«Хорошо у тебя получилось, Юрий Васильевич. Токмо, решили мы, что сил у нас недостаточно для боя в городе. Их там тысячи. Стрелы с крыш пущать будут. Положим воев, а до дворца не дойдём. Не будем мы город штурмовать. Переговорщиков пошлём».

Боровой записку прочитал. Сейчас, имея мягкий карандаш, и сноровку уже приобретя, монах, почти не задерживаясь, выдавал листок со словами собеседника. Прочитал Юрий Васильевич и затылок поскрёб. Резон в словах воеводы был. Прозевали отличный момент, когда всей ратью нужно было в город ломиться. Была паника и неразбериха. Могли до дворца, добраться. А теперь и в самом деле можно людей всех погубить и ничего не добиться.

— Вы тут главные. Я посмотреть прибыл, как новое оружие себя ведёт. Всё что мне нужно, я увидел. Могу и назад отправляться. Только, Василий Семёнович, нельзя нам отсюда уходить, пока пермский отряд не придёт. А то они одни останутся против обозлённых татар. Тяните переговоры. Угрожайте, что я опять… Что вы опять будете гранатами разрывными город обстреливать. А ещё скажите, что у вас есть гранаты, которые горят таким пламенем, которое погасить невозможно. С греческим огнём внутри. Если они на ваши условия не согласятся, то вы откроете огонь из этих зажигательных гранат.

Глаза князя Серебряного стали по талеру. Ну, нет ещё рублей.

«А есть у тебя такие гранаты, Юрий Васильевич? Немцы с Пушкарского двора придумали»?

— Нет. Но вы уверенного говорите. Мол, не верите? сейчас снова на лодках выйдем, подойдём к ханскому дворцу и закидаем греческим огнём его, тогда и проверите, есть у нас эти гранаты али нет. Главное — глаза не отводите и перекреститесь, что есть. Бог простит. А ты знаешь, Василий Семёнович, что клятва, данная мусульманином неверному, ничего не стоит. Её можно спокойно нарушить. Аллах за это его не покарает. Неверному можно лгать. Так и у нас. Врагов обманывать не грех, а богоугодное дело. Тем самым своих людей сохраним.

«Хитро. Скажу князю Семёну Ивановичу Телятевскому»! — довольный князь Серебряный пошёл к свои, к генералам — воеводам.

Событие тридцать восьмое

Юрий Васильевич постоял и хотел было тоже вслед за князем Василием Семёновичем двинуться к воеводам, тоже дескать господа — товарищи хочу в переговорах важных для отечества нашего поучаствовать. На хана глянуть.

А вот говорить, что знает он сам немного про хана этого и его будущее, воеводам не будет. А на Сафа-Герая действительно хотел глянуть Боровой. Всё же исторический персонаж. Три раза будет этот престол занимать. Рекорд, который только Шах-Али повторит. Опять же знаменитая Сююмбике — три мужа у тётки будет и все три — ханы Казани. Переходящее красное знамя. И чего-то там с её сыном, который после выпадения Сафа-Герая из окна станет ханом в возрасте… Ну, маленький совсем. Потом окрестят его на Руси и будет при Грозном обретаться. Кажется, молодым погибнет на Ливонской войне. Хотя это и не точно. Не помнил Боровой всех царевичей, что к Грозному перейдут по наследству со взятием Казани. Там их три, кажется, будет. И всех окрестят в православие.

Ну, словом, хотелось взглянуть на этих людей воочию, а то по книгам изучал. Но вспомнил, что глухой, что он тут вообще инкогнито и передумал. В следующем походе всех их увидит. Слуха не приобретёт, но будет уже вполне совершеннолетний. Не пошёл.

Воеводы тоже не пошли. Боятся? Или не по чину. Послали Ляпунова с мурзой Мустафой-Али и Ахмедом. Вот интересно, а чего бы они делали, не прихвати Боровой этих знатоков татарского языка. Ну, нашли бы, конечно. Но сам факт примечателен, он стреляет, он переговорщиков выделяет, а командиры — они.

— Тимофей Михайлович, ты ни о чём не говори с ними, — после инструктажа от воевод сам решил пятачок бросить Юрий Васильевич, — просто требуй переговорщика, воеводу главного или мурзу. И пусть они с нашими воеводами беседы ведут. Если что пойдёт не так, на тебя и на меня Дума Боярская всех собак спустит. Пусть кого послали, тот и переговаривается.

Кивнул Ляпунов, поправил шелом трофейный — ерихонку и двинулся к воротам. За ним двое татар. И никаких белых знамён. Они не сдаваться идут, а требовать выход — дань.

Татары и без флага белого поняли, что переговорщики к ним идут. Вообще, возможно ни у русских, ни у татар пока нет обычая с белым флагом переговоры вести. Это китайская традиция, а в Европе она появится незадолго до первой мировой, в 1907 году Вторая Гаагская конвенция официально ввела белый флаг для использования в качестве символа прекращения боевых действий. Возможно раньше и пользовались, но упоминаний об этом историк Боровой не помнил. Нельзя же фильмы и книги художественные за источник исторических знаний считать.

Далеко. Ничего не слышно, чего там Ахмет с мурзой кричат. Шутка. Всё одно — глухой. Ну, ближе бы кричали, всё равно бы не услышал. Брат Михаил, стоящий у лодки рядом с Юрием Васильевичем, пытается разобрать, но видимо и у него не очень получается. Плечами пожимает. Минут через десять послы вернулись.

Не к своим. Вернулись к биваку эдакому, что для себя приказали воеводы разбить. Шатёр уже вои поставили и костерок запалили. Сбитень варят для начальства. Тем же самым и всё воинство Юрия Васильевича занимается. Обустраивают берег, ту часть в которую из шестнадцать лодей ткнулось. И костерки тоже запалили. Сбегали, кто помоложе к посадам казанским и дерева куски недогоревшие притараканили, все в саже и золе извозившись. Егорка первый это спроворил и у них уже вода почти закипает в котелке.

Воду брали из Казанки… Нда. А там вон труп татарский на берегу лежит недалеча и пятками босыми в воде. Нда. Ну, а чего хотел? Артезианскую?

— Кипятите как следует и горсть серебряных монет ещё бросьте.

Вода уже кипела вовсю, и брат Михаил даже бросил туда листья Иван-чая с добавками смородинного листа и мяты, когда переговорщики, очевидно, утолив любопытство воевод, добрались до своих.

— Рассказывай, Тимофей Михайлович, до чего договорились.

Монах выслушал короткий рассказ сотника и написал.

«Они сказали, что у нас в плену находится олуг карачибек правительства хана Сафа-Гирея Булат Ширин. Они требуют его отпустить. Он переговорит с ханом и карачибеками и потом даст ответ на все требования неверных».

Ну, понятно, что ничего не понятно. Боровой напряг память. Булат Ширин? Что-то знакомое. Там восстание будет в Казани через несколько месяцев. И Сафа-Герая или Гирея выгонят из города. Победит прорусская партия. Не глава ли её Булат Ширин?

— Пошли быстрее, Тимофей Михайлович к воеводам. И Ахмеда прихвати с мурзой. Есть у меня замечательная мысль. Поспеши. А то эти князья набольшие всё испортят.